Мхитар Спарапет

Толпы беженцев появились также в Варанде. Они требовали от уже прибывших сюда Мхитара и мелика Багра разместить их семьи, а им самим дать оружие и зачислить в свои войска. Население Варанды охотно приняло их и расселило по селам. Способным воевать Мхитар раздал оружие.

— Встречали турок? — спрашивал он беженцев с берегов Куры.

— Чтоб последний раз увидели наши глаза их, — отвечали они. — Да, мы их встретили. Идут с большой армией. Сари Мустафа паша после взятия Еревана вернулся в Гандзак и оставил там пятнадцатитысячное войско против гюлистанцев и джрабердцев, а сам с основной армией идет на вас.

Спарапет уже знал об этом. Князь Ованес-Аван предупредил его о намерениях и о движении войск Сари Мустафы. Он знал также, что джрабердцы и гюлистанцы не имеют возможности прийти ему на помощь. Находящиеся в Гандзаке крупные соединения турецкой армии могли воспользоваться случаем и захватить эти провинции. Оставалось рассчитывать только на свои силы. Посоветовавшись с меликом Багром, Бархударом и сотниками, Мхитар решил действовать по излюбленной тактике Давид-Бека — избегать открытого столкновения с врагом на равнинах, завлечь его в ущелье Шош и, взяв в клещи, уничтожить. Для этого Мхитар велел перевести население всех деревень, расположенных на среднем течении реки Каркар, в ущелье Кирс и на высившуюся над селом Каринтак гору Шош, где еще оставались следы древней крепости. На высотах ущелья, предвидев возможные столкновения с врагом, Давид-Бек заблаговременно велел заготовить массы камней, соорудить укрепления, как это было сделано в ущелье Шахапуник.

Оставалось только завлечь османское войско в роковое для него ущелье.

Двадцать восьмого мая расположенные на нижних склонах Варанды сторожевые отряды сообщили находившемуся в селении Шош спарапету, что армия Сари Мустафа паши направляется в ущелье Каркара. Мхитар решил оставить пехотные части на высотах ущелья, а с конницей выйти навстречу Мустафе.

После прибытия в Варанду спарапет заметно изменился. Он стал молчаливым, скрытным. Даже с Тэр-Аветисом он старался встречаться редко. Был мрачен и зол. Хотя никто, даже Тэр-Аветис, не знал о написанном им письме Давид-Беку, однако многие догадывались, что какой-то червь грызет ему душу. Тэр-Аветис дважды пытался узнать у него, почему он мрачен и молчалив, но безуспешно. Спарапет избегал откровенного разговора.

Питался он в полку Есаи, спал где попало, завернувшись в бурку. Запретил разбивать свой шатер. Мысль о том, что он порвал с Давид-Беком, не давала ему покоя. Но в то же время Мхитар не мог и мириться с действиями Бека. Пойти на уступки персидскому шаху, стать его союзником! Опасный и позорный поступок. Приобретшую наконец независимость страну снова бросить под ноги старого врага? Нет, пойти на это он не может. Всячески старался забыть случившееся, но совесть мучила его, — казалось, своей рукой зарезал родного сына или брата. И все же Мхитар был уверен в своей правоте и в большом заблуждении Бека.

В первых числах июня армия Сари Мустафы вошла в ущелье Каркара. Она медленно и грозно двигалась вверх по реке. В сердца армян, наблюдавших с горы ползущее к ним чудовище, вкрался страх. Многие до этого надеявшиеся, что враг все же не явится в Варанду, теперь с ужасом смотрели на огромную армию османцев. Выдержат ли они — пять тысяч человек — напор двадцатитысячной армии, заполнившей от края до края огромное ущелье?

Стемнело. Синий туман, казалось, поглотил армию османцев. На небе весело замигали первые звезды…

— Запретите зажигать огни, — приказал спарапет своим военачальникам. — Скрывайтесь в лесах. Уведите подальше коней. Даже звери не должны пронюхать, что здесь есть живые существа.

