Между прошлым и будущим
Шрифт:
– С ним и так ничего не случиться, – уверенно сказал Димка, – он воюет за правое дело, а правое дело всегда побеждает.
– Это так, сыночек, но хуже не будет, если я молиться за него стану.
– Не будет, – согласился сын.
Ирина сходила в сад за младшим сынком, вечер прошёл в повседневных хлопотах. Ночью она заснула и ей приснился весёлый Сашка, что он ей говорил, Ира не запомнила, утром встала более или менее спокойная, но лёгкое волнение всё же было.
***
Александр Монахов очнулся от жуткого холода, понял, что присыпан землёй и снегом. Первое, что пришло в голову – это выбраться. И тут
«Жди, когда снега метут, жди, когда жара…»
Александр шептал стихи (так легче) и полз, в раненной ноге, что-то кололо и мешало, наверное, осколок, из плеча сочилась кровь, но там ничего страшного, просто очень большой и глубокий порез. Александр упорно полз, а где-то просто скатывался по склону, пока не добрался у подножья горы до каких-то ёлочек. И тут до него дошло, что он полз не туда, ему надо вверх по склону, а он вниз подался, по пути наименьшего сопротивления. Александр посмотрел вверх на гору, уже смеркалось, и вроде как на вершине, где были сербские укрепления, ему привиделись отблески огня. «Кто там, наши или бошняки?» – подумал Александр и с досады ударил здоровой рукой по земле. Ему туда, на верх добираться будет очень сложно, да и хватит ли сил? А если сербы отступили? Об этом думать не хотелось.
Монахов пошарил за пазухой, паспорта не было. Получается, что бошняки забрали паспорт, обыскали и похоронили, не заметив, что он живой? Или заметили, но всё равно похоронили? Или это свои похоронили? Нет, свои заметили бы, что живой.
В начале весны рота Войска Республики Сербской и пятнадцать русских добровольцев заняли две горы – одну большую и одну малую. Малая гора находилась чуть впереди, ближе к боснийским позициям. Там и заняли оборону одиннадцать сербов и трое русских.
Ранним утром того апрельского дня Александра разбудили тревожный крик сербов «Напад! Турки!» и короткие очереди пулемёта и длинные матерные фразы пулемётчика Петки Денисенко. Александр выскочил из палатки вместе с Вовкой Сахновым, и больше он ничего не помнит. Кто же победил в этом бою? Александр очнулся в могиле часа в два, в три дня. Успели даже убитых похоронить. Только кто? Что же ему делать? Сознание стало меркнуть, и Александр провалился в темноту.
Очнулся он от того, что кто-то тыкал в него палкой. Александр с трудом приоткрыл веки. Перед ни стоял человек уже не молодой, но ещё и не старый, за ним виднелись сани с хворостом.
– Ко си ти? (Кто ты?), – спросил человек и повторил ещё раз. – Ко си ти?
– Что? – в полубреде спросил Александр, не понимая, что его спрашивают и что от него хотят.
Но человек его понял.
– Ти си Рус? (Ты русский?)
– Да, ја сам Рус (Да, я русский), – ответил Александр.
«Бошняк. Кто же ещё? Сейчас убьёт, ну, хоть в гору ползти не придётся», – подумал Александр и
опять потерял сознание.Очнулся Александр от тепла в каком-то доме на кровати, пожилая женщина снимала с него одежду, рядом на стуле у стола сидел тот пожилой мужчина с подножья горы. Увидев, что русский открыл глаза, женщина сказала:
– Я тебе в матери гожусь, сынок, не надо меня стесняться.
Александр и не думал стесняться, он вообще плохо понимал, где он и что с ним, и слова на полупонятном языке до него плохо доходили.
Женщина, покончив со своим делом, осмотрела тело русского.
– Весь в грязи, крови и синяках. Крови много потерял. Надо обработать его.
– Обрабатывай, – разрешил мужчина, – ты же медсестра, Ася.
– Была когда-то. Спиртом его надо протереть для дезинфекции. Давай свою сливовицу.
– Я…, – начал было мужчина.
– Только не надо, Давуд, говорить, что как истинный мусульманин, не пьёшь, согласно пророку Мухаммеду. Доставай свою сливовицу. Ты у Небойше её брал? У Небойше сливовица крепкая семьдесят градусов, почти как спирт.
– Семьдесят пять.
– Тем лучше. И сходи к Саве Ивковичу, позови его сюда, пусть он принесёт обезболивающее, бинты и всё необходимое.
– Но он же зубной врач.
– Ну и что? Другого всё равно нет, и к тому же он серб, а значит, русский ему брат и друг.
– А нам русский кто? И кто мы? За сербов добровольцами воюют не только русские, но и греки, румыны, болгары. А за нас арабы, иранцы да афганцы, они зверствуют, и наши, глядя на них – зверствуют. Наши дети и внуки так много зла за последние время принесли сербам, что нам надо хоть как-то искупить их вину, нам надо спасти русского. К тому же Россия помогает оружием нашим войникам. Удивительная страна Россия: простые люди воюют на стороне сербов, а их государство снабжает своим оружием их врагов.
– Не думаю, что наши дети и внуки обрадуются, если узнают, что мы спасли русского.
– И что теперь, Ася, нам зарезать его?
– Надо было мимо пройти в лесу, а теперь уж лечить будем.
– Ладно, пойду к Саве, – сказал Давуд.
Он достал бутылку со сливовицей и вышел на улицу и направился к дому Ивковича.
– Здраво, Хаджич, – улыбаясь, Давуда встретил Сава, – зуб заболел?
– Здраво. Нет, Сава, тут другое.
И Давуд шёпотом стал рассказывать о русском.
– Но я же стоматолог, – опешил Ивкович.
– Сава, других всё равно нет. И Любицу свою возьми.
Ивкович с женой вошли в дом Хаджичей.
– Здраво, Асият.
– Здраво, Сава, здраво, Любица.
– Ну, показывайте вашего русского.
Александр лежал в самой дальней комнате на кровати, накрытый одеялом. Он с трудом открыл глаза, посмотрел на вошедших.
– Како те звати? (Как тебя звать?) – спросил Сава и обернулся к Асият. – Он понимает по-нашему?
– Вроде как да, – ответила Асият.
– Као зовеш се? – повторил свой вопрос Сава.
– Александр, Александр Монахов, – наконец понял вопрос русский.
– Александар, добро. Глава болит?
– Голова болит.
– Контузия. Мы пришли тебе помочь, Александар, но будет больно, терпи. Сливовица, как я понимаю, есть. Дайте ему.
– А обезболивающие? – спросила Асият.
– Думаешь, что у меня его много, Ася? Сливовица ничуть не хуже, уверяю тебя.
В Александра влили местный алкогольный напиток, попросту самогон из ягод, он, крепкий, обжёг горло, влили много, голова закружилась, наступило опьянение, боль поутихла.