Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник)

Из оцепенения хозяина постоялого двора вывел сильный удар в спину. Штык не удержался на ногах и упал на колени. Обернулся.

Третий лизун, еще одетый в камуфляж, возвышался над ним:

– Надо стучаться. Плохо не стучаться. – Неловким движением он стянул респиратор и панорамную маску. – Здравствуй, вкусный ужин. Кипяток бесплатно.

* * *

Штык, оглядываясь, подошел к Оксанке.

– Как дела? – спросил он.

Девушка пожала плечами:

– Все тихо. Скоро смена заканчивается.

– Вот что, – начал Штык, стараясь не смотреть ей в глаза, – в семнадцатый номер новые постояльцы заселились, надо бы им жрачку отнести. Прямо сейчас.

– Хорошо, – кивнула девушка, – сделаем.

– Вот и отлично, – натужно улыбнулся Штык, – а я тебе помогу. Еды заказали гору – наверное, долго были в пути.

Когда Штык зашел в палатку, все уже закончилось. Оксанкины вещи были разбросаны по полу, лизуны сыто урчали.

– «Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу», – натужно просипел один из них и похлопал отростком Штыка по щеке. На лице хозяина гостиницы осталась противная клейкая слизь, но он не рискнул ее вытереть – вдруг это взбесит лизунов? И как только эти твари научились принимать облик людей и даже имитировать человеческий голос?

– Завтра ждать новый ужин. Приводить ужин – оставаться жить. Ты понял?

– Я понял, – одними губами прошептал Штык.

– На выход, – приказал лизун, который был в этой троице главным.

* * *

…Он рискнул зайти в палатку лишь минут через двадцать. Лизуны уже почти закончили свою трапезу и теперь колыхались на гранитном полу, втягивая остатки вечернего гостя. Возле стола лежали вещи, которые лизуны вытряхнули из карманов очередной жертвы. С десяток автоматных патронов россыпью, два полных рожка, самодельный портсигар с сигаретами, нож, фонарик, огрызок простого карандаша, апрельский номер «Вестника Коммунистической партии Метро» с передовицей «Товарищ Москвин призывает не поддаваться на провокации» и моток веревки. И старенький «калаш».

Один из лизунов сытно рыгнул и отполз к кровати в дальний угол палатки.

– «Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу», – снова хрип главного лизуна, снова противное похлопывание по щеке. – Завтра приводить ужин – оставаться жить. На выход.

Штык натянуто улыбнулся и вышел.

Уже месяц как он поставлял этим постояльцам ужин. В основном – одиноких путников, что транзитом следовали через Белорусскую. Пропали – и ладно. Кто их будет искать? С Оксанкой тоже все гладко прошло. Вещички из ее палатки он забрал, а всем сказал, что нашла девка себе хахаля, уволилась и укатила с ним на Крестьянскую Заставу.

Штык добрел до столовой, взял миску с кашей, уселся в дальнем углу.

– «Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу», – пропел кто-то у него над головой и хлопнул по плечу.

Хозяин постоялого двора от неожиданности вздрогнул и выронил ложку. Поднял голову. Перед ним с глуповатой ухмылкой на пьяной лоснящейся роже стоял Гонза. В руках две кружки с брагой.

– Штык, ты чего такой нервный? У тебя такой вид, будто стаю церберов увидел.

– Задумался.

– Не надо думать. Давай лучше выпьем за процветание Белорусской.

Штык влил в себя содержимое кружки, поморщился. Легче не стало.

– Да что с тобой, друган? – не отставал Гонза. – Какой-то молчаливый стал, задумчивый. Давай лучше твою любимую споем.

И сам тут же затянул:

– «Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу. Множество историй, коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу!»

Штык внимательно посмотрел на торговца. Неужели эта гнида купеческая что-то пронюхала про постояльцев?

– Чего не поешь? – удивился Гонза. – Пой! Пой свою любимую!

– Была любимая, да вся вышла, – зло отрезал Штык.

Подумав, сказал:

– Слушай, Гонзик, ты ведь дурью приторговываешь?

– Ну, – пьяно икнув, кивнул купчина.

– Хочешь, мил человек, тебя с нужными людьми сведу? Но только прямо сейчас. Они у меня на постоялом дворе.

– Давай, – ухмыльнулся Гонза.

– Пошли, – Штык решительно поднялся из-за стола.

Торговец тоже встал, шатающейся походкой пошел из столовой и снова загорланил:

– Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу!

Завтра наступит новый день, а это значит, что снова придется выходить на поиски свежего мяса для лизунов. Но зачем поиски откладывать на завтра, если можно сделать это сегодня?

Да, Гонза, не ту песню ты выбрал. Ой, не ту!

Анна Калинкина Ведьма с Ваганьковского холма

Этого низенького усатого сталкера Максим раньше никогда на Кропоткинской не видел. И не похоже было, что он вообще с Красной линии. Впрочем, сталкеров везде пропускают – таков уговор между державами. Незнакомец мог явиться сюда и с Ганзы, и из Полиса, даже из Четвертого Рейха.

Дело шло к вечеру – хотя здесь, в метро, время суток определялось только по интенсивности освещения. Несколько человек сидели у костра и слушали байки. Но все уже было старое, известное, и Максим со скукой оглядывал станцию. Десятигранные, расширяющиеся кверху сероватые колонны, закопченный белый потолок. Ему рассказывали, что Кропоткинская была построена по образцу какого-то египетского святилища, и колонны сделаны в форме цветка – он забыл, какого именно. Теперь в огромном, отделанном сероватым мрамором зале стояли унылыми рядами однотипные палатки. Яркими пятнами выделялись здесь и там красные знамена. «Вот тоска-то, – подумал Максим. – Хоть бы на вылазку сходить». Но это было делом небезопасным – прямо напротив выхода с Кропоткинской возвышался Храм. На его куполе свили гнездо вичухи и по ночам возились там, кричали и хлопали огромными крыльями, наводя ужас на всю округу.

И все же сталкеры ухитрялись, рискуя жизнью, выбираться наверх в поисках добычи. Максим уже несколько раз бывал на поверхности с наставником. Совсем недавно ему, наконец, дали добро на самостоятельный выход, но удобного случая никак не представлялось. Из немногих магазинов поблизости давно было вынесено все годное, а обходить наобум покинутые квартиры было делом неверным и рискованным.

– А слыхали, как сталкер на вичухе летал? – поинтересовался тем временем кто-то.

– Да сто раз уже, – отмахнулся Максим.

Про покойницу в белом изодранном платье, которая приходит в полнолуние с моста, что за Храмом, и стучится в герму, пытаясь найти жениха-изменника, все тоже слышали неоднократно. Сидевший рядом с Максимом Валерка пренебрежительно скривился. Парень неприязненно покосился на него. Не так давно они здорово поругались – Валерка обозвал пассию Максима Машу тупой толстухой. Тот вскипел, набросился на приятеля с кулаками, и несколько мужиков с трудом их растащили. Валерка потом покаялся, но, как чудилось Максиму – не от чистого сердца. Поэтому отношения у них оставались натянутыми.