Миф об идеальном мужчине
Шрифт:
– Никак, – сказал Андрей. – Мы не поняли ничего. Очень сухое, крепкое, я бы даже сказал, острое вино. В горле сразу встает комом, особенно замороженное.
– Его невозможно пить, как мы привыкли, – пояснила Таня и с удовольствием хлебнула из стакана. – Его нужно цедить по капле. Один бокал весь вечер.
– И при этом рассуждать о букете и послевкусии, – добавил Андрей.
Они были очень похожи, брат и сестра. Они даже говорили одинаково, несмотря на разницу лет, образований и образов жизни. Как-то сразу было понятно, что они – брат и сестра, что они хорошо понимают и любят друг друга и, что бы ни случилось дальше, как бы ни развела их жизнь, они будут так
Доев со своей тарелки все до крошечки, Андрей рассеянно похлопал себя по карманам, но сигарет не нашел и вышел в коридор.
– Не смей на него так пялиться! – приказала Таня шепотом. – Он этого не заслуживает. Он идиот.
– Это я идиотка, – ответила Клавдия тоже шепотом. – И я не могу перестать. Я его, может, теперь только через год увижу.
– Вы чего? – спросил Андрей, входя в кухню. – Шушукаетесь?
– Мы не шушукаемся, – сказала Таня. – Пепельницу давай.
Он поставил на стол тяжелую хрустальную пепельницу, которая странно не вязалась с ею кой кухней, сел верхом на скрипнувший под его весом стул и велел:
– Ну выкладывайте, зачем пришли. И не врите, что просто соскучились.
После еды ему полегчало.
Как это они догадались зайти к нему в такой отвратительный день и спасти его от еще более отвратительного вечера? Наверняка Танька придумала. Клавдия последний раз была у него… Когда же? Память быстро отматывалась назад, в поисках нужного места. Андреи Ларионов всегда хорошо запоминал мелочи.
Да Это было зимой, шесть лет назад. Ему стукнуло тридцать, и он получил повышение. Клавдия пришла тогда раньше всех, даже раньше сестры, обещавшей помочь ему с готовкой, и страшно смутилась, застав его в одиночестве. Интересно, чего она тогда так испугалась. Что пострадает ее безупречная репутация или что он набросится на нее и лишит невинности?
Он усмехнулся. Нужно было сразу спрашивать, сейчас, наверное, уже поздно. Все-таки шесть лет прошла Клавдия Ковалева редко с ним общалась. Конечно, она дружила с его сестрой, а не с ним, но она была приятной, умненькой и… постоянной. Вряд ли он сумел бы точно сформулировать, что именно означает это слово в отношении Клавдии Ковалевой, но она никогда его не пугала. Не красила волосы в чудовищные цвета. Не смеялась низким волнующим смехом, который по замыслу должен был сражать мужчину наповал. Не анализировала его высказываний, хотя, возможно – и даже наверняка, – высказывался он время от времени грубо и неуклюже. С ней просто было разговаривать и легко молчать. Она не любила, когда ее жалели, но детство было, пожалуй, единственным, о чем не стоило ее расспрашивать.
Она вся была очень здравомыслящая, нелегкомысленная и искренняя, как гриб-боровик под елкой. И в то же время забавная, немножко лукавая и смешливая.
Мартышка.
И еще ему очень нравилась ее попка. И шея в завитках темно-рыжих волос.
Нет, ничего такого он вовсе не имел в виду, но смотреть на нее ему всегда было приятно. Просто по-мужски приятно, и все тут.
Совершенно разомлевший от этих мягких и легких мыслей, он пристроил голову на руки и приготовился слушать. Глаза у него закрывались.
– Андрюш, – начала Таня и сбилась.
Ох, и даст он им сейчас за идиотские выдумки!..
– Андрей, – перебила Клавдия, – помнишь, мы когда из Отрадного ехали, я тебе мужика одного показала? Ну, того, который на мосту стоял и в воду плевал?
– Ты еще сказала, что он за тобой следит, – сказал Андрей с ленивой улыбкой. – Как я мог забыть? Помню.
