МИ (Цикл)

Тропа расширилась до дороги, лес поредел и стал сначала парком, затем обширной территорией, на которой путники увидели подворья с посевами на пахотной земле. Фермерские дома были построены из бревен и покрыты черепичными крышами.

— Это, вероятно, отдаленные фермы той деревни, которую мы ищем, — сказал Бэннон. — Посмотри: деревья вырублены, земля расчищена. И ограждения сделаны из природного камня.

— Однако, я не вижу ни одной живой души, — заметила Никки.

Несмотря на то, что на дороге сохранилась колея, она заросла травой, прячущей возможные следы копыт или колес. Путники прошли мимо каменных ограждений, которые заметно обрушились; сорная трава торчала из трещин. Даже поля заросли бурьяном. Это место казалось совершенно заброшенным.

Никки стала более осторожной в нависшей тишине. На одной из ферм в поле росли высокие подсолнухи с крупными поникшими головами, их желтые лепестки торчали вокруг бурого центра.

— Эти поля превратились в дикорастущие уже несколько сезонов назад, — указал Бэннон, — обрати внимание, как они высажены. — Он покачал головой. — Ни один капустный фермер не допустил бы подобного беспорядка. — Бэннон подошел к ближайшему подсолнуху и провел руками по щетинистому стеблю. — Они были посажены рядами несколько лет назад, но затем выросли и остались неубранными. Новые подсолнухи разбросаны повсюду: птицы разносят их семена, а в следующем году поле расширится еще дальше. — Юноша огляделся. — И посмотри на огород. Он совершенно запущен.

Никки встревожилась.

— Эту ферму покинули. Как и все остальные.

— Но почему? Земля выглядит плодородной. Видишь эти посевы? Почва темная и благодатная.

Услышав странный звук, колдунья развернулась, готовая выпустить свою магию, на случай, если ей придется атаковать, но это оказались лишь блеющие козы. Двое животных — серая и белая — выскочили, привлеченные их разговором.

— Видела бы ты себя сейчас! — усмехнулся Бэннон.

Козы подошли ближе, и каждая позволила ему погладить себя по шее. — Ты выглядишь так, будто хорошо питаешься, — сказал он козе, и с недоумением нахмурился, глядя на Никки. — Животные ходят где хотят и разоряют огород. Моя мать никогда не позволяла козам приближаться к нашему дому.

Путники подошли к бревенчатой хижине с ветхой, местами обвалившейся черепичной крышей. Рядом лежала перевернутая телега с подрессоренными колесами, вся покрытая бурьяном.

— Здесь никто не живет, — сказала Никки. — Это очевидно.

Они обошли стороной ферму, где неожиданно встретили две декоративные статуи — мужчина и женщина в натуральную величину, одетые в крестьянскую одежду. Выражения на их каменных лицах выказывали ужасные страдания. Губы мужчины растянулись в муке, лицо обращено к небу, мраморные глаза широко распахнуты, а рот широко раскрылся в бессловесном стенании. Женщина сгорбилась, поднеся руки к лицу, словно в плаче, или, возможно, она в отчаянии царапала глаза.

Бэннон выглядел глубоко расстроенным, и Никки не могла не вспомнить каменные резные фигуры императора Джеганя и брата Нарева, заказанные ими в Алтур'Ранге, изображающие вместо величия человечества его порочность и страдания. Джегань и Нарев хотели, чтобы все статуи отражали самые ужасные эмоции, в точности такие, что видела Никки сейчас. Тут был некий последователь учения Нарева?

Когда она жила с Ричардом в Алтур'Ранге, тот работал резчиком по камню, и в конечном итоге изваял захватывающий образ человеческого духа — статую — которую он назвал «Истиной» [6] . Именно тогда Никки пережила кардинальное прозрение. Она изменилась.

6

Truth (ориг.) В «Шестом правиле волшебника» перевода О. Косовой, статуя была названа «Жизнь».

