Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун (сборник)
Шрифт:
3
Я перебралась в Гуандун тринадцать лет назад. Очень часто во снах я видела грохочущий поезд, перед глазами покачивался мой худосочный бегущий силуэт, раздавалось тяжелое дыхание, и словно множество ног торопливо оставляли отпечатки на моем спящем лице. Порой я просыпалась в незнакомом городе, где не имела постоянного жилья и стабильного заработка, а компанию мне составляла лишь тень. Сидеть в одиночестве в четырех стенах страшно, ты чувствуешь, как стены начинают сдавливать тебя со всех сторон, сжиматься, и в конце концов ты остаешься в удушливом склепе. Мне нужно было растрястись, пробежаться, нужно было безостановочно двигаться. Каждый раз, когда я оказывалась в незнакомом городе и снимала жилье, то выбирала места рядом с какими-то открытыми пространствами, например микрорайоны, где имелась баскетбольная площадка, круговая беговая дорожка или бульвар. В 2008 году я работала в Дунгуане в отделе маркетинга крупного торгового центра. Тогда я уже стала писательницей Сай Жэнь, в творчестве я нашла другой способ побега от реальности, сочинительство помогло мне пройти через личный мрачный ад и достигнуть райской прозрачности. Однако, хоть я и обнаружила, что путем сочинительства можно развеять одиночество, надо мной по-прежнему нависала огромная масса свободного времени. Я не сильна в том, чтобы заводить друзей, поскольку это требует много общаться и часто выходить из дома; я не смотрю телевизор, поскольку помехи и мельтешение на экране обнажают одиночество. Что до чтения, то книга
На какой-то период времени мое расписание стало бессистемным, в восемь вечера меня клонило в сон, и я спала до часа ночи. После пробуждения сил было полно, я включала компьютер, и слова словно бы текли из пальцев, я ощущала мощное, как струи водопада, воодушевление, которое давало творчество. Но иногда я не могла написать и слова, и тогда надевала свободную пижаму, выходила на улицу и бежала на баскетбольную площадку. Девушка, с которой мы вместе жили, как-то раз сказала, что я могла бы найти успокоение в сексе. Она тоном первого учителя с загадочным видом сообщила мне, что раз уж я писательница, то сексуальный опыт принесет плоти и душе такую огромную радость, какую словами и не опишешь. А бегом делу не поможешь. Все потому, что она никогда не видела, чтобы я приводила на ночь парня, да и в фирме никто из молодых людей за мной не ухаживал. В ответ на ее предложение я по-дружески рассмеялась. Я и правда не чувствовала необходимости делиться своими воззрениями на секс с посторонней женщиной. Лично я считаю, что половой акт – это высшая степень одиночества. Даже если речь идет о двух любящих людях. Я считаю, что во время секса двое могут стать единым целым и в этот момент можно смешаться с жизнью и кровью своего партнера. Укусы, щипки, исступление и нежная ласка; невзирая ни на что твое тело проникает в тело партнера, вы становитесь единым целым. Это не просто физиология – в этот момент мы страстно хотим заключить в объятия души друг друга. Но после секса повисает молчание, чувствуется огорчение, поскольку полностью осознаем, что мы не один человек, ты – это ты, я – это я, как левое ухо и правое, два отдельных организма, и одиночество никуда не делось. Но мне, чтобы надолго стать с кем-то единым целым, нужно черпать от него тепло, чтобы мы стали частью жизни друг друга, превратиться в его крестраж [36] , войти в его судьбу. Я раз за разом повторяла: «Давай еще, давай еще, я хочу еще, хочу снова вот так вот умирать». Это была Хун; или же секс и любовь из мира, каким его воспринимала Сай Жэнь, – печальный, насквозь пропитанный одиночеством, опасный наркотик. Помимо этого, я излишне увлекалась игорными домами; я всегда жила, считая время своим врагом. В грязных, прокуренных частных клубах для игры в мацзян [37] я тусовалась вместе с проститутками, содержанками, женами