Мезозой

За краткий миг, предшествующий этому, Кирилл успел приготовиться к очередной волне головной боли, и она не застала его врасплох. Это не делало ее слабее, но позволяло не сходить с ума, давая незнакомое прежде ощущение контроля и над самой болью, и над окружающей реальностью.

' - Не бойся. Ты ведь знаешь, что делать'.

' - Что за черт?'.

' - Кирилл, живо вспоминай! Теперь уже можно'.

Новая волна сильнейшей боли захлестнула все тело, заставив выгнуть спину и вытянуть одеревеневшие конечности. Мышцы окаменели, кровь раскаленной лавой понеслась по венам, а частота ударов сердца, казалось, начала сливаться в сплошную барабанную дробь. Волна накатила и схлынула, словно ее и не было, оставив после себя звенящую пустоту и неповторимое облегчение. Счастье - это отсутствие боли, как сказал какой-то умный человек... Этот сукин сын был прав.

Не вполне понимая, что делает, Кирилл подобрался, уперся рукой в теплый от солнца большой камень и поднялся. Ушибленные ноги с трудом распрямились, а ребра тоненько взвыли, но все это было неважно. Единственной важной вещью стало осознание того, что эти существа не причинят никакого вреда.

– Тихо, - прошептал Кирилл, слыша отражение шелеста слов от опущенного перед взлетом забрала шлема.
– Стой на месте, не приближайся.

Детеныш замер, продолжая изучать человека глазами - куда более крупными и выразительными, чем у своего родителя. Тот не заставил себя ждать и в три широких шага подошел к Кириллу, заслонив солнце и приблизив смердящую рыбой длинную морду на расстояние меньше метра.

Он казался монстром с другой планеты, иначе и не сказать. Передние лапы напоминали человеческие руки, облаченные в перчатки со смертоносными лезвиями на пальцах, а лоснящийся на солнце бок был слишком огромным, чтобы принадлежать обычному животному.

Превозмогая сковывающий тело ужас, Кирилл перевел взгляд на взрослого барионикса.

– Я не желаю вам зла, дайте мне уйти, - тихо, но твердо проговорил он, едва шевеля губами.

Слова выходили тяжело, их приходилось выдавливать из себя, выталкивать, как огромные камни. Слова раздирали горло изнутри, заставляли его саднить. Их придумал кто-то другой, придумал и вложил в Кирилла когда-то давно, так давно, что он уже и сам этого не помнит. Точнее, вложили не сами слова, но могущественную силу, к ним 'привязанную'.

И тут Кирилл понял, что говорить ему нужды больше нет, он чувствовал этих монстров, ощущал их тревогу, боль в задней лапе и ненависть ко всему роду людскому, явившемся сюда незваным гостем. Человек пришел в дом к этому зверю и устроил кровавую жатву, поселился здесь, нарушил уклад жизни, и пусть пока это нарушение не сильно заметно, оно есть, оно ощущается с каждым днем все сильнее и сильнее. Люди должны уйти отсюда, убраться восвояси и никогда не возвращаться...

' - Отойдите', - внутренний голос чуть дрогнул, устыдившись своей дерзости, но животные подчинились.

Они опустили головы, но не так, как перед боем с цератозаврами, а как пристыженные дети, и послушно сделали шаг назад. В груди Кирилла разверзлась бездна, огромная, черная, не имеющая дна, и оттуда полился многоголосый вой. В нем читались и боль, и непонимание, и ярость, и желание отомстить, и глухое отчаяние зверя, неспособного справиться с новой, превосходящей угрозой, но готового биться до последнего вздоха. Владельцем всей этой гаммы обжигающе-ярких воспоминаний был бессловесный ящер-рыболов, в чьих мутноватых, безразличных глазах трудно прочесть вообще что-либо. Поверить в это было невероятно сложно, но любая невидаль прекращает таковою быть, если увидишь ее сам. Или услышишь, или даже просто поймешь. Вот просто возьмешь и поймешь.

