Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция

«Коринф в самой глубокой древности, – продолжает Базили, – создал себе целый мифологический мир и с почтением сохранил его памятники». Наш предшественник имел в виду поэму эпического поэта Эвмела «Коринфские дела», общее содержание которой сохранил Павсаний и другие древние авторы. Богатство коринфского мифологического мира обусловлено положением Коринфа на Истме, на скрещении морских путей, которыми на протяжении тысячелетий пользовались не только греки и их предшественники пеласги, но и обитатели всего Средиземноморья.

В храме Аполлона хранилась статуя богини морской стихии Талассы, дочери Океана, которой Коринф (во II тысячелетии он назывался Эфирой) был обязан своим богатством. В Коринфе, международном порте античного мира, почитались наряду с греческими и восточные боги – Астарта, Осирис, Исида.

Сизиф [209]

Ты

снова катишь камень, мой Сизиф,

И он опять срывается с пригорка.

В твоих руках не истина, а миф,

А на губах все тот же привкус горький.

209

Правильное написание имени этого мифологического героя – Сисиф, но в русской литературной традиции, благодаря первым русским переводам с латинского, еще с XVIII в. закрепилась форма Сизиф, вошедшая даже в широко известный фразеологизм.

Каждый из городов Арголиды имел свою историю и свои мифы. Имела их и Эфира.

В неприступную крепость Эфира была превращена Сизифом, сыном Эола. Одни считали его коварнейшим из смертных, другие – умнейшим ^[210] . Соседом Сизифа был Автолик, сын Гермеса, унаследовавший от отца способность воровать и не попадаться на краже и обладавший умением придавать похищенному любой облик. Автолик постоянно воровал у Сизифа скот и превращал белых коров в черных или пестрых – так что его невозможно было различить. Тогда Сизиф выложил на копытах своих коров свинцовыми буквами «Автолик украл» и с помощью этого смог вернуть себе похищенных животных.

210

Именно к этой трактовке образа восходит то из преданий, которое превращает Сизифа в отца Одиссея, сделав его возлюбленным Антиклеи, дочери Автолика, в покои которой он проникает хитростью в первую же брачную ночь после ее свадьбы с Лаэртом. По другому варианту, сам Автолик привел Сизифу свою дочь, чтобы его внук унаследовал хитрость и от него.

Город Сизифа страдал от безводия, а он сумел дать ему воду. Он подсмотрел, как Зевс похитил Эгину, одну из двенадцати дочерей речного бога Асопа. И когда Асоп стал искать свою дочь, он обещал ему назвать имя похитителя при условии, что Эфира получит воду. Чего не сделаешь ради родного города!

Разумеется, Зевс такого наушничества не одобрил и немедленно подослал к Сизифу бога смерти Таната. Любой другой смертный покорно последовал бы за Танатом в аид. Но Сизиф, предугадав решение царя богов, устроил капкан, куда попался Танат, не ожидавший от смертного такого подвоха. Пришлось Зевсу послать в Эфиру могучего Ареса. Выпустил он Таната, и тот сразу же потащил душу Сизифа в аид.

Но хитрец и это предусмотрел. Он предупредил жену Меропу, чтобы она не совершала установленных погребальных обрядов и не приносила жертв подземным богам. Изобразив негодование, Сизиф убедил Персефону отпустить его на землю, чтобы примерно наказать нечестивую супругу. Коварный замысел удался: вернулся Сизиф на землю в свой родной город на радость родным и удивление эфирцам.

Нет предела человеческой зависти. Вместо того чтобы радоваться возвращению основателя города из аида, многие вознегодовали: «А почему наши близкие не вернулись? Чем он лучше?» Вот тогда-то и пошла о Сизифе дурная слава ^[211] .

211

Впервые о Сизифе как коварном корыстолюбце и посмертной его судьбе в аиде говорится у Гомера, который, однако, ничего не сообщает о причинах постигшей его душу участи; у позднейших же авторов упоминаются и другие прегрешения: разглашение планов богов, разбойные нападения на путешественников, насилие над женой брата. Все эти варианты, как и рассказ о соблазнении дочери Автолика Антиклеи, возможно, восходят к несохранившимся трагедиям Эсхила, Софокла и Еврипида.