всяких богатеев, состоятельными бездельницами; сутки напролет я проводила за игрой, путая день и ночь, проигравшись до того, что у меня оставалось лишь мое перезрелое тело. С карточки исчезала целая куча денег. Испытывая страдания, словно от режущей боли, я начала искать работу в фирме, писала всякие бумажки, поддерживая свое существование. Но не прошло и полугода, как у меня случился рецидив игромании, я опять продула значительную сумму денег и снова оказалась в порочном кругу. Я не знаю, почему моя жизнь постоянно теряла контроль, но отчетливо понимаю, что любви, азартных игр и творчества достаточно, чтобы подтолкнуть меня к погибели. Стоит человеку к чему-то пристраститься, как он тут же теряет контроль над своей жизнью. Но странно, что за столько лет я редко когда встречала глупца, которому хотелось бы поклониться до земли; того, кто нырял бы в смертельную веру и несся бы навстречу погибели, такие люди существуют лишь в длинном списке выдающихся гениев: Ван Гог, Сань Мао [38] , Кавабата Ясунари [39] , Джек Лондон, Акутагава Рюноскэ [40] , Толстой, Хэмингуэй, Хай-цзы [41] . А мы живем так рационально и заурядно, умеем останавливаться на краю пропасти, держать нос по ветру, просчитывать наперед плюсы и минусы. Мне суждено быть неудачницей из-за неизлечимой зависимости и утраты контроля. Но я все-таки не гений, а обычный человек, поэтому я ни за что не стану кончать жизнь самоубийством, я хочу нахально и банально жить. В лучшем случае окружающие станут тыкать мне в спину и называть психованной. Но бег – единственный способ возродить надежду, снова и снова гордиться собой, клянясь, что жизнь – это духовное путешествие; я бежала в ночной темноте и становилась смелее, хваталась за веру в жизнь и раз за разом вырывалась из бездны.
36
Крестраж – в книгах о Гарри Поттере – волшебный артефакт, в котором заключена часть души темного мага.
37
Игра в кости.
38
Сань Мао (1943–1991) – трагически погибшая тайваньская писательница 70-80-х гг. XX в.
39
Кавабата Ясунари (1899–1972) – японский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1968), погиб, отравившись угарным газом.
40
Акутагава Рюноскэ (1892–1972) – знаменитый японский писатель, классик новой японской литературы. Летом 1927 г. покончил с собой, приняв смертельную дозу веронала.
41
Хай-цзы (1964–1989) – китайский поэт, покончил с собой, бросившись под поезд.
Я проснулась в половине второго ночи. Снова надела чистую пижаму, спортивную обувь и поспешила на баскетбольную площадку под окнами моего общежития. Но в тот раз я опять обнаружила, что там уже кто-то бегает. Это оказался коллега, разработчик из отдела планирования Сяо Ло. Я трижды окликнула его, и только тогда он заметил меня. Мне не хотелось насиловать чужой взор своими пробежками, раз место занято, то придется идти на пустырь. Но внезапно Сяо Ло замедлился, подошел ко мне и спросил, смогу ли я сходить с ним перекусить. От такого приглашения трудно было отказаться, мне кажется, никто в нашей фирме не отказался бы сопровождать Сяо Ло.
Это было в августе 2008 года, разработчик отдела планирования Ло Минвэнь приехал из уезда Вэньчуань, что в провинции Сычуань. Его жена и семилетняя дочь погибли в том ужасном землетрясении [42] . Компания собрала для него деньги, но он их не взял. С тех пор Сяо Ло увяз в огромном горе, из лап которого невозможно было вырваться, редко появлялся в офисе, часто напивался вдрызг. Несмотря на это, руководство компании не уволило его, напротив, несколько раз начальники приходили к нему в общежитие с подарками, чтобы утешить и справиться о здоровье. Все коллеги разговаривали с Сяо Ло с большой осторожностью, чтобы нечаянно не коснуться оголенного нерва, но
в случае с Сяо Ло он весь был одним таким оголенным нервом.42
Речь про разрушительное землетрясение, произошедшее 12 мая 2008 г. в провинции Сычуань, его эпицентром как раз стал уезд Вэньчуань.
