Мифы о Беларуси

«Именно самодержавное народовластие, или, если перевести это с русского языка на иностранный, суверенная демократия, есть самая исторически свойственная вещь для России».

Политолог Дмитрий Орешкин согласился, что ничего нового Владимир Мединский не придумал. Упомянутая им модель известна давно и называется «делегативной демократией». С данной точки зрения, демократия — это всенародное избрание царя. Поставили во главе государства человека, кажущегося большинству подходящим, и разошлись по домам. Пусть он делает, что находит нужным, и пусть никто не смеет ему мешать. При делегативной демократии нет места разделению властей, системе сдержек и противовесов, местному самоуправлению, а оппозиция рассматривается как вредные раскольники.

Для Запада демократия — не только и не столько принятие решений большинством, сколько учет мнения и интересов меньшинства, постоянная, а не раз в четыре года, подконтрольность государства гражданскому обществу, конституционное ограничение и регулярная сменяемость высшей власти. Однако, считает Орешкин, российская демократия отличается от западной не внешне, а по сути. Впрочем, почему непременно российская? Подобные порядки существовали, к примеру, у воинственных степных кочевников и экипажей пиратских кораблей. Выборный хан или капитан получал всю полноту власти, вплоть до права убить любого, кто станет ему перечить. Если же у большинства складывалось убеждение, что предводитель плох, то убивали или изгоняли его самого, но лишь затем, чтобы тут же поставить над собой другого такого же. Орешкин говорит:

«Это не уникальная особенность русской истории. Это фаза развития демократии. После чудовищной концентрации власти в руках узкой группы людей, а в сталинское время в руках одного человека, которого так и называли Хозяином, перейти прямо к либеральной демократии, скорее всего, невозможно. Это было бы связано с развалом системы управления как таковой. Наивно ожидать, что за 20 лет мы залижем все раны, нанесенные общественному сознанию и социальной культуре правлением большевиков. Конечно, сейчас в России полудемократия. Это надо пережить».

Эксперт указывает:

«Необходимо помнить, что в условиях самодержавия не будет развития. Это вопрос выбора. Можно жить с «сильной рукой», но надо понимать, что в таком случае мы всегда будем отставать от соседей. Главный субъект развития — городской средний класс, предприниматели и интеллигенция, а они всегда требуют прав и ведут себя независимо. Хотите развития — делитесь полномочиями. Монархии Европы прошли этот путь и стали символическими. Владимир Мединский, как в свое время Николай Карамзин, считает самодержавие органичным для России, потому что сам приближен к самодержцам и в его интересах эту ситуацию законсервировать. А есть люди, в чьих интересах ее сломать. Идет политическая борьба. Это нормально».

Далее в своей речи в Думе Вл. Мединский предложил создать специальное государственное ведомство для утверждения «правильной», с его точки зрения, версии истории. Он призвал к организации аналога Министерства пропаганды, созданного Геббельсом в 1933 году:

«Нужна отдельная государственная историко-пропагандистская организация, которая занималась бы вопросами изучения и сохранения исторической памяти, исторической пропаганды и, тут стесняться нечего, решала контрпропагандистские задачи».

Артем Кречетников, московский корреспондент Би-би-си, так это прокомментировал:

«У большинства народов имеется то, что ученые именуют «фольксхистори»: общепринятая, адаптированная для массового потребителя, позитивная версия отечественной истории, набор клише и легенд. Она может упрощать и даже искажать реальность, зато способствует моральному комфорту. Существование альтернативных версий в свободном обществе допускается, но именно в качестве альтернативных и маргинальных, для людей, сугубо интересующихся историей.

Чаще всего специалисты вспоминают в этой связи Францию, где по умолчанию принято считать, что в годы нацистской оккупации все граждане поголовно если и не состояли в Сопротивлении, то считали дни до освобождения, хотя на самом деле все было сложнее.

Однако в странах, которые принято относить к демократическим, «министерств истории», тем не менее, не полагается. Общественный консенсус там умеют поддерживать неформальными методами.

Создать госструктуру со штатом чиновников, конечно, можно. Но в условиях демократии, пускай «делегативной», при наличии интернета, частного книгоиздания и открытых границ возможностей отдела пропаганды ЦК КПСС у нее не будет. Чем заниматься такому органу? Финансировать за счет налогоплательщиков создание «правильных» книг и фильмов?»

А вот комментарий Дмитрия Орешкина:

«Поднимать тему фальсификации истории в стране, где вся история основана на фальсификациях, небезопасно. Разговор на государственном уровне, скажем, об истории Великой Отечественной войны, а это сегодня самый дискуссионный и больной вопрос, закончится требованием полного открытия архивов. По-видимому, власть считает, что лучше не трогать этих документов. Не буди лихо, пока оно тихо!»

Вл. Мединский в своем выступлении коснулся и «национальной идеи»:

«На вопрос, зачем жить, с какой целью жить в стране и развиваться, может ответить только национальная идея».

А. Кречетников пишет:

«На протяжении, как минимум, последних пятнадцати лет не самые глупые люди регулярно пытаются сочинить для россиян национальную идею, но пока безрезультатно. Согласно результатам опроса Левада-центра, лишь 43 % граждан считают, что страна идет в правильном направлении, и почти столько же уверены в обратном. Какая уж там объединяющая идея! Многие эксперты и рядовые граждане полагают, что она вообще не нужна, другие призывают обратиться к простым жизненным ценностям».

«Научиться жить по-человечески и спокойно, без ненависти друг к другу. Делай свое дело, получай приличную зарплату, соблюдай закон. Покрась забор, не гадь в подъезде», — так формулирует свое понимание национальной русской идеи Д. Орешкин.

Проблема, по мнению Орешкина, состоит в том, что исторически в России национальная идея понималась как жертвенное служение чему-нибудь. Конкретно — социальной утопии или территориальной экспансии. Например, российский геополитик позапрошлого века Ростислав Фадеев утверждал, что Россия не может просто жить, «как какая-нибудь Дания», ей непременно нужны «великие дела». Вопрос в том, что считать великим.

Д. Орешкин говорит:

«Живу плохо, но принадлежу к великому народу, который все уважают и боятся, и который все перенес и всех победил! Когда после смерти Сталина провели перепись, выяснилось, что народ-победитель имел жилплощади меньше семи квадратных метров на человека. Зато у нас была великая страна! Сейчас мы имеем 22 метра, и недовольны. А в США 62 метра, потому что американец зарабатывает деньги, старается купить в кредит дом, и ни о какой идее специально не думает».