Это был конец ее жизни и как Госпожи Смерть, и как Сестры Тьмы.

Но тот, кто изваял эти фигуры, по-видимому, не обрел того же прозрения.

— Нам надо поискать другую усадьбу, — сказал Бэннон. — Мне не нравятся эти статуи. Кто хотел держать нечто подобное возле своего дома?

Никки взглянула на него.

— Очевидно, тот, кто не разделяет твое видение идиллического мира.

Глава 30

Ветер, свистящий вокруг часовой башни, принял более низкую тональность и стал похож на чей-то последний стон. Невредимые багровые стекла в окнах комнаты наблюдения переливались и пульсировали, словно пробуждаясь.

Натан поднял свою порезанную руку, окропив каплями крови ладонь.

— Добрые духи, — пробормотал он.

Когда верхняя смотровая площадка сторожевой башни стала пульсировать насыщенным злобным светом, волшебник уставился на светящиеся красные стекла, больше с увлечением, чем в страхе. Хотя он не мог использовать свой дар, но по-прежнему ощущал в себе неугомонную магию — извивающуюся, неуправляемую. Его врожденный, непредсказуемый Хань чувствовал настрой на происходящее.

Память щекотала задворки разума Натана, и он улыбнулся с осознанием.

— Кровавое стекло! Да, я слышал о кровавом стекле.

Температура вокруг него возросла, будто стекло отражало тепло какого-то далекого вулканического огня, но эти чары подогревались кровью. В любопытстве волшебник подошел к одному из неповрежденных стекол; тряска стала громче и мощнее.

Кровавое стекло являло собой орудие волшебников во время войны. Оно было связано с кровью: закалено и сформировано в кровавых жертвоприношениях, так что эти окна объединяло кровопролитие. В самых жестоких войнах провидцы военных командиров могли смотреть сквозь окна кровавого стекла, чтобы следить за продвижением своих армий — сражениями, победами, кровавой резней. Кровавое стекло не раскрывало фактического места действия, а скорее характер боли и смерти, что позволяло военачальникам составлять топографию их побоищ.

Натан стоял рядом с ближайшим окном и вглядывался в светящееся алое стекло. С вершины этой сторожевой башни он ожидал увидеть огромное расстояние — старые имперские дороги, горные хребты, может даже широкую плодородную долину, что пролегала между ними и Кол Адэр.

Вместо этого он рассматривал безжалостный марш армий, сотни тысяч бойцов, орудовавших мечами и щитами и заполонивших все пространство, будто саранча. Кровавое стекло было настолько прозрачным, что старик мог смотреть сквозь время и расстояние на эту панораму, усиленную примесью крови на стекле.

Пространство античного Древнего мира было необъятно, и позволяло ему оценить размах завоеваний и битв, нескончаемые армии императоров и бесчисленные кровопролития. Чужеземцы наносили удары по деревням, убивая мужчин, пытавшихся защитить свои дома и семьи, насиловали женщин, обезглавливали детей. После диких и недисциплинированных воинов появился еще один тип хищников: организованные армии с механизмами, двигающиеся безукоризненным строем, убивающие бесстрастно и неумолимо.

Натан прошел вдоль восьмиугольной стены башни и вгляделся в окно второго кровавого стекла. Оно сияло еще ярче, и армии, виденные в нем, казались ближе. Стекло задрожало, и вся массивная конструкция башни загудела, будто пробуждаясь… словно испугавшись.

Натан развернулся, услышав звук — грохот пустотелых костей. Он посмотрел на расчлененные скелеты, разбросанные по обитому железом деревянному полу площадки. Они будто бы сдвинулись? Свет, заполняющий сторожевую башню, казалось, изменился, став густо-багровым. Снаружи вечернее солнце опустилось ниже, но этот смертоносный магический свет совершенно не зависел от него. Занервничав, Натан положил скользкую от крови руку на рукоять своего меча, затем поднял ладонь, чтобы взглянуть на алые капли, что бежали по запястью.