Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция

За мифом о возвращении Гераклидов, по почти единодушному мнению современных исследователей, стоит историческое событие – новая волна переселения индоевропейцев, носителей обширной языковой группы (к их числу относятся многие современные языки – славянские, германские, балтийские, иранские, армянский). Вторжение индоевропейцев в Средиземноморье происходило этапами. Предшественниками ахейцев, создателей микенской культуры, были пеласги. Помимо сведений о расселении их части на восточном побережье Средиземноморья, имеются предания о заселении ими некоторых земель современной Италии.

Последняя крупная волна индоевропеизации Средиземноморья оставила более отчетливые археологические следы. Это культура, выявленная в Восточной Германии, Австрии и Венгрии, Прирейнской Галлии, Северной Испании и Италии, вплоть до ее южной части, называется культурой «полей погребальных урн»: покойников кремировали и хоронили в урнах, тесно прилегающих друг к другу.

Появление этих народов на Западе синхронно таким событиям на Востоке, как разрушение хеттской державы, гибель Трои и вторжение «народов моря» в Египет.

Разумеется, такой маленький народ, как дорийцы, не мог снести златообильные Микены, крепкостенный Тиринф и песчаный Пилос, но если представить себе дорийцев как авангард великого переселения народов (в древнеегипетских текстах XIII-XII вв. до н. э. они названы «народами моря»), обрушившегося на всю Переднюю Азию, острова и полуострова Средиземного моря, то мифы о возвращении Гераклидов могут рассматриваться как своего рода исторический источник.

Макария и Гилл

Выгорел погребальный костер Геракла на горе Эте. И все, кто был чем-либо обязан могучему герою и благодетелю, погрузились кто в воспоминания, кто в глубокую печаль. Эврисфей же поднялся на стены Микен и, встав рядом с привратными львами, обнявшими лапами колонны, хищно раздул ноздри. «Наконец-то, – ликовал он, – нет того, кого я пытался уничтожить двенадцать раз. Ему удалось выйти сухим из воды в десятке других испытаний, в какие он вовлек себя по безрассудству. Но теперь огонь истребил его плоть. Он стал дымом».

Обратив взгляд к Тиринфу, Эврисфей что-то вспомнил, и лицо его перекосилось: «Истребил ли? Ведь остались сыновья Геракла Гилл, Ктесипп, Глен и дочь Макария. Живут еще в Тиринфе старуха Алкмена и племянник Геракла Иолай, помогавший ему избежать неизбежное».

Спустившись со стены, царь созвал своих верных слуг, чтобы испросить у них совета, как поскорее извести род Геракла. Были среди советников Эврисфея люди, тайно сочувствовавшие Гераклидам. Узнав от них о замыслах негодяя, Гераклиды тайно покинули Тиринф и укрылись в соседней Трахидее, которой правил царь Кеикс, давний друг их отца.

И сразу же Эврисфей разослал по всему Пелопоннесу гонцов с требованием под угрозой войны выдать беглецов. Тогда Кеикс созвал Гераклидов и обратился к ним с такими словами:

– Да, я был другом вашему отцу. Но мне не совладать с могучими Микенами, и нет у меня провизии, чтобы выдержать долгую осаду. Не лучше ли вам стать под защиту могущественных Афин? Их царь Демофонт – прославленный воитель. Ведь он участвовал в Троянской войне, а после вызволил из плена свою бабку Эфру, похищенную Диоскурами ^[334] . У Демофонта благодарная память. Не забыл он, какие услуги оказал ваш отец его отцу Тесею.

334

Демофонт – сын Тесея и Федры, брат Акаманта. Освобождение Эфры, оказавшейся в рабстве у Елены, было сюжетом одной из картин Полигнота и часто изображалось на сосудах. По одной из версий мифа, Афины обязаны Демофонту палладием Трои, который он похищает у Диомеда.

