Мгновения вечности

И тогда я сказал: «Я не смогу говорить с вами. Вы уже и так много сделали для меня, и созвали пресс конференцию, — а там присутствовало практически все средства массовой информации телевидение, радио и газеты, — теперь сделайте мне еще одно одолжение, я не собираюсь сбегать от вас, на мои ноги надеты цепи, вы может прицепить цепь еще и на грудь, на все мое тело, но оставьте руки свободными. Я не могу говорить с закованными цепями, если мои руки не будут в гармонии с тем, что я говорю».

Он все понял правильно. Он сказал: «Я видел вас по телевидению, и я полюбил, как вы машете руками, они точно выражают что-то».

Я сказал: «Послушайте, если правительство узнает об этом, у вас будут трудности».

Он ответил: «Мне наплевать, меня все равно скоро отправят на пенсию».

Средства массовой информации решили взять меня интервью прямо в тюрьме. Он сказал: «Это уникальное событие, и я все устрою». И он позволил, в тюрьме собралось около ста журналистов, телеоператоров, операторов радиостанций, журналистов из разных газет операторов кабельного телевидения.

И он сказал: «Я скоро уйду на пенсию. И самое худшее, что они могут со мной сделать, это отправить меня на пенсию немного раньше. Что они еще могут сделать со мной? В тюремных правилах нет запретов на этот счет, в которых бы говорилось, что в тюрьме нельзя созывать пресс конференцию. Так что все нормально».

Я сказал: «Это прекрасно».

И ему эта пресс-конференция понравилась так сильно, когда я говорил, все его служащие приходили послушать: врачи, няни, все, кто работал там. На следующий день они начали приводить свои семьи, чтобы познакомить со мной. Я сказал: «Что?» Их дети начали приводить в свою очередь свои книжки для автографов.

Няни не могли ничего найти, чтобы я подписал им, но в газетах было много моих фотографий, поэтому они начали приносить вырезки из газет со словами: «Мы будем потом помнить о том, что когда-то провели с вами три дня. И мы не забудем об этом, самое удивительное мгновение в нашей жизни. В три дня это место перестало быть тюрьмой».

Няни приходили даже в тот день, в который меня выпускали из тюрьмы под залог. Они говорили: «Вас могут выпустить в любое мгновение, и если мы вас не видим, для нас это будет потеря!»

Комендант расположился ко мне очень дружественно и сказал мне: «Я не должен вас слушать, но тысячи телеграмм, тысячи телефонных звонков, тысячи букетов цветов со всего мира, тысячи выражений протеста против вашего ареста сделали свое дело.

«Они не могли предположить, что если арестуют одного единственного человека, они будут играть с огнем. И поэтому одно я могу сказать точно: они не смогут навредить вам. Они не смогут даже прикоснуться к вашему телу. Наоборот, они говорят, что вас следует охранять как можно тщательнее, с вами ничего не должно случиться, иначе мы не сможем показать наше лицо всему миру».

Это было так странно, им пришлось предоставить мне такой же уровень секретности, как президенту Америки, пять машин следовало за мной, пять мотоциклов, все дороги были перекрыты, когда меня везли на пресс-конференцию, чтобы никто не смог причинить мне никакого вреда, потому что они были бы в ответе за это.

Этот человек сказал мне: «Впервые в жизни мы не думаем, что вы сбежите, нас волнует только то, чтобы вам никто не причинил никакого вреда, иначе ответственность за это ляжет на наши головы!»

В первый день через два-три часа после моего появления кто-то из Австралии позвонил ему: «Вы должны быть внимательны, потому что нам столько звонят, выражают такой протест, приходит столько телеграмм».

Комендант ответил этому человеку, который звонил ему: «Мы привыкли к этому, это особая тюрьма, у нас тут сидят важные заключенные, из высших политических кругов. И потому с этим у нас все в порядке».

Но через три дня со слезами на глазах он попросил у меня прощение. Он сказал: «То, как я ответил этому человеку, будет лежать на моей совести тяжким грузом, и я не знаю его номер телефона, чтобы перед ним извиниться. Вы были здесь всего два три часа, и я не знал вас, но после трех дней я понял точно, что никогда еще раньше такой человек не сидел в нашей тюрьме. Вся тюрьма за вас! Пятьсот заключенных за вас, весь госпиталь со всем его персоналом и я тоже за вас. Весь мир гудит. Если с вами что-то случится, это будет действительно ЧП, и пострадает американский имидж.

И поэтому мне бы хотелось попросить у вас прощения за то, что я ответил этому человеку так, что, дескать, у нас тут и без него хватает важных персон. В действительности у нас еще никогда не было такого человека, как вы. У нас были кабинетные крысы, политики, но еще никогда не было фигуры международного масштаба, настолько полного любви к человечеству».

На второй день он спросил у меня: «Что мы будем делать с цветами? Сюда присылают столько цветов, в этой большой тюрьме, у нас нет пространства».

И тогда я сказал ему: «Пошлите цветы во все школы, колледжи и университеты, от меня». Он так и поступил, и получил массу благодарностей за это. Когда меня везли из тюрьмы обратно в аэропорт, по всей дороге стояли студенты и бросали цветы.

На самом деле, правительство, скорее всего, раскаивалось, что совершило такую глупую ошибку. Они сделали наше движение общеизвестным. Теперь во всем мире звучали наши имена, на всех языках.

Среди многих звонков и телеграмм, которые я получил, один звонок был от дзенского мастера в Японии. Он позвонил самому президенту Америки, он позвонил коменданту тюрьмы, и он сказал ему, что ему хотелось бы сказать хотя бы слово мне.

Он сказал коменданту: «Вы совершили ошибку, одно из самых больших преступлений за всю историю человечества, потому что мы изучаем дзен по его книгам в нашем монастыре. И, несмотря на то, что я сам просветленный, я не мешаю им. Когда он говорит, я знаю, что он говорит правильно, но способ его выражения совершенно уникален, только он может так сказать!»

Он позвонил мне, и этот пожилой человек, я не знаю его, просто сказал: «Я знаю, что где бы вы ни были, вы будете чувствовать блаженство, поэтому бесполезно даже спрашивать вас, как вы там? Я просто хотел передать вам, что мы все с вами, те, кто не знают, не считают».

Вечером телефонных звонков было столько, что им пришлось выставить два или три дополнительных телефона, чтобы принимать все эти звонки. Причем телеграмм было столько, что им пришлось нанять еще несколько клерков для того, чтобы их принимать. Охранник ночью сказал мне: «Вы вызвали такой хаос в тюрьме! В этой тюрьме было столько министров, кандидатов в президенты, но мы еще никогда не видели столько любовных откликов, которые приходили бы к нам со всего мира. Вы можете быть уверены в том, что правительство не сможет навредить вам. За вами наблюдает весь мир. Они могут принести вам беспокойства, но никто не сможет причинить вам вред. Они не станут рисковать».

— Когда старик сказал мне по телефону: «Те, кто знают вас, всегда с вами, и с вами еще множество тех, кто вас не знает их просто не счесть». Все эти люди, Бодхидхарма, Махакашьяпа, Гаутама Будда, все они кричат в один голос: «Зачем вы посадили этого человека!» Он представляет собой живую преемственность, он послал своих учеников в Индию, и одна из его монахинь приезжала к нам в общину каждый день на праздник.

Дзен — это живое учение, единственно живое учение.

Последователь учения дзен интересует мое учение также, в Японии есть много дзенских мастеров, у них большие монастыри, и они учат дзен по моим книгам.