Мы пошли в ресторан, где готовили хого [43] . Сяо Ло заказал ломтики говядины с жирком, говяжьи фрикадельки, говяжий желудок и китайскую капусту. Я рассмотрела его лицо, сухое и пожелтевшее, впалые щеки, обтянутые кожей, потускневшие глаза с сеточкой красных сосудов, обветренные потрескавшиеся губы. Жирные длинные волосы свисали на лоб. Поскольку Сяо Ло только что закончил бегать, от него сильно разило потом, но я не отворачивалась. Наклонившись над горячим паром, он выловил для меня две фрикадельки.
43
Так называется способ приготовления блюда, при котором нужно самим забрасывать ингредиенты в кипящий бульон.
– Не хочу погружаться в сон, только поэтому встал и пошел бегать, – смущенно объяснил он. – Даже алкоголь не помогает избавиться от этих страшных снов, только когда набегаюсь так, что валюсь с ног, могу заставить себя чуток поспать.
Я не хотела смотреть ему в глаза и не спрашивала, что ему снится, но Сяо Ло сам принялся рассказывать. Он поведал мне, что тела жены и дочки так и не нашли, наверное, их погребло под завалами. А еще он описал мне свой странный сон, сказал, что я, как писательница, должна разобраться. Действие сна происходит на разрушенном старом заводе, пустынном, словно кладбище, Сяо Ло лежит на животе на полу и смотрит в щель, а там его жена и дочь; они просовывают в щель руки, моля о спасении, и полными ужаса глазами смотрят друг на друга, вернее нет – они полными ужаса глазами в упор смотрят на смерть, однако не слышно никаких криков. Сяо Ло сказал, что до них рукой подать, но в то же время не достать; потом он исправился, сказав, мол, во сне он знает, что жена и дочь уже в другом мире, щель маячит перед глазами, но до родных не дотянуться, они уже на том свете.
Я, остолбенев, уставилась на него, удивляясь, что сон настолько конкретен, а Сяо Ло внезапно повысил голос:
– Понимаешь? Я уже пережил ужасную погибель…
Поскольку в завалах была щель, туда проникал воздух, поэтому жена и дочка так долго умирали, и весь этот процесс Сяо Ло, находясь в другом мире, переживал с ними, каждую минуту и каждую секунду. Внезапно он начинал задыхаться и только тогда просыпался в собственной постели весь в поту. Сяо Ло прикрыл глаза и сказал:
– Писательница, хочу, чтоб ты мне кое в чем помогла.
Через два дня, пятнадцатого числа седьмого лунного месяца [44] , по обычаям его родного уезда нужно было приносить жертву предкам. Поскольку полагалось запускать петарды и жечь жертвенные деньги, церемонию можно было проводить только в захолустных уголках, где мало кто живет. Сяо Ло попросил меня написать молитвенный текст для поминания покойных, но я никогда в жизни ничего подобного не писала. Колеблясь, я все же согласилась. Все потому, что я вспомнила похожий эпизод в романе «Сон в красном тереме», когда Оугуань сжигала ритуальные деньги, принося жертву душе покойной Яогуань, и за этим занятием ее застала в саду пожилая служанка, а Баоюй, ставший свидетелем происходящего, заступился за девочку [45] . Я отлично понимала, что для поминовения покойных нужно подготовить довольно торжественный текст, многие люди опускают эту часть обряда, но в этот раз Сяо Ло непременно нужен был молитвенный текст, как же я могла его огорчить.
44
В этот день в Китае отмечается Праздник голодных духов.
