Метро: Башня. Метро. Эпидемия. Трилогия

Следующий шаг – вентиляция. В метро, как известно, все наоборот. Зимой под землей жарко, потому что за лето толща грунта прогревается, а потом отдает накопленное тепло. И, начиная с осени, вентиляция работает на вытяжку.

Сейчас следовало закрутить вентиляторы в обратную сторону: мощный поток воздуха хоть как-то сможет противодействовать натиску прибывающей воды.

Правда, он не мог сделать это до тех пор, пока спасатели не выведут из тоннеля всех, кого еще можно спасти: ветер, дующий им в лицо, будет только мешать и отбрасывать назад.

Невыясненным оставалось, откуда в тоннеле взялась вода? И сколько она еще будет прибывать? Существует ли прямая связь между плывуном и каналом имени Москвы, или это скопившиеся грунтовые воды, и скоро их уровень пойдет на спад?

Если события примут самый дурной оборот и плывун через трещины в породе окажется связан с каналом, то наверняка руководство примет решение использовать спецобъект, что неподалеку от «ВДНХ». Тогда на людях можно будет поставить крест.

Мощность спецобъекта такова, что он сможет создать чудовищное повышенное давление и остановить прибывающую воду, но никто из тех, кто будет в тоннеле, не выживет. Их расплющит о стены.

Но, по крайней мере, ответственность за это лично ему нести не придется.

Шевченко убрал руку от выключателей вентиляторов. Вдруг что-то капнуло на пульт. Он оглянулся и украдкой вытер пот со лба.

Электронные часы показывали 8:42:17.

– Какого черта мы делаем? – удивленно спросил толстяк.

Гарин остановился и перевел дух.

– Что?

– Зачем мы ломаем оба окна?

– А-а-а…

Гарин пожал плечами.

Действительно, смысла в том, чтобы ломать оба больших окна на торцевой части вагона, не было.

Дверь, по которой можно перейти из вагона в вагон (при условии, что у тебя есть ключ), они отмели сразу. Окошко в ней было слишком узкое, и толстяк наверняка бы не пролез.

Другое дело – боковые окна.

Гарин и Михаил залезли на сиденья и ожесточенно крушили стекла ногами. Они не останавливались ни на секунду и отчаянно торопились, словно устроили между собой соревнование – кто быстрее выбьет это чертово стекло?

Но смысла в том, чтобы ломать стекла по обе стороны двери не было никакого.

– Ты… покури пока, а я уж доделаю, – сказал Михаил.

Гарин согласился.

– А потом, – сказал он, – я пролезу первым, пробегусь по вагону и стану ломать следующее окно. А ты поможешь остальным перелезть.

– Хорошо, – кивнул толстяк.

Галочка стояла рядом и держала самодельный факел.

– Мальчики, – сказала она, – а вы неплохие ребята. Я бы с удовольствием выпила с вами, как только мы выберемся отсюда.

«Скажи это моей жене, – подумал Гарин. – Скажи ей, что я не такой уж и плохой парень. За это я напою тебя чем угодно».

Михаил подошвой ботинка разбил торчащие осколки.

– Готово!

– Сейчас, – отозвался Гарин и бросился к дочери.

Она сидела в центре вагона, рядом с тем самым мужчиной, которого он вытащил из воды.

Странное дело – они сидели и мирно беседовали.

– Ксюша, а сколько тебе лет? – услышал Гарин.

– Неприлично спрашивать женщину о возрасте, – парировала Ксюша.

Мужчина громко и раскатисто рассмеялся. Гарин бы и сам рассмеялся, потому что эта фраза Ксюше не принадлежала.

Так обычно говорила…

– Это твоя мама так говорит? – спросил мужчина. И продолжал смеяться.

Гарин застыл. «Да, так обычно говорит Ирина. Это ее слабость – изрекать банальности с умным видом».

Гарин стряхнул мгновенное оцепенение и подошел к дочери.

– Пойдем, принцесса! – сказал он и взял Ксюшу на руки.

Ему показалось, что расстояние между мужчиной и Ксюшей немного сократилось. Во всяком случае, когда он их оставил, между ними было минимум полметра. А сейчас бедро мужчины касалось Ксюшиной ноги.

Гарину это очень не понравилось.

Тем не менее он постарался придать голосу хотя бы оттенок дружелюбия:

– Болтаете?

– Да, – отозвался мужчина. В темноте Гарин его едва видел. – Так, понемногу обо всем… У вас замечательная девочка. Сколько ей?

– Десять исполнилось. Десятого апреля.

Гарин сам не знал, почему он медлил. Почему он стоял с Ксюшей на руках и разговаривал с этим незнакомцем, вместо того, чтобы бежать к проходу, выломанному Михаилом.

– А-а-а… – сказал мужчина. – В апреле, значит… Ну да, конечно.

– А что? – начал Гарин, но мужчина перебил его.

– Похожа на маму?

– Я тоже похож на маму. Мы все похожи на маму, – отрезал Гарин.

– Ну-у-у, в общем, да, – сказал мужчина таким тоном, точно Гарин только что по секрету поведал ему, в чем смысл жизни. – И на папу тоже.

– Конечно, – сказал Гарин.

– Эй, ну чего ты тянешь, командир? – раздался хриплый женский голос. Галочка волновалась.

– Иду.

Гарин обернулся и пошел по проходу в конец вагона – туда, где как жадная пасть зиял пролом в стекле.

Он передал Ксюшу толстяку, залез на сиденье и пролез в дыру. Вытянул руки и принял от Михаила Ксюшу.

– О чем вы говорили? – спрашивал он дочь, пробираясь по вагону.

– Ни о чем, – ответила Ксюша. – Он со мной заигрывал.

– Заигрывал?

– Ну да. Знаешь: как тебя зовут да где живешь…

– Ксюша! – сказал Гарин.

– Папа… Он не в моем вкусе, не волнуйся. У тебя будет другой зять.

Гарин замер. Внезапно все его беспочвенные подозрения показались ему такими смешными и надуманными…

«Дурак ты, Гарин! Сейчас самое главное – выбраться отсюда!»

Он усадил Ксюшу на сиденье, втайне радуясь, что незнакомец остался в том, предыдущем вагоне.

– У меня будет хороший зять! – сказал он. – Самый лучший, – и погладил дочку по голове. – Ты только не забудь предупредить.

– Само собой, – успокоила его Ксюша.

Гарин прошел еще немного вперед, высоко поднимая ноги. Он постоянно на что-то натыкался, но даже раздумывать не хотел на что.

Залез на последнее сиденье и стал ломать прочное каленое стекло. На секунду он оглянулся и увидел дрожащий голубоватый огонек.