Метро 2035: Эмбрион. Начало
Шрифт:
7. Подводный царь
– Волков? Заходите, заходите…
Кабинет начальника Базы-2 подавлял своими размерами. Квадратов пятьдесят, не меньше. Кат видел помещения огромнее только в цехах левобережных заводов. Понятно, что здесь устраивались совещания – вот и стол, приставленный встык к рабочему месту самого полковника. Череда стульев, аккуратно, до спинок, придвинутых к столу. За спиной Фомина висел портрет последнего президента в тяжелой позолоченной раме.
Гарант стабильности слегка косил, что неудивительно. Не фотография же, полноценное полотно кисти кого-то
Все было строго и солидно, только вот мокрое пятно на потолке выбивалось из ряда символов власти и спокойствия. Пятну было глубоко по барабану все – и косящий портрет, и знамя, и сам начальник кабинета и окрестностей. Вторая вещь, которую не совсем ожидаешь увидеть в армии, были часы с кукушкой на стене. Они довольно громко тикали, на толстых цепочках покачивались две стилизованные под еловые шишки гири. Механизм словно говорил всем своим видом – жизнь продолжается. Так, как это нравится хозяину кабинета. Недовольные могут быть свободны: упал – отжался.
– Присаживайтесь, Александр. – Полковник снизошел до того, чтобы привстать с кресла и махнуть рукой на стулья. – Выбирайте любой, но поближе. Ненавижу кричать, а разговор у нас серьезный.
Исчерпав всю армейскую любезность по отношению к чужаку, Фомин сел обратно. На столе лежали стопка бумаг, карандаши, какие-то папки. Обычная рабочая атмосфера. Кат, правда, попал в такую впервые. Если не выходить из кабинета, то и не поверишь, что почти над головой радиоактивное водохранилище, а высшей ценностью у оставшихся в живых являются обыкновенные автоматные патроны.
– Благодарю, – блеснув в ответ позабытым воспитанием, сказал Кат. Отодвинул стул наугад и сел. – Разрешите просьбу?
– Закурить? – предположил с недовольным лицом полковник.
– Нет-нет, я не курю. Обращайтесь ко мне Кат, пожалуйста. Привычка. Я уже и отвык, что я Александр, а фамилия и вовсе лишняя.
Фомин задумался, вертя в пальцах карандаш. То ли неожиданная просьба так выбила из колеи, то ли забот у начальника Базы было слишком много.
– Кат? Почему именно – Кат? Впрочем, не важно. Как хотите. Я вас вызвал сюда…
– Вызывают не так, – слегка надавил сталкер. – Меня задержали в убежище, без всяких причин, по подписанной вами бумажке. И привезли под конвоем.
– Не бумажке. Приказу за моей подписью, – слегка разозлился полковник. Он не ожидал, что разговор сходу пойдет не туда. Когда тебе двадцать лет козыряют в ответ на любое указание, сложно встретить другое мнение.
– Я вам не подчиняюсь. С Базы меня депортировали, если помните. По такому же приказу за вашей подписью. – Последние слова Кат выделил. Ругаться не хотелось, но этот барбос должен понять, что перед ним не новобранец с лысыми погонами. Да и вообще не его человек.
– Волков… То есть Кат… Давайте не будем вспоминать прошлое? Вы были виноваты, избили своего товарища, напали на офицера… Приговор был справедлив и гуманен. Не расстрел же, даже не оставили на поверхности.
– Уже спасибо.
– Да-да… Так вот, сейчас База нуждается в вашей помощи. Все
люди в ней нуждаются, и это надо осознавать.– Вы, наверное, удивитесь, но мне плевать, в чем нуждается База. Меня отсюда выгнали. Избили до полусмерти и выкинули подыхать с голода на «Проспекте Революции».
– Давайте обсуждать будущее, а не прошлое! – отчеканил Фомин. Потом добавил, уже тише: – На людей-то вам не плевать? Мало нас осталось.
Часы на стене заскрипели, дернулись, открылось окошко, в которое протиснулась железная птица и невнятно, пропитым голосом произнесла: «Кху». Потом еще раз – кху! И спряталась от присутствующих в уютном домике.
– На кого как, – честно ответил Кат, покосившись на часы. Два часа дня, пообедать бы. – Что мало, соглашусь.
Полковник встал из-за стола и прошелся по кабинету, оставаясь в поле зрения сталкера. Фомину было за шестьдесят, седые волосы на пробор, заметная выправка – типичный военный. Ростом, правда, не вышел, едва по плечо самому Кату, но это и не главное.
– Скажите, вы знаете историю Базы? – неожиданно спросил полковник.
– Сооружена в конце девяностых – начале нулевых по личному указанию президента Ельцина. Приоритетное финансирование, полная секретность. Кстати, непонятно, люди реально не заметили строительство в центре? До Черного Дня никто и не знал о ее существовании, – заученно сказал Кат. Странная штука память, ведь напрочь ненужная информация, а сидит намертво. – Сразу после катастрофы персонал Базы по приказу генерала-майора Рудакова почти весь вышел на поверхность, спасали выживших, руководили эвакуацией населения в убежища. Часть спаслось даже на самой Базе. Генерал-майор геройски погиб в стычке с мародерами месяцем позже.
– У вас прекрасная память, – одобрительно сказал полковник. – Все верно. Секретность была обеспечена тем, что рядом шло сооружение сразу нескольких зданий под гостиницы, магазины и склады. Никто же не проверяет, сколько вывезли грунта и привезли бетона. Задам вопрос по-другому: а зачем вообще соорудили Базу?
Кат задумался. Армейская логика вещь специфическая, построили и построили. Нигде не написано, для чего.
– Не знаю. Что-то противоракетное? Часть ПРО или даже «Периметра»?
– Нет. Иначе бы нас могли поразить при нападении. Но противник даже не попробовал, в том числе потому, что строилась База частично на грант госдепартамента. Да, вот так вот. В отличие от завода в Шиловском лесу, прямо на нас ничего не упало.
– Просто воинская часть, обычная? – попробовал рассуждать Кат. – И при этом на их деньги?! Ничего не понимаю.
– Просто в/ч за сотни миллионов долларов? Это слишком дорого, слишком. Не вы один не понимаете, потому как здесь надо знать правду.
– Сдаюсь, – легко сказал сталкер. – Открывайте ваши военные тайны.
– Тайна назначения Базы – не военная. Она государственная! – с трепетом в голосе произнес Фомин. Кату даже показалось, что начальник украдкой глянул на светлый лик президента.
– Государства-то уже нет… – с досадой заметил Кат. Его с детства бесил излишний пафос, все эти клятвы на знамени пустой земли и цитаты из давно мертвых чиновников.
– Россия жива! – загремел полковник. – Пока есть мы, пока есть армия – народ не сломлен!