Он отправил в глубь ущелья ночные дозорные отряды, чтобы они следили за движением войск неприятеля и сообщали ему об этом.

Вскоре мрак покрыл скалы и ущелья. Отчетливо слышался шум реки. Из-за расщелин зубчатых скал показался край пугливой луны. На позициях армянских войск воцарилась могильная тишина.

Около полуночи Мхитар велел позвать сотника Товму. Горги Младший, разбудив, повел его в дубовый лес, где под дикой мушмулой в бурке стоял Мхитар. Товма впервые видел спарапета курящим и очень удивился.

— Явился по твоему приказу, тэр спарапет, — вытянувшись перед Мхитаром, доложил Товма.

— Ладно, — сказал мягко Мхитар и спросил: — Сколько у тебя удальцов?

— Пятьсот пятьдесят конных, — не без гордости ответил Товма, — ждут твоего приказа.

Мхитар внимательно посмотрел на него. При лунном свете Товма казался особенно красивым и мужественным.

Юноша безмятежно-спокойным взглядом смотрел на полководца, готовый по первому его знаку броситься в огонь и воду.

«Горд он, еще бы, имеет такую жену, как Гоар», — не без зависти подумал Мхитар, и первый раз его любимый сотник вызвал в нем ненависть. Он закрыл глаза. На миг представил Гоар в своих объятиях, затем целующей полные уста молодого мужа. Сердце щемило. Невольно вздохнув, он открыл глаза. Товма удивленно смотрел на него.

— Как поживают отец, Гоар? — спросил Мхитар. — Есть вести?

— Есть, тэр спарапет. Живут, молят всевышнего, чтобы даровал нам победу. Кланяются тебе.

— Добро, — сказал Мхитар, еле скрывая боль в душе. — Иди подыми свою конницу, поезжай в сторону села Кагарцы, затем сверни влево и по лесным тропам, тайно спустись к селу Нахичеваник. Следи за движением османской армии, догони ее арьергард и неожиданными налетами помешай ее беспрепятственному продвижению, а в случае отступления перерезай ей путь. Понял?

— Вполне, — вытянулся Товма.

— С тобой пойдет отряд из полка мелика Багра, храбрые и хорошо знающие эти места люди.

Мхитар еще долго и обстоятельно разъяснял Товме, что от него требовалось, все время избегая смотреть ему в лицо.

— Иди, господь с тобой, — наконец произнес он взволнованно, — будь осторожен, жалей людей и себя, тебя ждет…

Товма резко повернулся и твердыми, уверенными шагами удалился.

Мхитар закрыл глаза. Он тщетно пытался вспомнить все черты лица Гоар. Перед ним вставали только тоскующие и укоризненные глаза, те глаза, которые он с таким волнением и жаждой целовал когда-то. Как хотел бы он сейчас, перед тяжелым сражением, хоть издали еще раз увидеть их.

Близился рассвет. Войско Мхитара, укрывшееся в засаде, ни единым звуком не нарушало тишину.

Армия Сари Мустафа паши медленно ползла к синеющим впереди возвышенностям Варанды. Густая пыль, поднимающаяся из-под ног конницы, пеших полков янычаров, обозного транспорта и вереницы верблюдов, на которых везли орудия, мешки с порохом, продовольствие и добычу, пеленой ложилась на них же. Весна щедро нарядила долину Каркара в зелень. Невинно улыбались астры, полынь рассеивала опьяняющую пыль, уныло качались тополя. Кругом было безмолвно. Передовые отряды турецкой армии по пути, ведущему в ущелье, входили в опустошенные и безлюдные села. Следующая за ними армия нещадно топтала виноградные плантации, всходы озимых посевов, срубала деревца черешни, чтобы пожрать незрелые плоды. Там, где проходила армия, цветущая земля превращалась в черную пустыню, загаженную обгрызенными костями, внутренностями забитых животных и трупами умерших пленников. Прозрачные воды горных родников и речушек становились мутными.