Мгновения решают все

Кивнув в согласии, Гарри сел обратно на подоконник и жестом предложил Гермионе садиться рядом.

– Сначала, Гарри, я хочу поблагодарить тебя за спасение Фреда. Если бы не ты, он, возможно, сошел бы с ума или был бы уже мертв, а семья сейчас просто не может потерять еще и его, ведь не так давно погиб Джордж.
– Она покачала головой, когда заметила, что Гарри собирается остановить ее. Она помнила, как Гарри всегда ненавидел, когда его благодарили за то, что, как он считал, сделал бы на его месте каждый.

Гермиона сглотнула, внезапно у нее пересохло в горле, но потом продолжила:

– Послушай, Гарри, я уже давно хотела поговорить с тобой, но было довольно трудно застать тебя одного. Мне показалось, что ты избегаешь меня… не то чтобы я винила тебя в этом.
– Быстро добавила Гермиона, когда Гарри приподнял брови на ее упрек.

– Мне действительно трудно, поэтому я была бы очень благодарна, если бы ты позволил мне высказаться, не прерывая меня, и затем, когда я закончу, ты сможешь сказать все, что хочешь. Хорошо?

Гарри снова кивнул, не доверяя своему голосу; у него изо рта точно вылетит что-нибудь саркастичное и резкое.

Гермиона слегка улыбнулась ему, затем улыбка исчезла так же быстро, как появилась, и ее глаза наполнились слезами.

– О, Боже, Гарри, мне так жаль. Я даже представить не могу, через какой кошмар тебе пришлось пройти, и я знаю, что моего сожаления недостаточно.

Она так крепко сжала руки, что Гарри показалось, будто она сейчас сломает пальцы.

– Я не виню тебя за то, что ты не прощаешь Рона или меня за ту роль, которую мы сыграли на седьмом курсе, и ты прав. Тебе виднее. Нам надо было больше доверять человеку, который на протяжении семи лет был практически нашим братом. Мы должны были довериться инстинктам, которые кричали в нас. Но мы этого не сделали, Гарри. И из-за этого, человек, который значил столько для нас, пострадал, пострадал больше, чем тот, кто заслужил бы этого.
– Гермиона рыдала так, что Гарри было трудно даже разобрать ее слова.

– Мне просто надо сказать тебе, что я действительно любила тебя, ты же знаешь. Ты был моей силой, поддержкой, единственным человеком, который мог вытащить меня из горы книг и помочь мне сфокусировать внимание на мире вокруг меня.
– Она остановилась, чтобы вытереть бежавшие по лицу слезы.

Все то время, пока Гермиона говорила, Гарри отчаянно пытался напомнить себе, что она не та девочка, которая помогала ему на Истории магии и Зельях. Что это не тот друг, который поверил ему на втором курсе, когда вся школа считала его наследником Слизерина и ответственным за нападения; и снова на четвертом курсе, когда никто не верил в то, что это не он положил пергамент со своим именем в Кубок Огня, она тоже тогда была рядом. Этот человек, сейчас сидящий так близко к нему, совсем не тот, который без устали учил его призывному заклинанию и другим чарам во время их шестилетнего пребывания в Хогвардсе. Для Гарри это было эмоциональной пыткой. Все его инстинкты призывали наклониться к ней, успокоить страдающую душу и облегчить ее мучения. Но он просто не мог этого сделать. Он был не в силах простить ее за то, что она не помогла ему в той критической ситуации, когда его жизнь перевернулась с ног на голову.

– Рон и я не заслуживаем кого-то вроде тебя в нашей жизни, Гарри. Удивительно вообще, как, после всего, через что тебе пришлось пройти, ты остался таким чистым и хорошим.
– Слезы понемногу начали стихать.

– Сначала я не могла поверить, что ты действительно вернулся сюда, чтобы бороться, но я всегда недооценивала тебя, не так ли? Ты единственный человек из всех, кого я знаю, который ставит чужие желания и нужды выше своих. И этим стоит гордиться.
– Гермиона сделала глубокий вдох.
– Я горжусь тобой, Гарри. Ты сотворил чудо в своей жизни. У тебя двое красивых и удивительных детей и люди, которые по-настоящему любят тебя.
– Мысли Гермионы быстро перескочили на его явные отношения с Драко Малфоем. Сначала тот факт, что двое мужчин могут быть любовниками, было довольно трудно принять. Не из-за того, что они были оба мужчинами, а из-за того, что один из них - Малфой. Тот Драко Малфой, который постоянно делал все возможное, чтобы навредить Золотому Трио. Но, видя их вместе в последние месяцы, Гермионе пришлось признать, что Драко был чем-то большим, чем ей казалось прежде. Он был совершенно другим человеком, и они неправильно судили о нем. Было очевидно, что Гарри и Драко сильно любят друг друга, не каждому удавалось в жизни не то, чтобы испытать такое, а даже стать свидетелем подобной любви. Сложно было не заметить, что Драко любит детей Гарри до безумия. Все в замке уже давно смирились с той мыслью, что Гарри, Драко и близнецы - одна семья.

