Между домом и роддомом

– Схваточки идут, но шейка еще туговата, - пояснил врач. – Не торопись, всему свое время.

Оля с недовольным видом вернулась в палату.

– Да что он понимает в родах! – она забрасывала в пакет косметику и зубные щетки. – Говорю: «Живот болит!» А он уточняет: «Как именно – как при месячных?» Так и хотелось уточнить, когда у него последние месячные были?

– Павел Олегович – профессионал! – встала на защиту доктора Дашка. – Подруга у него рожала – очень довольна. И на форуме о нем отзывы хорошие, лучше только у Аллы Ивановны.

– Не знаю, - фыркнула Оля. – Меня он не впечатлил.

Она легла на кровать и уткнулась в телефон.

– На обед пойдешь? – спросили мы у Оли.

– Какой обед, я рожаю! – отмахнулась она. – Сейчас схожу, чтоб меня еще раз посмотрели – и в родзал.

Мы сходили на обед, поболтали в столовой с соседками, выслушали от медсестры Лили, кто за сутки по отделению родил и с каким весом.

Ольга стояла в палате у окна, и вид у нее был хмурый.

– Представляете, этот жирный боров отказался меня смотреть! Сказал – рано еще, только час прошел!

Она положила руку на живот:

– Объясняю, что меня изнутри разрывает, а он – пойди поспи!

– Слушай, Оль… - загадочно улыбнулась Маринка. – А не ты ли утром гнала на Настюху и рассказывала, что любую боль терпеть можешь?

– А я и терплю! – обиделась Ольга. – Я что – хоть раз пискнула, что мне больно? Вот у меня сейчас идет жесточайшая схватка… Смотри!

Оля легким движением опустилась на мостик. И так же легко вернулась в горизонтальное положение:

– На физическую боль плевать, меня ситуация морально убивает! Вдруг там полное раскрытие уже? И голова торчит? А этому козлу лень лишний раз осмотр провести! Контрацептив очкатый! Но я все-таки его достану! – мстительно пообещала Оля и выскользнула из палаты.

Однако ни в смотровом кабинете, ни в ординаторской Павла Олеговича не оказалось.

Ольга подергала ручки закрытых кабинетов, для верности пару раз пнула двери ногой, и не солоно хлебавши вернулась в палату.

– С**бался куда-то, м*дило! – прокомментировала Ольга свой неудачный поход. – Надо к заведующей идти, поднимать кипеш. Я рожаю, а ему пох!

Я хотела было напомнить Ольге утренние слова про нецензурщину и культуру, но встретившись с ней взглядом, промолчала.

Вдруг открылась дверь, и в палату заглянул приснопамятный Павел Олегович:

– Красавицы, у вас, случайно, не найдется иголки с ниткой?

– У меня была! – отозвалась Маринка. – Но где-то на самом дне сумки, сейчас поищу.

– Ой, спасибо! Ты меня очень выручишь! – Павел Олегович направился к Маринкиной кровати.

Но внезапно прямо перед ним возникла Ольга.

– А я вас везде ищу! – плотоядно усмехнулась она. – Вы должны меня посмотреть!

– Радость моя! – тяжело вздохнул врач. – Но что там смотреть? Живот высоко, воды на месте, в таком состоянии ты еще сутки гулять можешь…

Он быстро-быстро попятился к двери:

– Нет, ну если так волнуешься – подходи через полчасика.

– Нет, сейчас! – рявкнула Ольга. – Не отпущу!

В два прыжка она догнала убегающего врача у двери и схватила за штаны.

Хрясь! Раздался противный треск, и зеленые брюки врачебного костюма упали на пол.

Под ними неожиданно обнаружились ярко-красные трусы с серпом и молотом и надписью «Сделано в СССР».

Павел Олегович смутился, покраснел и, съежившись, потянул куртку от костюма вниз, закрывая исподнее. Он напоминал волка из «Ну, погоди!», точно также прикрывавшегося тельняшкой, после того, как трусы остались на удочке.

– Доработался, блин! – вздохнул он, осторожно выступая из порванных брюк. – Давно говорю, что с нашими зарплатами скоро без штанов останемся! Но чтобы так буквально…

– Простите, пожалуйста, я не хотела! – повинилась Ольга.

– Да причем тут ты! – отмахнулся врач. – На диету садиться нужно! Они еще утром по шву лопнули, я, как мог, стянул канцелярскими скрепками. Собирался зашить, но не успел…

– Павел Олегович, - Маринка держала в руке наконец-то найденную катушку ниток. – Посмотрите Олю уже. А то она в неадеквате, не дай Бог, что-нибудь еще порвет. А я пока ваши штаны зашью.

– Вы предлагаете мне в таком виде гулять по коридору? – печально усмехнулся доктор.

– На кровати посмотрите! Ну или живот ей пощупайте хотя бы!
– Марина ловко вдела нитку в иголку. – Мы отвернемся.

– Да-да, пожалуйста! – воодушевилась Оля. И, перешагнув лежащие на полу докторские штаны, плюхнулась на кровать.

Павел Олегович вздохнул и достал из кармана пакет со стерильными перчатками.

– А ты молодец, спортсменка! – похвалил он Олю. – На два пальца раскрытие уже! Так, глядишь, и впрямь до нулей родишь!

Ольга родила сына в 23-45, легко и без разрывов.

– Вот что значит – гимнастка! – позавидовала я. – Хороший пресс – легкие роды.

– И пресс тут вовсе ни при чем! – загадочно протянула Дашка. – Я же говорила – примета про мужские портки верная! Перешагнула – и родила, как выплюнула! А вы смеялись.

Все зависит от нас

Во временных коллективах, объединенных общей целью и похожестью ситуации, действует знаменитый эффект попутчика: люди быстро сходятся друг с другом, откровенничают, рассказывая такие вещи, о которых молчат даже с близкими друзьями и родственниками.

Мы тоже быстро перезнакомились с соседками и подружились. Каждый вечер у нас заканчивался веселыми посиделками в одной из палат: мы пили чай, болтали обо всем на свете и хохотали без удержу.

Карина от нашей шумной компании держалась особняком и о себе особо не распространялась: мы знали, что у нее идет сороковая неделя беременности, и ждет она мальчика, да в общем-то и все.

Несколько раз мы звали Карину на наши посиделки, но она отказывалась.

– Я лучше почитаю, - неизменно говорила она.

Читала она «макулатуру», как мы ее называли, – в каждой из палат лежала внушительных размеров стопка женских журналов. Стопка эта постоянно пополнялась: девочки уходили в родзал, а принесенные с собой журналы оставляли для общего пользования.

В этот день у Юльки был почти юбилей – исполнилось двадцать пять лет. Муж с утра привез ей двадцать пять белых роз и большую коробку пирожных.

Вечером мы собрались на праздничное чаепитие.

– Так, Карина, - командирским голосом объявила Юлька. – Если ты за мой четвертной не выпьешь чаю и не съешь пирожное – обижусь. А я, между прочим, глазливая – вот вскочит у тебя от моей обиды чиряк на носу, будешь на выписку красавицей!