Между добром и злом

***

— Прости, что? Я не расслышал.

Иосиф дёрнул за поводья, Жовер и Беруем послушно перешли на шаг. По левое плечо от него сидела Мариета, держа в руках распечатанный конверт. Конечно мужчина уже неоднократно предлагал бросить это дела, телегу, груз и отправится на все четыре стороны. Но после он глядел в глаза спутницы, наполненные искренностью ребёнка, честностью святого, добродетелям ангела и не мог возвести свои слова в требования. Даже будь они сказаны просьбой, звучали бы жалко. Мариета перечитала несколько строк:

— …Прошу любезно принять подавателей письма с той честью, с которой обычно принимают меня. С уважением граф Золтец. Адресовано: Кельтроно; Большой Элоз, седьмая улица, третий дом.

— Элоз, третий дом…

— Тебе знаком этот адрес?

Перед тем как ответить Иосиф выдержал паузу, после посмотрел на небо и по-глупому рассмеялся.

— Конечно, ведь это мой дом.

***

Бывают встречи нежданные, они ударяют в тебя, подобно молнии; случаются встречи тёплые и тогда в душе разливается парное молоко; на свете существа сталкиваются со встречами печальными, предрекающими тяжёлое времена и тогда чело их опускается к земле. Эту встречу, случившуюся на большаке, можно было назвать судьбоносной, ибо старая ворожея, так и сказала путнику, мол, погадаю тебе и правду всю скажу. Села пожилая женщина на обочине, ноги под себя подобрала, травы разложила — вонючие, как навоз — и стала водить ладонями в воздухе, головой качать. «Ну — думает Бенджамин — отказывать невежливо, да и спешить некуда.»

Сел felis напротив, старался игнорировать миазмы, от которых бабочки падали на землю, а цветы вяли. То была трава foedutim, предрекающая кончину ангелам, скрывающая в зарослях своих демонову поступь. Старуха подожгла её, разложила вокруг пучки растений и двигала головой будто в трансе. Герой узнал этот запах, но говорить об этом не решался, молча ожидал.

— Дерьмо — Бенджамин непонимающе уставился на женщину, а та кряхтя поднялась на ноги и заключила: — Дерьмо — есть, дерьмо — будет, дерьмо — останется. Жизнь — дерьмо, вот мои слова хлопец, а теперь дай бабушке на хлеб, медяк другой, от тебя не убудет.

Юноша не знал, смеяться ли ему, плакать ли, но изъял из кошеля две серебряных монеты и вручив ворожеи, ощутил на своём запястье её мёртвую хватку; старуха приблизилась, сверкнула глазами, прошептала:

— Non sequi praefecti, non vide insignia, non ire prope aquam — это секундное помутнение прошло и старушка вновь обнажила то, что осталось от зубов — Бывай хлопец, береги себя и помни, что жизнь — дерьмо!

Бенджамин попрощался с пожилой ворожеёй, вскочил на лошадь и дал галоп через полый луг. Предсказания старухи вскоре позабылись, да и мысли о Крузане ушли на задний план, ведь отныне перед героем десятки, тысячи, миллионы дорог! Felis наполнил грудь воздухом свободы и безудержно хохоча отправился навстречу приключениям…