МИ (Цикл)

Никки извлекла стрелу, взглянув на ее острый кончик и густое, красное, все еще липкое покрытие. В ее горле пересохло.

— И у меня есть стрела, покрытая неотъемлемым ядом. Кровь сердца того, кого я любила, того, кого убила я сама. — Она положила стрелу на тетиву. — Тистл.

Виктория внезапно откинулась назад, когда Никки выдала последнюю подсказку. В ее необъятной ментальной библиотеке древних знаний другая женщина вспомнила об этом заклинании. Одна из ног-стволов Виктории вырвалась из земли. Взметнулись сучья, затрещали ветки.

Никки даже не вздрогнула.

— Ты вспомнила. Я хотела, чтобы ты вспомнила. Тистл это заслужила.

Виктория в отчаянии направила первобытные заросли в атаку. Лес стал смыкаться: все папоротники, лозы и деревья устремились к Никки. Колючки, ветви, жалящие насекомые — все ринулись на штурм, стараясь в последней отчаянной попытке остановить колдунью.

Но Никки оставалось только одно: натянуть тетиву лука из драконьей кости и выровнять стрелу. Она нацелила окровавленный наконечник между большими округлыми наростами, что были грудями Виктории.

Когда ветви, лозы и колючки уже смыкались над ней, Никки отпустила тетиву.

Магия была ей не нужна, чтобы направлять полет стрелы. Воздух свистел и пел, как чей-то последний причитающий возглас, и острый наконечник попал в цель с отчетливым ударом. Стрела, отравленная ядом крови невинной девочки, погрузилась в плоть преображенной женщины.

Ребро дракона в руках Никки, не в силах выдержать натяжение тетивы, разломилось пополам. Оно выпустило свою магию, последнюю энергию, последний дар синего дракона, искавшего приключения всю свою жизнь. Когда атакующие джунгли застыли и затрепетали, Никки бросила теперь уже бесполезное оружие на землю. Оно послужило своей цели.

Виктория взвыла с такими пронзительными воплями, что разорвался ее рот и раскололась голова; ветвистые конечности корчились от боли, они ломались и падали сухостоем на поляну.

Смерть расходилась от центра стрелы, как отравляющее возмездие, возвращая украденную Викторией жизнь. Неотъемлемый яд стремительно пропитывал ее сердце, и зеленая чародейка стала распадаться. Кора потрескалась и загноилась. Дымящаяся кровь-живица сочилась из раны, разливаясь густыми, вонючими сгустками по ее грубому телу.

Виктория вырвала из земли одну из своих толстых ног, но пустившая корни конечность оторвалась, словно поваленное в бурю дерево. Госпожа Жизнь медленно и долго падала под своей тяжестью, запутавшись ветвями в обступивших ее деревьях. Лианы подхватили тело, словно пытаясь смягчить падение, но сами побурели и завяли. Джунгли-переростки, окружающие поляну и всю местность, стали сморщиваться. Деревья падали, гнили и распадались. Все излишки жизни, все, что выросло по принуждению, истязаемое плодородием, все, что никогда не должно было существовать — рассыпалось.

Никки отвернулась. Труп Госпожи Жизнь разложился в перегной, возвращаясь в почву. Баланс магии будет восстановлен, чудовищный лес вымрет и вернется его прежний, естественный облик.

Никки завершила то, что было нужно. Она выполнила свою миссию и заплатила свою цену. У нее больше не было причин здесь оставаться.

Колдунья зашагала назад, к Клифуоллу, в окружении исчезающих джунглей. Она даже не думала о подобных мелочах.

Глава 76

К тому времени, когда Никки подошла к отвесной возвышенности на краю плато, неестественный лес уже начал отступать, оставляя после себя тень — надлежащий растительный покров, который не искажал основ жизни как таковой.

Она не ощущала радости от победы, — победы Тистл. Никки сделала то, что требовалось. Ее долг был списан. Она заплатила цену крови и любви, которой не ожидала.

Ее работа завершена.

По мере того, как деревья, еще совсем недавно цветущие, осыпались гниющей трухой, колдунья заметила впереди проблеск движения, рыжеватые очертания. Мрра пришла присоединиться к ней. Выскользнув из падающих деревьев и рушившихся папоротников, песчаная пума зашагала рядом, — не настолько, чтобы Никки могла коснуться ее меха, — но все же близко, и это было важно. Никки набиралась сил из связывающих их заклинаний, и большая кошка, похоже, тоже нуждалась в утешении.

Когда они достигли отвесной стены месы, Никки увидела крутой склон — он обвалился и посыпался. Корявые бурые канаты мертвых лоз все еще цеплялись за скалы, но Никки нашла путь к верхним альковам и тоннелям. У подножия скалы Мрра издала низкое рычание, попрощавшись, и убежала в сторону предгорий. Она еще вернется.

Никки взобралась на крутую стену, по мере необходимости применяя магию, чтобы отодвинуть в сторону крошащиеся глыбы, которые агрессивная растительность оторвала от утеса.

Натан и Бэннон, едва она вернулась в тоннели, уже ее встречали. Появились и толпы людей из Клифуолла, взволнованные и восхищенные. Наблюдая из окон алькова, все они видели вымирающие и истлевающие джунгли.

— Мы обязательно должны отпраздновать! — выкрикнул кто-то из толпы.

Никки не видела, кто говорил, и даже не стала поворачиваться в сторону голоса.

— Празднуйте между собой, — сказала она угрюмо. — Не делайте меня героем.

Госпожа Жизнь была мертва, враг повержен, упадок искаженной жизни сходил на нет. Да, есть все основания веселиться, но Никки радости не ощущала. Скорее, она обнаружила в себе твердый стержень и держалась за него.

Она никогда больше не станет Госпожой Смерть. Она оставила эту темную часть своей жизни в прошлом, как и пообещала Ричарду. Она извлекла урок из ужасных вещей, которые творила во имя императора Джеганя. И несмотря на то, что кровь Тистл предоставила яд, необходимый, чтобы уничтожить Госпожу Жизнь, сама Никки не хотела, чтобы ей это нанесло душевные раны.

Больше никогда. Она спасла мир, и этого было достаточно. Даже если Тистл никогда этого не увидит, девочка, можно сказать, уже вернула свою прекрасную долину.

Обитатели Клифуолла были расстроены ответом Никки, да и Натан смотрел на нее с обеспокоенным выражением лица. Волшебник медленно кивнул, затем понизил голос.

— Тебе не обязательно танцевать и петь, колдунья, но ты одержала победу над Викторией и остановила эту страшную угрозу, поэтому можешь чувствовать себя удовлетворенной.

Она долго смотрела на него, а потом произнесла: — Я бы предпочла вообще ничего не чувствовать.

* * *