Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим
Шрифт:
– Просьбу твою я исполню, – ответил Юпитер. – Но и ты из сердца гнев изгони. Пусть останутся в Лации тевкры и растворятся среди латинян, я свяжу их единым наречьем. От смешанной крови род возникнет, который превзойдет благочестием бессмертных и смертных.
Так укрощен был дух мятежный Юноны, и она, следуя за супругом, покинула облака [271] .
Ютурна, возвратив оружие брату, стояла поодаль, готовая снова вмешаться в сражение. Юпитер смотрел на нее, размышляя, как ее устранить.
271
В облаках
Есть, говорят, две чумы, две заразы по имени Диры, рожденные Никтой вместе с Мегерой в сплетении змей, три крылатых сестры, к услугам которых верховный владыка прибегает во гневе. Вызвав одну из них, приказал Юпитер немедля явиться к Ютурне. И она полетела, словно стрела из парфянского лука, начиненная ядом, и, прорезая пространство, повисла над троянскою ратью и отрядом рутулов. Приняв облик птицы, имеющей обыкновение сидеть на могилах и кровлях пустынных, она опустилась на землю.
Турн, узрев ее, остолбенел. Ужас сковал его тело, голос пресекся в гортани. Ютурна, издалека услышав биение крыл, задрожала. Ногтями царапая грудь, волосы вырывая, она завопила:
– Чем тебе, брат, я смогу пособить? Какое искусство поможет удержать в глазах твоих свет? Я ухожу, не пугай меня, зловещая птица. За тобою я Юпитера вижу мощную волю. За что он карает меня? За то ли, что дева я? И почему тогда он мне вечную жизнь даровал? И я не могу сопровождать несчастного брата и покончить с земными скорбями. Мне бессмертие дано. И как я одна, любимый, останусь на этой земле без тебя? Или другая земля предназначена мне?
Тяжело вздыхая, закутавшись в покрывало Главка, нырнула она в глубокое русло.
Эней наступал, потрясая мощным древком, подобным стволу древесному, и речью Турна позорил:
– Что же ты медлишь опять? Какую новую ищешь уловку? Бой ведь у нас, не состязание в беге! Можешь любое обличье принять и призвать на подмогу все, чем искусство и доблесть владеют: взмыть ли птицею к звездам или в недра земные спуститься.
Турн головою кивнул:
– Твоих угроз я не пугаюсь. Страшны мне боги одни и Юпитер!
272
В гибели Лавса, как до него Палланта, в смерти прекрасной амазонки Камиллы повинно безумие войны, поражающее мужчин и женщин, юношей и старцев, виновных и невиновных.
Поведение Турна показало, что до тех пор, пока он жив, будет война, и Вергилий уже подготовил читателей к тому, что устранение противника не только должно принести удовлетворение Энею и отдать ему причину спора – Лавинию, но и явиться благодеянием как для троянцев, так и для италиков, чьи интересы героически отстаивал рутул. В мифическую древность переносится ситуация заключительного этапа гражданских войн, когда на пути к миру стоял триумвир Марк Антоний. Занимая позицию Антония, обладая его качествами, пылкостью и непримиримостью, Турн остается италийским героем. Его Лавиния, доставшаяся Энею, ничем не напоминает союзницу Антония Клеопатру. И сам он не бросается на свой меч, как это сделал побежденный Октавианом Августом Антоний, а гибнет в поединке.
Озираясь, увидел он камень, мхом обросший, огромный, служивший межою на случай тяжбы судебной. Дюжина самых могучих людей, ныне рожденных землею, его бы поднять не сумела. Дрожащей рукою вскинул камень рутул и кинул в Энея. Но не прошел он всего расстояния, что бойцов отделяло.
И Турн себя не узнал. Так бывает тогда, когда сон наши очи смежает, когда телу привычных сил не хватает и к гортани прилипает язык. Разные чувства в его боролись груди. Взгляд его охватил и рутулов, и город, стеной окруженный, и пику, к нему обращенную грозно. Не осталось сил ни для бегства, ни для сражения. Нет колесницы. Сестры почему-то не видно.
