МИ (Цикл)
Шрифт:
– Ты забываешь, что именно я назвала тебя так. Я сделала так не потому, что это соответствует правде, а для того, чтобы сокрыть правду. Чтобы создать впечатление, которое послужит целям Ордена. Именно я создала этот образ, понимая, что неразумные люди будут верить в это просто потому, что мы провозгласили это. Но если от тебя потребовалось бы соответствовать этой роли – ты бы не справился.
Клубящиеся призрачные формы в его глазах еще более помрачнели, сгустившись до кромешной тьмы, напомнившей ей черную, как сама преисподняя, шкатулку Одена, что она привела в действие от имени Ричарда.
– Не понимаю, как ты можешь говорить такое, Никки. Я всегда
Никки лишь нетерпеливо вздохнула.
– Ну так скажи то, что хочешь сказать, или проломи мне голову, или отправь в пыточные шатры. Мне эти твои игры совсем неинтересны. Ты веришь в то, во что хочешь верить, независимо от реального положения дел. Ты знаешь, и я тоже знаю, что все, что бы я ни сказала по какому-либо поводу, не будет иметь никакого значения.
– Все, что ты говорила, всегда имело значение. – Он протянул в ее сторону руку, и напряжение в его голосе возросло. – Да ты и сама сейчас рассказала, как назвала меня Джеганем Справедливым. Это была твоя идея. Я прислушался к ней и использовал, потому что это была хорошая идея. Она служила нашим целям. Ты все сделала правильно. И ведь я говорил тебе еще раньше, что, когда эта война будет закончена, ты будешь стоять на моей стороне.
Никки ничего не ответила ему.
Он сцепил руки за спиной и сделал несколько шагов в сторону.
– Ты любишь его?
Никки вновь бросила украдкой взгляд в сторону. Кэлен сидела на ковре, наблюдая за ней. Ее лицо выражало озабоченность от ощущения повисшей в воздухе угрозы. Оно выглядело так, будто Кэлен хотела сказать Никки, чтобы та прекратила провоцировать этого человека. Хотя, выражая обеспокоенность по поводу того, что мог сделать Джегань, оно показывало и заинтересованность услышать ответ на вопрос императора.
Голова у Никки шла кругом, пока она пыталась сообразить, как следует реагировать – и не из беспокойства о том, что Джегань может подумать о ее ответе, а из тревоги, что может подумать Кэлен. Для отмены результатов действия Огненной Цепи следовало принимать во внимание необходимость стерильного поля. Судя по тому, как все складывалось сейчас, ей самой, скорее всего, придется распроститься с жизнью, но если Ричард каким-то образом сумеет получить возможность и воспользуется Оденом для противодействия Огненной Цепи, Кэлен должна пребывать в стерильном поле, чтобы у него оставалась возможность вернуть ее к осознанию того, кем она когда-то была.
– Так любишь? – повторил Джегань, не глядя на нее.
Наконец Никки сделала вывод, что с точки зрения сохранения стерильного поля не имеет никакого значения, как именно она ответит на этот вопрос. Он не даст никакой эмоциональной предпосылки для Кэлен. Ведь только эмоциональная связь Кэлен с Ричардом имела значение в данном случае, а уж никак не связь Никки.
– Мои чувства, кажется, раньше никогда тебя не тяготили, – наконец сказала она с раздражением. – Какая для тебя разница?
Он вновь повернулся и уставился на нее.
– Какая разница? Как ты можешь спрашивать такое?! Я сделал тебя, не больше, не меньше, своей королевой. И ты попросила, чтобы я доверял тебе и позволил отправиться и устранить Лорда Рала. Я хотел, чтобы ты оставалась здесь, но вместо этого отпустил тебя. Я доверял тебе.
– Так я и поверила. Если бы ты действительно доверял мне тогда, то доверял бы, а не допрашивал меня. Сдается мне, у тебя трудность с пониманием любой концепции, выраженной словами.
– Это
было полтора года назад. С тех пор я не видел тебя. У меня не было о тебе известий.– Ты видел меня с Тови.
Он кивнул.
– Я много чего видел глазами Тови… Глазами всех четырех этих женщин.
– Они думали, что оказались достаточно сообразительными, используя договор с Лордом Ралом. – Никки слабо улыбнулась. – Но ты наблюдал за ними все время. И ты все знал.
Он улыбнулся ей.
– Ты всегда была сообразительней, чем Улисия и все остальные из них. – Он выгнул бровь. – Я поверил тебе, когда ты сказала, что собираешься убить Ричарда Рала. Вместо этого ты решила покончить с неприятностями и заключить договор с ним. Как такое возможно, дорогая? Такой договор работает только при условии, если ты искренне верна ему. Не угодно ли тебе объяснить мне это?
Никки сложила руки.
– Не вижу, что здесь сложного для понимания. Ты разрушаешь; он создает. Ты предлагаешь существование ради смерти; он предлагает жизнь. Это ведь не пустые слова – от каждого из вас. И он никогда не бил меня до крови и не насиловал меня.
Лицо Джеганя и его бритая голова покраснели от ярости.
– Насилие? Если я захочу изнасиловать тебя, то сделаю это – и сделаю по праву, – но это не будет насилием. Ты хочешь этого. Просто ты слишком упряма, чтобы согласиться с этим. Ты прячешь свою похотливую страсть ко мне за притворной оскорбленностью.
Никки расслабленно опустила руки по сторонам и наклонилась к нему, чтобы выговорить сквозь охватившую ее ярость:
– Ты можешь придумывать что хочешь, чтобы оправдать свои действия, но сами они от этого не станут правильными.
С кровожадным выражением, исказившим его черты, он отвернулся от ее взгляда. Никки вполне ожидала, что он неожиданно повернется и ударит с такой силой, что проломит череп. Она хотела, чтобы он сделал это. Быстрый конец куда предпочтительнее затянутых пыток на пути к медленной смерти.
Мириады самых разнообразных звуков, наполняющих ночь снаружи, были приглушены утолщенными стенами шатра. Быть изолированным от постоянного, назойливого шума лагеря – большая роскошь. Снаружи земля кишела насекомыми-паразитами, внутри императорского шатра рабы постоянно поддерживали чистоту. Ароматичные масла частично маскировали в шатре тот смрад, что плотно окутывал лагерь.
С определенной точки зрения императорский шатер мог показаться тихим пристанищем, но он, к сожалению, таковым не был. На самом деле он был одним из наиболее опасных мест во всем этом лагере. Император обладал абсолютной властью над жизнью и смертью. Чего бы Джегань ни сделал, ему не придется объяснять или оправдывать свои поступки.
– И все же, – сказал наконец Джегань, все еще стоя к ней спиной, – ответь на мой вопрос. Ты любишь его?
Никки вытерла лоб ослабевшей рукой.
– С каких это пор тебя стали беспокоить мои чувства? Подобная чушь никогда не препятствовала тебе насиловать меня.
– Почему вдруг возникает этот абсурд насчет изнасилования? – прорычал он, делая широкий шаг к ней. – Ты знаешь, что я испытываю к тебе чувства! И я знаю, что и ты испытываешь чувства ко мне!
Никки не собиралась отвечать. Он был прав в том, что она никогда раньше не предъявляла ему подобных возражений. Ей просто незачем было возражать. В прошлом она не верила, что ее жизнь принадлежит ей. Поэтому как она могла возражать Ордену, использующему ее для своих целей? Более того, как могла она возражать лидеру Ордена, использующего ее в своих целях?