– Ну вот. Он на самом деле за мной следит, – выпалила Клавдия, с ужасом глядя, как меняется у него лицо.
Черты подобрались и заострились так, что стало казаться, будто оно состоит из одних только острых углов. – Я засекла его еще раз, у своего дома. Он приехал раньше нас. А назавтра был второй. Его я у булочной заметила. – Она тараторила все быстрей и даже для убедительности умоляюще прижала руки к груди. Непонятно почему, но было очень важно, чтобы Андрей ей поверил. – А сегодня у аптеки снова был тот же, что и в Отрадном. Правда, Андрей! Я ничего не выдумываю, я выросла в детдоме, у меня просто замечательная память на лица.Пока она тараторила, вся горечь и мерзость этого дня вдруг поднялась из глубины и хлынула на Андрея.
“Я не хочу об этом вспоминать. Пусть это будет просто работой. Пожалуйста!”
Но сознание, словно издеваясь над ним, уже крутило все заново – пустое женское лицо, грязная вода, капающая с мокрого белого свитера, запрокинутая безжизненная голова на спинке кресла прокуренных милицейских “Жигулей”, мертвая голая нога, с которой свалилась щегольская кроссовка, детские рисунки на стенах, запах нашатыря и волчий вой.
Человек не мог так выть. Это выл не человек.
Андрей посмотрел на притихших девиц. В этот момент он их ненавидел.
– Так, – сказал он спокойно. – И что? Того, который был у булочной, ты тоже узнала?
– Да. Да! – заторопилась Клавдия. – Они совсем не прячутся, ходят за мной и ходят. Я думаю, что они приняли меня за кого-то другого…
– А ты? – Андрей холодно посмотрел на Таню. – Ты тоже их видела?
– Только одного, – пробормотала Таня виновато. – Сегодня у аптеки действительно слонялся какой-то тип. То в одном месте постоит, то в другом. Черт его знает, чего ему было нужно.
– Ты видела его впервые? – уточнил Андрей. Ему очень хотелось чего-нибудь разбить, но он пока сдерживался.
Таня кивнула.
– Клавка позвонила мне сегодня на работу, – начала объяснять она, – и попросила приехать к ней. Я в обед поехала, и она мне рассказала, что происходит что-то неладное. За ней таскаются два каких-то мужика.
– Почему ты раньше их не замечала? – спросил Андрей у Клавдии. – Почему только сейчас?
– Не знаю, – пролепетала Клавдия. – Просто он мне попался на глаза тогда на мосту, и я… вспомнила.
“Ты не вспомнила, а сочинила”, – подумал Андрей. От его ледяной злобы даже сигарета погасла. Он щелкнул зажигалкой.
– Андрей, – позвала Таня робко. – Что ты так разозлился-то? Нам же страшно. Мы не знаем, что делать, решили у тебя спросить…
– Не надо ничего у меня спрашивать, – отрезал Андрей. – Нужно спросить у твоей подруги.
– Что? – завороженно глядя ему в зрачки, спросила Клавдия.
– Первое. Не носишь ли ты домой каких-нибудь медикаментов? Второе. Не бросала ли ты в последнее время богатых мужиков? Третье. Не поступало ли тебе предложений о продаже твоей потрясающей квартиры или известий о назначении тебя в НАТО, на должность Хавьера Соланы?
Клавдия храбро улыбнулась ему чуть-чуть дрожащей улыбкой.
– Ты спрашиваешь, не торгую ли я аптечными наркотиками и не занимаюсь ли проституцией? Нет. Не торгую и не занимаюсь. Насчет Хавьера Соланы я не очень поняла, но на его место меня не назначали. Это точно.
Он поднялся, отшвырнув ногой стул, очень большой и раздраженный, как медведь-шатун.
– Так я и знал, – сказал он. – Ни одно из моих предположений не подтверждается. Значит, следить за тобой нет никакого резона. Я уже тебе это раз сказал. Могу и еще раз повторить. У тебя нет больной бабушки – аргентинской принцессы?