Так беглецы покинули Трахину и путем Тесея, через Истм, отправились в Афины. Демофонт оказал им царское гостеприимство и отвел для поселения побережье у Марафона ^[335] . Ведь он знал о мстительности Эврисфея, готового на все, лишь бы истребить род Геракла. Гераклиды же поспешно отправили в Дельфы гонца, чтобы узнать об исходе предстоящей войны. Ответ оракула потряс: «Гераклиды победят, если кто-либо из них отдаст себя в жертву Персефоне».

Собрались дети Геракла и Деяниры и стали судить-рядить, кому первому идти в мрачный аид.

335

На этом основании в годы Пелопоннесской войны спартанцы, разорившие Аттику, пощадили Марафон.

– Я уже стара, и смерть меня не пугает, – сказала Алкмена, – вам же, внуки мои, еще жить и жить!

– Нет, бабушка! – возразил Глен, младший из внуков. – Богам, как много раз повторял наш отец, надо отдавать самое лучшее. Суровая богиня не сочтет тебя лучшей из нас. Мне кажется, что я придусь Персефоне по душе.

Тогда выступила, сияя юной красотой, Макария, прекраснейшая из дев.

– Отец назвал меня Макарией, рассчитывая на то, что я принесу счастье нашей семье. И вот наступило время доказать, что я достойна своего имени. Боги оценят твое благородство, Глен. Но твое место в бою, моя же кровь принесет нашему роду победу, и вы, братья мои, вернетесь в Микены, чтобы наследовать отцовскую власть.

Не успела Макария договорить, как Алкмена забилась в рыдании:

– Ты одна у меня внучка! Зачем я дожила до часа разлуки с тобою!

Но Макария была спокойна. Лишь лицо ее немного побледнело, но глаза смотрели твердо и решительно. С гордо поднятой головой девушка проследовала в храм богини царства мертвых Персефоны, находившийся в Марафоне, на том самом месте, где Деметра впервые встретилась со своей дочерью, отпущенной суровым супругом Аидом.

Никто из Гераклидов не видел, как умирала Макария. Алкмену увели в Афины. Но весть о чуде обошла всю Аттику: как только кровь девушки коснулась земли, оттуда забил источник.

Узнав о самопожертвовании Макарии, царь афинян не стал дожидаться, пока войско Эврисфея подступит к городу. Спустившись с акрополя, он выступил ему навстречу. Афиняне и Гераклиды, уверенные в победе, сражались, как львы. Микенское войско обратилось вспять. Первым покинул поле боя трусливый Эврисфей, поторопившийся поскорее добраться до стен Микен, слышавших его приказы и его похвальбу.

– Не уйдешь! – выкрикнул быстроногий Гилл, бросаясь в погоню за царем, как гончий пес за грузным кабаном. И вот уже царственный беглец в цепких руках Гилла.

– Отпусти меня! – взмолился Эврисфей. – Ты получишь все мои богатства.

– Не нужны мне твои сокровища, подлец! – ответил юноша. – Шагай быстрее. Макария в аиде ждет не дождется твоей черной крови!

С высот Киферона стало видно море. Вот уже стены Марафона, храм Персефоны, квадрат алтаря, бьющий из земли источник. Гилл занес меч и отсек Эврисфею голову. И покатилась она, как тряпичный мяч, прямо к алтарю, остановившись у источника.

Прошептав молитву Персефоне, Гилл схватил голову Эврисфея за волосы и, держа трофей перед собой, отправился в Афины. Многие сопровождали юношу, крича: «Голова Эврисфея! Голова Эврисфея!» С тех пор это место так и зовется.

Вот и дом, отведенный Демофонтом Алкмене. Быстро мелькают спицы в руках старухи. Она еще не знает, как закончилось сражение, живы ли внуки. Вязание, в котором Алкмена была мастерицей, успокаивает сердце. На полотне под спицами вырисовывается гордое лицо Макарии, точно такое, каким его видели перед уходом в Марафон. И в это время отодвинулся полог и показался Гилл с головой Эврисфея.

Несколько мгновений старуха, напрягая зрение, всматривалась в окровавленное лицо, словно бы его не узнавая. А может быть, она не могла поверить, что злейший враг ее сына мертв. Потом, отбросив вышивку, она кинулась к голове с криком: