Мифриловый крест

Но тогда наше дело безнадежно!

Безнадежных дел не бывает, выход есть всегда, только не всегда его удается найти.

Если выход не удается найти, какая от него польза?

Значит, мы должны найти выход. Думай.

Ничего не придумывается.

Тогда будем думать до тех пор, пока что-нибудь не придумается.

5.

Я лежал в постели, мои глаза смотрели в черную пустоту, заполнявшую темную комнату, и я думал. Я думал долго, я потерял счет времени, в моем мертвом мозгу носились самые разные мысли, они порождали одна другую, и каждая следующая была еще бредовее, чем предыдущая, и в конце концов я сформировал такую мысль, что сам рассмеялся, когда понял, что именно придумал. А ведь это может сработать, подумал я.

Вряд ли, подумал Головастик, но хуже точно не будет.

6.

Я вежливо позвонил в дверь одним коротким звонком и застыл в ожидании.

–  Кто там?
– донесся изнутри надтреснутый голос пожилой женщины. Судя по голосу, она заметно нервничала.

–  Сергей, - представился я.
– Я к вашей дочери пришел.

Зашуршали многочисленные засовы и задвижки, и примерно через минуту дверь открылась. За дверью стояла не Анна Игнатьевна, а сама Лена. Видать, успела оттеснить маму в процессе открывания.

–  Привет!
– сказал я.
– Как себя чувствуешь?

Лена попыталась захлопнуть дверь, но я вовремя засунул ботинок между дверью и косяком, и сообщил:

–  Я пришел сдаваться.

Дверь открылась.

–  Как это сдаваться?
– спросила Лена, глуповато хлопая большими серыми глазами, в которых уже начало светиться что-то неземное.

Я пожал плечами и лучезарно улыбнулся.

–  Вот так, - сказал я, - делай со мной, что хочешь. Я долго думал насчет того, что происходит, и убедился, что сопротивление бесполезно. Бомж гораздо сильнее Головастика…

–  Не употребляй этих слов!
– потребовала Лена.

Где-то в глубине квартиры сдавленно охнула Анна Игнатьевна и я непроизвольно поймал самый край ее мыслей. Она судорожно крестилась.

–  Извини, - я снова лучезарно улыбнулся, - я больше не буду так говорить. С этой минуты я твой раб и любое твое желание для меня закон. Бог гораздо сильнее того, кто мне покровительствовал, и в такой ситуации поддерживать его просто глупо.

–  Значит, ты отрекся от дьявола, - констатировала Лена.

–  Нет, еще не отрекся, - уточнил я, - но немедленно отрекусь по первому требованию. Мы можем зайти внутрь?

Лена рассеянно кивнула и отступила на шаг. Я вошел в квартиру, захлопнул за собой дверь и оглянулся по сторонам. Вешалки для верхней одежды не наблюдалось.

–  Куда повеситься?
– спросил я, снимая дубленку.

–  Давай сюда.

Лена приняла дубленку из моих рук и открыла шкаф. Для этого ей пришлось прижаться ко мне - прихожая очень тесная. Ее рука коснулась моей и она испуганно отпрянула.

–  Извини, - сказал я.

–  За что?

–  Мое тело холодное, касаться его неприятно. Но не волнуйся, к новому году это пройдет, если, конечно, к тому времени еще не произойдет конец света. Куда обувь поставить?

–  Вот эту дверцу открой. Ага, вот сюда. Пойдем на кухню?

–  Пойдем.

–  Чай будешь?

–  Нет, спасибо, мне сейчас не стоит.

–  Почему?

–  Желудок не работает. Сейчас для меня есть и пить - только тухлятину в животе разводить. Но, если прикажешь, я попью чаю за компанию.

–  Тогда лучше не надо. Слушай, а как ты вообще живешь?

–  Я не живу.

–  Я имею ввиду, как ты движешься, разговариваешь…

–  Я и сам не знаю. Могу спросить у бывшего учителя…

–  Нет! Ты больше не должен с ним разговаривать, как бы он тебя об этом ни молил. Он будет искушать тебя, для него твоя душа имеет наиглавнейшее значение, он постарается вернуть тебя любыми средствами.

Я криво улыбнулся.

–  Ничего у него не выйдет, - заявил я, - я уже сделал свой выбор.

Внезапно Лена закрыла глаза, а лицо ее стало неподвижным и отсутствующим. Черт возьми! Быстро же он сориентировался. Еще бы час-другой потянуть, пошел бы совсем другой разговор.

–  Ты должен умереть, - объявила Лена, открыв глаза.

–  Это он тебе сказал?

–  Да.

–  Но умерщвлять меня нет необходимости, я ведь уже мертв.

Лена недовольно поморщилась.

–  Ты должен перестать существовать как мыслящий субъект. Ты готов совершить самоубийство?

–  Твоя воля для меня закон. Но я не уверен, готова ли ты принять смертный грех.

–  Какой еще смертный грех?

–  Грех самоубийства. Если оно совершено по настоянию другого лица, грех падает на это лицо.

Лена еще раз поморщилась.

–  Это нам не подходит, - заявила она, - я сейчас вообще не могу грешить, а тем более так по крупному. Боюсь, мне придется тебя убить.

–  Приступай.

Лена погрузилась в задумчивость, которая длилась примерно минуту.

–  А как это сделать?
– наконец спросила она.
– Осиновый кол в сердце?

–  Не знаю, - честно ответил я.
– Я был вампиром, так что это вполне может подействовать, во всех народных сказках говорится, что осина для вампиров губительна. Но, с другой стороны, есть мнение, что свойство осины высасывать энергию из живых и мертвых - просто суеверие, возникшее из того, что осиновые дрова плохо горят. В общем, попробуй, может, что-нибудь и получится, а если не получится, попробуешь что-нибудь другое.

Лена задумчиво пошевелила губами.

–  А если тебя расчленить?
– спросила она.

Я пожал плечами.

–  Точно не знаю, но подозреваю, что ничего не получится. Вот Зина, когда ей в прошлый раз сильно досталось, сама расчленилась, превратилась в стаю летучих мышей и улетела от погони по частям. Лучше уж осиновый кол. Кстати, ты не знаешь, какая осина нужна для кола - живая или из забора тоже пойдет? И еще, к этому колу обязательно приделывать перекладину, чтобы он был на крест похож?