Зная все это, Гермиона подняла глаза и уставилась на Гарри с мольбой.

– Я знаю, что ты никогда не простишь меня за то, что я сделала. Я разрушила нашу дружбу, и могла разрушить твою жизнь. Я не заслуживаю твоего прощения, но я хочу, чтобы ты знал, что я ужасно сожалею и все еще люблю тебя.

Почти как воздух выпушенный из шарика, казалось, Гермиона уменьшилась прямо на глазах Гарри, закончив свою речь. При всем, что беспокоило Гарри в данный момент, он не хотел еще разбираться и с этим, но выхода не было. Облокотившись о каменную стену и скрестив руки на груди, Гарри как можно дальше отодвинулся от нее. Приняв решение, Гарри обратился к обезумевшей женщине.

– Я тоже любил тебя. Кроме Сириуса, ты и Рон были единственными людьми, которых я считал своей семьей.
– Гарри уставился в окно, вспоминая, что чувствовал годы назад.
– Я никогда не смогу забыть, что почувствовал, поняв, что вы оба: ты и Рон - поверили, будто я мог совершить такое с двумя людьми, которых считал друзьями. Черт, Джинни была мне как младшая сестра. Ты права, Гермиона, я никогда не смогу простить тебя. Ты практически уничтожила меня.

Гарри услышал тихие всхлипы после своего высказывания.

– Если бы кто-то попал в такую ситуацию, как я, первыми, к кому он обратился за помощью, были бы его родители, его семья. Но ты понимаешь, мои родители уже отдали свою жизнь за меня и еще многих другим в этом богом забытом обществе. Я - сирота, у меня никогда не было семьи, с которой можно было бы поговорить. Мне не к кому было обратиться за помощью. Черт, Сириус все еще был в бегах от Министерства, когда меня арестовали.

– Я мог бы простить вас за то, как вы отнеслись ко мне в Большом Зале. Вы были в состоянии шока, но позже я надеялся, что вы поймете, как все обстояло на самом деле, увидите правду, но вы так этого и не сделали. Ты и Рон были моей семьей, и вы отказались от меня, когда были нужны мне больше всего.

– Мы никогда не станем теми, кем были друг для друга, я просто не могу позволить себе снова подпустить вас близко к себе. Было невообразимо больно тогда, и мне сейчас есть ради чего жить, чтобы снова допустить такое. Я не буду избегать тебя, и я буду цивилизованно с тобой общаться, это все что я могу предложить сейчас.
– Не желая больше видеть ее слез, Гарри почувствовал, что ему надо продолжать говорить.
– Надеюсь, что когда-нибудь, может быть, мы сможем спокойно сесть и вспомнить хорошие времена как старые добрые друзья, но сейчас я не могу быть твоим другом, не сейчас.

Почувствовав, что он сказал, все, что должно быть сказано, Гарри снова поднялся, чтобы уйти. Он уже подошел к двери, когда Гермиона задала последний вопрос:

– Тогда, на седьмом курсе, почему ты не рассказал нам про Книгу Душ и о том, что твоя мама была дочерью Молли и Тома Риддла?

Повернувшись, Гарри посмотрел на съежившуюся фигурку на подоконнике.

– Я, если честно, не знаю. Думаю, частично из-за того, что это было так ужасно, что сначала мне самому надо было с этим смириться. Также я не хотел еще больше привлекать к себе внимания, я знал: выяснится, что Волдеморт мой дед - и все будет ужасно, не говоря уж о том, что мне совсем не светила перспектива, чтобы об этом узнал он сам. Я бы рассказал вам когда-нибудь, но ко времени моего ареста я еще не был готов. Тем не менее, я был счастлив узнать, что Молли - моя бабушка. До своего ареста я всегда считал ее своей суррогатной мамой, и было приятно осознавать, что она в какой то мере действительно ею является. Мне просто нужно было немного времени, чтобы все это переварить, но его у меня не оказалось.

Гермиона посмотрела на сильного мужчину и увидела просто ранимого семнадцатилетнего ребенка, которым он когда-то был. Слова «я сирота» били больно. Все то время, что они дружили, она никогда не представляла Гарри сиротой. Конечно, все знали, что его родителей убили, но как-то реальность этого никогда не была ясно ощутимой. Может быть, именно поэтому все считали Гарри таким сильным, почти сильнее смерти. Никто не хотел видеть своего Героя - слабым, испуганным маленьким мальчиком без родителей, без семьи.