В третий раз он уже не смог придумать никаких уловок, и боги, в назидание тем, кто будет уклоняться от предначертанной человеку смерти, решили сурово наказать Сизифа: в аиде его заставили вкатывать на гору тяжелый камень, который срывался вниз, когда вершина была уже почти рядом, и Сизиф начинал свой бессмысленный изнурительный труд сначала.

Кажется, Аид придумал такую кару, чтобы показать, что человеческая жизнь не имеет никакого смысла – основывай города или их разрушай, все равно конец один. Однако не удалось богам заставить людей ждать сложа руки, когда придет смерть. Сознание своей полезности остающимся жить и будущим поколениям заставляет их творить, искать, бороться.

Победитель химеры

Гнев богов обрушился и на потомков Сизифа. Сын его Главк, правивший в Эфире после Сизифа, был разорван собственными конями на погребальных играх в память Пелия. Несчастья долго преследовали и внука Сизифа Гиппоноя, сына Главка или, как считали некоторые, самого Посейдона ^[212] .

Юный Гиппоной был наделен и силой, и необыкновенной красотой. Не было человека, который бы им не восхищался. Но однажды, когда он, выйдя из дворца, прогуливался по Эфире, к нему подошел известный всему городу шутник по имени Беллер. Показывая на царя пальцем, Беллер воскликнул:

212

В знак этого происхождения Беллерофонт изображался с трезубцем. Можно думать, что Гиппоной-Беллерофонт – первоначально морское божество круга Посейдона.

– Смотрите, какой урод!

Вскипело сердце самолюбивого Гиппоноя. Он поднял могучий кулак и обрушил его на голову Беллера. Умирая, несчастный простонал:

– Напрасно боги наделили тебя красотой, раз не дали ума и не научили понимать шутки. Так пусть же эта красота станет источником твоих несчастий!

Услышали боги слова умирающего. Преступление, как клеймо, тяготело над юным царем. Гиппоноя с позором изгнали из родного города, и само имя, данное ему отцом, вскоре было забыто и стали называть его «убийцей Беллера» – Беллерофонтом.

Скитаясь повсюду, прибыл Беллерофонт в крепкостенный Тиринф, где правил тогда могучий воитель Пройт. Пожалел он юношу, залюбовавшись его красотой, и, поклявшись быть ему другом, поселил в своих покоях. Но красота стала для скитальца источником бедствий. Шаловливый Эрот ранил стрелой сердце супруги Пройта ^[213] , и хотя Беллерофонт был чист перед гостеприимцем, отвергнутая царица возвела на него навет, будто он покушался на ее честь. Поверил Пройт клевете, но, не желая навлекать на себя гнев богов, чтущих клятвы и карающих их нарушителей, сдержал ярость и призвал к себе Беллерофонта.

213

Гомер дает ей имя Антея, у ряда других авторов она – Сфенобоя.

– Друг мой, – объявил он ему, – мои стражи поймали человека из Эфиры и отняли у него кинжал, которым он помышлял тебя убить. Я думаю, будет лучше, если ты отправишься к моему тестю, царю Ликии Иобату. Там, за морем, ты будешь в безопасности. А это передай ему при встрече, – протянул он юноше складень.

В те годы тиринфяне, эфирцы и другие жители Пелопоннеса уже владели письмом, не похожим на позднейшее греческое. Писали не буквами, соответствующими звукам языка, а знаками, каждый из которых обозначал один слог. Так, для слова Бел-ле-ро-фонт потребовалось четыре знака. Начертал Пройт знаки на деревянной табличке, прикрыл ее другой и, прочно связав, передал гостю ^[214] .

214

Мотив запечатанного письма, несущего гибель подателю, использован Шекспиром в трагедии "Гамлет".

Взял юноша складень, поблагодарил Пройта за гостеприимство и добрый совет, не подозревая, что тот отправляет его на смерть.

Сев на быстролетный корабль, Беллерофонт через несколько дней оказался в Ликии. Ее царя Иобата он покорил с первого взгляда и попал сразу с корабля на пир. За вином, лившимся рекой, забыл Беллерофонт о данном ему поручении и вспомнил о нем лишь через девять дней, когда царские винные подвалы опустели.

Приняв из рук гостя складень, царь разрезал узлы, развернул деревянные дощечки и впился взглядом в гибельные знаки. Воля Пройта была ясна. «Наверное, этот несчастный совершил тяжкое злодеяние и достоин смерти, – подумал ликиец. – Но почему Пройт не наказал его сам, а поручил мне? И как убить человека, с которым пировал столько дней подряд?»