45
Сцена из пятьдесят восьмой главы.
В тот день я пошла вместе с ним. Как только стемнело, мы отправились за стройплощадку неподалеку от подножья гор, где не было других жилых домов. Там нашлось место, где были свалены в кучу деревянные рейки и стальные балки. Сяо Ло поставил столик для курильницы, а на него два вида фруктов, рыбу и мясо. Разложил две маленькие пачки ароматной бумаги на земле, на которых я увидела напечатанные иероглифы «Упаковка загробных денег [46] на праздник Чжунъюань», а дальше приписку от руки: «Для покойной жены рода Ло». Сяо Ло разложил стопочки для жены и для дочки. Он сидел на корточках и с очень набожным видом перебирал бумагу, аккуратно и нежно. Должно быть, он принял душ, волосы были чистыми, а еще он надел белую футболку. Я практически чувствовала исходивший от Сяо Ло запах мыла. Он достал три курительных свечи, держа их вместе, поджег, затем встал на колени, несколько раз поклонился, воткнул свечи в грязь и поднялся. В этот раз мы не произнесли ни слова. Сяо Ло вытащил несколько петард, жестом велел мне отойти и не стоять слишком близко; я сделала два шага назад и закрыла руками уши. Прокатилась череда взрывов, по земле стелился густой дым от курительных свечей. Сяо Ло снова присел на корточки и начал жечь ритуальную бумагу. Я передала ему молитвенный текст. Когда Сяо Ло дочитал до слов «я бы страстно хотел отправиться за вами под землю, чтобы снова воссоединиться с семьей», то внезапно зарыдал. У меня тоже на глаза навернулись слезы. Пламя разгоралось. Сяо Ло, судорожно всхлипывая, дочитал текст, а потом бросил его в огонь.
46
Бумажные «деньги», стилизованные под настоящие банкноты, выпускаются для ритуальных целей, поскольку по китайской традиции родные передают деньги (путем их ритуального сжигания) родственникам в загробный мир, чтобы те пользовались там большими благами.
Я положила на землю красные кирпичи; мы сидели перед костром, пепел кружился в воздухе, оседая на волосах. Потихоньку огонь догорел, ритуальные деньги, потрескивая, съежились. Сяо Ло вдруг заговорил:
– Знаешь, почему я только что так громко рыдал?
Я с недоумением уставилась на него: неужели не от горя? Ло повернулся ко мне лицом и продолжил:
– В прошлый раз я рассказал тебе о своем сне, но на самом деле это еще не все. – Он снова не выдержал и заплакал. – Когда я просовываю ладонь в ту щель, то чувствую, что меня тянет вниз какая-то сила, и тут я наталкиваюсь на холодную как лед руку. И во мне бьется одна только мысль: я не хочу умирать вместе с ними! Я хочу убежать, не хочу умирать! Я тут же отдергиваю руку. Но… Почему даже во сне я раз за разом не могу притвориться, что хочу пойти вместе с ними? Этот сон каждый день мучает меня, мне стыдно жить, симулируя горе от утраты жены и дочери. Чтобы поверить в себя, я даже несколько раз забирался на крышу… Но я по-прежнему хочу жить…
Вот он, настоящий источник боли. Я понимала этого мужчину, устраивавшего пробежки посреди ночи. Это жизненное противоречие ранило его. Нельзя испытывать натуру перед лицом катастроф и смерти. Когда он успокоился и привел мысли в порядок, то столкнулся с упреками и позором, которым сам себя и подверг. Бег – это своего рода герметичная анестезия, кратковременная ссылка, а сон после физического измождения давал передышку и его душе.
Так что излишне было волноваться о Сяо Ло, врожденные инстинкты велели ему жить дальше, пусть даже всю жизнь неся на своих плечах тени ушедших близких, хотя лично я верила, что рано или поздно и для Сяо Ло наступит весна, снова пробьются свежие ростки, снова расцветут яркие цветы.