Кирилл и сам начал отступать, не сводя глаз с динозавров. Отойдя на шаг, они так и стояли на месте, словно истуканы, не шелохнувшись. Их можно было принять за две статуи, за прекрасно выполненные чучела, если бы грудь не вздымалась и не опускалась в такт тяжелому дыханию.

Понимая, что никто не идет по следу, Кирилл повернулся к бариониксам спиной и побежал, что было сил. Это оборвало какую-то незримую нить, связавшую его с монстрами, но бариониксы не погнались за двуногой мишенью, такой слабой и доступной. Они и сами были шокированы случившимся, и в их природной программе отсутствовала реакция на подобное событие. Мозг спешно подбирал оптимальный вариант, но все это отнимало время, да и не были звери ни голодными, ни способными всерьез за кем-то гнаться. И дело не только в раненой ноге, но еще и в том, что родитель не оставит отпрыска одного надолго.

Наперерез летели Расим и еще какой-то парень из службы охраны. Поравнявшись с Кириллом, они вытянули руки, и он ухватился за них. С трудом, с легких надрывом, но реактивные ранцы делали свою работу, унося чудом спасшегося Кирилла на вершину холма, где уже ждали бледный, как простыня, Марек и остальные члены команды. Еще в воздухе Кирилл понял, что натерпелся достаточно, и быстро отключился, чудесным образом не разжав при этом пальцы. В любом случае, его крепко поддерживали Расим с напарником, и он бы и так не упал.

Сквозь меркнущий свет доносились стремительно утихающие голоса:

– Я снял это, снял на КПК!

– Дай мне его сюда, это видео пойдет ученым. Получишь устройство вечером.

– Черт подери, что это вообще было?

– Ребята, да он в рубашке родился!

– Вот и посмотрим, в рубашке или бронежилете.

– Да, посмотрим. А пока - всем рты на замок, не дай боже кто сболтнет...

73.

Еще до того, как открыть глаза, Кирилл уже понял, где он и кого перед собой увидит, и не ошибся.

В освещенной золотистым утренним светом палате было хорошо и уютно. Справа от постели ритмично попискивал какой-то аппарат. От него отходил проводок, завершающийся присоской аккурат посреди груди Кирилла. Рядом с постелью сидела Юля. Сегодня она была не в белом халате, а в шортах и футболке.

– Мы слишком часто видимся, - хмыкнул Кирилл, удивляясь, как хрипло звучит голос.

– Вот такая благодарность за мою заботу, - вздохнула Юля, притворяясь обиженной.
– Порядочный человек бы давно женился...

– Ну, насчет женитьбы обещать не буду, но в кино, так и быть, свожу.

– Ты сначала на ноги встань, романтик. Как себя чувствуешь?

– Хорошо, а в чем дело? Сколько я пролежал тут?
– Кирилл чуть приподнял голову, чтобы убедиться, что и впрямь ничего не болит. Уверившись в этом, он с удовольствием опустился назад на упругую подушку.

– Недолго, привезли вчера в полдень. В общем-то, ничего серьезного - ушиблены стопы, левое бедро, ребрам досталось, небольшое сотрясение, и на этом все. Думаю, сегодня уже выпишут тебя. Как раз вот пришла проведать - у меня сегодня выходной - а ты и очнулся.

– Ого... Блин, как же я голоден! Съел бы лусотитана целиком, со шкурой вместе.

– Хо-хо, отлично, значит, выздоравливаешь! Пойду позову тебе врача.

Юля поднялась и направилась было к выходу, но Кирилл окликнул ее. Запоздало родилась смутная догадка, что девушка нарочно поспешила ретироваться, и ее расчет оправдался. М-да, ну и маневры, таких бы в полководцы. Кирилл не сдержал легкой улыбкой.

– Только пообещай, что пойдешь со мной пообедать. Не бросай меня, не отдавай меня в руки этих мясников!