Между адом и раем
Шрифт:
— Мне жаль тревожить его, но, пожалуйста, скажите ему, что это очень важно.
— Хорошо, сэр, я позову его. Вы будете на проводе? Я попробую разбудить его.
Алекс ждал, потирая глаза, и смотрел на их с Вики фотографию на тумбочке: они стояли обнявшись у озера Серпантин в Гайд-парке. Когда в трубке раздался чей-то низкий голос, он вздрогнул от неожиданности.
— Харли Свит слушает.
— Сенатор, мы с вами не встречались. Я Александр Хок.
— Алекс Хок! Это здорово, что я наконец-то услышал ваш голос. Моя девочка много рассказывала о вас.
— Я звоню
— Что вы имеете в виду? Вики ранена?
— Сенатор, я боюсь, что Вики больше нет.
Последовала длинная пауза, и Алекс лишь сильнее прижимал телефон к уху, оцепенело глядя на ее фотографию.
— Больше нет? Вы имеете в виду, она мертва? Скажите мне, что случилось, мистер Хок!
— Мы, мм, вчера днем мы поехали на пикник, на маленький остров. Только мы с Вики.
— Вики — мой единственный ребенок, сэр.
— Я знаю, сенатор. Должен сказать вам, что предпочел бы умереть, нежели рассказывать вам об этом.
— Продолжайте. Расскажите мне все.
— Мы устроили пикник. Поев, заснули на берегу. Когда я проснулся, я не увидел ее. Я подумал, что она ушла осматривать остров, поэтому искал ее вдоль берега.
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Хок. Я понимаю, как это трудно для вас.
— Извините, сэр. Я услышал слабый крик с моря. В нескольких сотнях метров от берега есть глубокий канал. Он пролегает между островом, куда мы пошли под парусом, и другим островом. Между ними около мили.
— Так?
— Я увидел ее. Это была Виктория. Она была почти в двух третях пути от другого острова. Я видел, как ее уносит течением.
— Что вы сделали тогда, мистер Хок?
— Конечно же, я поплыл за ней. Я пытался удержать ее в поле зрения. Течение несло ее в открытое море.
— Вы не смогли доплыть до нее?
— Я хороший пловец. Я плыл изо всех сил. Она звала меня, — наверное, хотела, чтобы я вернулся. Возможно, она поняла, что это было уже бесполезно. Я…
— Вы сдались.
— Нет, сэр, я не сдался. Я плыл дальше, достигнув течения. Пока гнался за ней, понял, что разрыв между нами катастрофически увеличивается — я проплывал десять метров, а ее уносило на тридцать или на сорок.
— Вы потеряли ее из вида?
— Я видел, что она тонула. Я следовал за ней. Потом она всплыла еще раз и что-то крикнула, но к тому времени она была слишком далеко.
— А потом?
— Я увидел, что она ушла под воду. И уже не показывалась на поверхности.
— Она утонула?
— Через пятнадцать минут на место прибыли спасатели и мои люди. Мы продолжали поиски восемь часов, но не нашли никаких следов, сэр.
— Понимаю.
— Я распорядился, чтобы поиски возобновились с рассветом, сенатор. Затем пытался найти ее сам, осматривая место с борта своего самолета.
— Я уверен, что вы делали все, что могли, мистер Хок. Я ценю ваши усилия, попытку спасти мою дочь. Извините меня, теперь я хочу повесить трубку.
— Сенатор, я не в силах сказать вам, как я сожалею. Я виноват во всем.
— Вики была очень хорошим пловцом, мистер Хок. Чемпионом США от университета
Тулейна. Она переплывала озеро Понтчартрейн, когда ей было тринадцать лет. Она знала что делала. Мысль о том, что течение могло быть слишком сильно, никогда не пришла бы ей в голову.— Но я должен был…
— Моя дочь не хотела бы, чтобы вы или кто-нибудь другой умерли напрасно. Если бы у вас был хоть какой-нибудь шанс настигнуть ее, я уверен, что вы…
— Я не мог, сэр. Не мог.
— Послушай меня, сынок. Я не имел удовольствия видеть тебя, но если моя дочь так много говорила о тебе, то ты, должно быть, и правда хороший человек. Вики росла в этом заброшенном месте. Мы жили с ней лишь вдвоем. Ее мама умерла при родах.
— Мне очень жаль, сэр.
— Это было давным-давно. В конце нашего поместья растет большой дуб. Он находится на возвышении, и с его верхних ветвей хорошо видно другой берег Миссисипи.
— Да, сэр.
— Виктория любила это старое дерево. Она называла его дуб Святой Троицы, потому что он состоит из трех больших стволов. Она целыми днями сидела на самых верхних ветвях, читала книги, писала стихи. Там она чувствовала себя ближе к Богу.
— Да, сэр.
— Я нерелигиозный человек, Алекс. Но моя дочь была искренне верующей. Я хочу, чтобы вы нашли мою маленькую девочку. Я хочу, чтобы она нашла покой в ее священном месте, на небольшом кладбище под тенью этого старого дуба.
— Я сделаю все, что смогу, чтобы найти ее, сэр, — сказал Хок.
— Я полагаю, ты справишься. До свидания, Алекс. И не пей это проклятое виски. Я нахожу, что чересчур много спиртного только вредит.
— Да, сэр. До свидания, сенатор.
Алекс вернулся в свою каюту. Через секунду раздался пронзительный крик Снайпера, сопровождаемый ударом в дверь.
— Да? Кто это?
— Стокли, босс, — сказал приглушенный голос.
— Что ты хотел?
— Я могу войти?
— Конечно, — сказал Хок. Он встал, вытирая глаза рукавом рубашки. — Почему бы и нет? — сказал он, открывая дверь. И снова рухнул на свою кровать.
— Как самочувствие? — спросил Сток, пододвинув стул.
— Спроси меня о чем-нибудь другом.
— Я не хотел беспокоить тебя. Тебе больно. Эмброуз послал меня сюда, чтобы проверить, как ты. Он думает, тебе стоит что-нибудь перекусить.
— Он послал тебя сюда за этим?
— Нет, босс. Он хочет, чтобы ты сходил на мостик. Радист с мостика сказал, что по спутниковому телевидению показывали нечто интересное. Какие-то кубинские новости. Эмброуз записал их на пленку и хочет, чтобы ты посмотрел.
— Я не могу поверить, что слышу это. Что там показывали? Гребаное состязание по крикету?
— Нет, никаких крикетов. Что-то с Кастро. Он находится на кубинской телестанции. Что-то творится на Кубе. Эмброуз сказал, что ты должен непременно посмотреть. Я не беспокоил бы тебя, но в этом случае…
БУУХ!
От звука далекого взрыва, приглушенного, но тем не менее мощного каюту Хока затрясло. В баре задребезжали хрустальные графины и стеклянная посуда.
— Господи Иисусе, что это? — сказал Хок, связавшись с мостиком по прямой линии.