Медленно заносит Эней копье роковое
за спину и, выбрав место удара, кидает, вперед устремившись всем телом. Пика несется, подобно черному вихрю. Не так ли снаряд из баллисты, сорвавшись, в стене рассыпается с громом? Пройден щит семислойный. Пробита кольчуга. Жало вонзается в бедро со свистом.Валится Турн, сгибая колени, на землю. Строй рутулов отзывается воплем, и жалобно вторят ему окрестные горы и рощи. Рутул глаза открывает и простирает руку к Энею:
– Я ни о чем тебя не прошу. Пользуйся счастьем. Но если сжалиться можешь над моим несчастным отцом, – был у тебя ведь такой же родитель, Анхиз, – тело мое, лишенное света, или меня самого родичам кровным верни. Ты победил. Твоя Лавиния, в жены ее возьми и уйми свою злобу.
Эней наклонился над Турном и отвел уже занесенную руку. Сердца его коснулись слова, какие Турн отыскал, и оно начинало смягчаться. Но вдруг из-под панциря Турна блеснула бляха той пекторали, которая покрывала грудь Палланта, и, взгляд на нее устремив, загоревшись яростным гневом, крикнул Эней:
– Нет! От меня не уйдешь, защищенный доспехом Палланта. Это он, мой друг, нанесет удар моею рукой, на злодейство твое отвечая возмездием.
И железо погружается яростно в грудь. Охладевает смертью объятое тело. Жизнь его покидает и к теням отлетает со стоном…
Конец биографии создан
Фантазией (нет, не моей):
Взмывает стремительно в воздух
Благочестивый Эней.
Без спутников и провожатых
Летит одинокий, как перст,
Богами на небо взятый, -
И звезды сияют окрест.
И ждет его матерь Венера,
Распахнут небесный чертог.
Вознаграждается вера -
Отныне бессмертный он бог.
Он смотрит сверху на землю,
На свой любимый народ,
Призывам воинственным внемлет
И Цезаря с Августом ждет.
Так пал непреклонный вождь рутулов. Эней и его спутники могли надеяться, что после долгих и ожесточенных схваток они будут пользоваться благами мира. И поначалу казалось, что эта надежда их не обманет. Латин, потрясенный ужасным разворотом событий, понял, что всеми действиями пришельцев руководят небожители, и больше не сомневался в том, что его дочь Лавиния должна принадлежать победителю. Эней был объявлен наследником трона, и троянцы, покинув свой лагерь, переселились в Лаврент [273] . Многие из них взяли в жены латинянок. Город быстро разросся. Пришельцы нашли себе дело. Казалось бы, совместными трудами их и латинян на истерзанную землю возвращается золотой век Сатурна.
273
Город этот (ныне местечко Пратика ди Маре) находился в болотистой местности или в лесу к югу от устья Тибра. Иногда его называли Лавролавинием. Согласно одной из версий, Лаврент был местом первоначальной высадки Энея. Здесь при раскопках были обнаружены тринадцать алтарей – свидетельство древности культа Энея в Лации.
Но дух Энея не обрел спокойствия. Ведь провозглашенная пророчествами великая цель – новая Троя – не осуществлена.
Как-то перед царем Латином предстал Эней вместе с супругой своей Лавинией и Асканием, уже достигшим расцвета юности.
– Царь и отец, – начал Эней, склонившись перед старцем. – Дозволь мне поделиться с тобой мыслью, которая давно уже лежит камнем на сердце.
– Я тебя слушаю, мой сын, – отвечал Латин. – Освободи свое сердце от тяжести, какой бы она ни была.
– Камень, – продолжал Эней, – это мысль о новой Трое. Я хочу положить его в фундамент города, который должен сохранить и умножить славу своего великого предшественника. Такова же, как я смог убедиться, и воля бессмертных богов, в руках которых наши судьбы. Я хочу дать этому городу имя твоей дочери. И пусть он будет возвышаться на берегу моря, чтобы его гавань могла принимать корабли из всех городов и стран.
– Сын мой! – прервал Латин зятя. – И мне божество уже три ночи подряд внушает во сне, что тебя ожидает еще один великий подвиг. Когда же ты хочешь положить в основание города первый камень?