Между плахой и секирой

Ситуация создалась идиотская, чтобы не сказать больше.

С одной стороны, за свои слова надо было отвечать (при упоминании о рогатых козлах головы всех присутствующих, как по команде, повернулись в сторону Цыпфа), а с другой стороны, столь наглое поведение безоружного пленника как-то настораживало аггелов. Что бы там ни говорил Ламех, а побоище у фонтана Посейдона не только не выветрилось из памяти каинистов, но и успело обрасти новыми жуткими подробностями. Никто не мог даже предположить, какой очередной неприятный сюрприз ожидает нынче детей Кровавого Кузнеца.

На Левку уже было наставлено не меньше десятка стволов, однако в присутствии Ламеха никто не осмеливался открыть стрельбу. Тот хоть и скрежетал от ярости зубами, но на людях старался сохранять величие, приличествующее его высокому сану.

— Ты почему грабку в карман засунул? — спросил он зловеще-строго.

— Да так… проголодался… — Лева почистил о рукав извлеченный из потайного кармана сухарик и принялся грызть его, что было весьма кстати — помогало маскировать нервное клацанье зубов.

Маразматическое поведение Левки запутало Ламеха. Он просто не мог взять в толк, что имеет дело не с хитро продуманным планом действий, а с отчаянием дилетанта, утратившего путеводную нить своих замыслов.

— Что ты там такое про оружие плел? — спросил Ламех. — То оно есть, то его нет…

— Дайте вспомнить… — Левка попытался изобразить на лице крайнюю степень задумчивости, но получилось нечто такое, что вызвало сочувствие даже у закоренелого каиниста Ламеха.

— Может, ты, приятель, ширнулся? Или колес наглотался? Тут в некоторых местах такая дрянь попадается, что от глюков целый месяц спасения нет.

Цыпф в ответ промычал что-то неопределенное. Все его планы, в равной мере геройские и дурацкие, разом рухнули. Надо было срочно выдумывать что-то новое, но в голову, как на грех, ни одна толковая мысль не лезла — сказывалось душевное потрясение, вызванное пропажей запала. Как это он не догадался взять с собой несколько штук и по разным карманам рассовать? Правильно говорил Смыков, что запас задницу бережет.

— Похоже, он голос потерял, — пожал плечами Ламех. — Вояка… Эй там, кто-нибудь, тряхните его!

Детина, стоявший к Левке ближе всех других аггелов, очевидно, страдал тугоухостью, иначе чем еще можно было объяснить его действия, определяемые отнюдь не понятием «тряхнуть», а скорее — «трахнуть».

— Это тебе за козлов рогатых, — тихо сказал он, дуя на свой правый кулак.

— Извиняюсь, — вежливо произнес Левка, вставая на ноги. — Я совсем в другом смысле… Знаете, как говорят: свинье Бог рог не дал. Значит, свиньям рога не положены. А козлам положены. По чину. Ну и вам, естественно.

— Засунь своего Бога знаешь куда? — вновь осерчал Ламех. — Где оружие?

— Вот я про это и хотел сказать, — Левка, слегка контуженный ударом, затряс головой. — Нету его пока… Доступа не имею… Но постараюсь… Через денек примерно…

(Шальная надежда вдруг овладела им — а вдруг поверит, а вдруг отпустит? На сковородку, уже полностью подготовленную к делу, он старался не смотреть.)

— Ни хрена не понимаю, — Ламех оглянулся по сторонам, словно выискивая кого-то в толпе аггелов. — Позовите Циллу, да побыстрее.

Кто-то из молодых шустро кинулся во внутренние покои виллы и уже спустя минуту вернулся вместе с женщиной, которую Левка Цыпф считал своей сестрой.

Мельком и без особого интереса глянув на незадачливого братца, она обратилась прямиком к Ламеху:

— Звал? Что случилось?

— Ты посмотри на этого придурка. — Ламех ткнул в сторону Левки пальцем. — Пришел безо всякого вызова и несет какую-то туфту… Это ты ему велела оружие раздобыть?

— Кто же еще… Ты сам меня об этом просил.

— А он, понимаешь ли, пустой явился… Не нравится мне такой коленкор.

— А что, если его дружки сейчас какую-нибудь пакость против нас затевают?

— высказалась Соня-Цилла.

— Нет, у них все спокойно. Недавно доклад от дозорных был.

На протяжении этого краткого диалога Цыпф во все глаза рассматривал сестру. В отличие от прошлых встреч она вела себя сейчас абсолютно спокойно и на заложницу, озабоченную своей судьбой, совсем не походила. Даже всемогущий Ламех разговаривал с ней не так, как с другими аггелами, а как с равной себе.

— Нам можно поговорить наедине? — Соня, — растерянно позвал он.

— Зачем? У меня от своих секретов нет, — взгляд ее был совершенно равнодушен, ни огонь бдолаха, ни наигранная жалость к самой себе больше не оживляли его.

— Соня… хочешь узнать, зачем я пришел сюда?

— Вот это действительно любопытно.

— Я пришел сюда для того, чтобы на глазах у вашей братии покончить с собой. Понимаю, что этот поступок можно назвать малодушием, но иного выхода для себя я не вижу. Дело в том, что я стал опасен. Как для тебя, так и для моих друзей. Выбрать что-то одно я не могу. Моя смерть избавит тебя от участи заложницы, а их — от потенциального предателя.

— Почему же ты не выполнил своего плана? — еле заметно усмехнулась Соня-Цилла. — Струсил, как всегда?

— Не вышло… Хотя моей вины здесь нет. Причиначисто техническая.

— Те псы, которых ты называешь друзьями, знают о твоих намерениях?

— Думаю, что да… Уже должны знать.

— Выходит, ты открылся им. Покаялся. Обрубил все концы, — что-то недобро дрогнуло в ее лице.

— Пусть будет так…

— Как же я ошиблась в тебе, — теперь в ее тоне сквозила брезгливая жалость. — Как же мы все ошиблись в тебе. И на что ты сейчас рассчитываешь? На нашу милость? На мое сострадание?

— Как можно рассчитывать на милость каннибалов и сострадание братоубийц, — Левка надеялся, что кто-то из аггелов не вынесет оскорблений и всадит в него пулю. — Просто обидно, что я обманулся и на этот раз. Хотел спасти родную сестру, отвести беду от ее детей, а оказался в гнусной ловушке.

— Ничего этого не случилось бы, прими ты нашу сторону, — отрезала она. — Да и в людях тебе пора разбираться. Разве я похожа на убитую горем заложницу? Память у тебя действительно хорошая. Ты вспомнил, как меня звали много лет назад. Но нужно еще и головой немножко соображать. Ведь имя Циллы, любимой жены Ламеха, вот так запросто не дается. Не всякая из нас удостаивается такой чести. Это заслужить надо.