Мифы революции 1917 года

В то время действовал закон о свободе печати. Любая редакция имела возможность подхватить сенсацию. Если этого не произошло — за одним-единственным исключением! — напрашивается вывод: редакторы сочли данное обвинение сомнительным. Тем более что имелась приписка авторов: «По техническим условиям подлинные документы будут нами опубликованы дополнительно». Получалось, что пока еще их нет. Вот эта заметка:

«При письме от 16 мая 1917 г. за № 3719 нач. штаба Верховного главнокомандующего препроводил военному министру протокол допроса от 28 апреля с.г. прапорщика 16-го Сибирского стр. полка Ермоленко. Из показаний, данных им начальнику разведывательного отделения штаба Верх. главнокомандующего, устанавливается следующее. Он переброшен 25 апреля с.г. к нам в тыл на фронт 6-й армии для агитации в пользу скорейшего заключения сепаратного мира с Германией. Поручение это Ермоленко принял по настоянию товарищей. Офицеры германского Генерального штаба Шидицкий и Люберс ему сообщили, что такого же рода агитацию ведут в России агент германского Генерального штаба, председатель Украинской секции "Союза освобождения Украины" А. Скоропись-Иолтуховский и Ленин. Ленину поручено стремиться всеми силами к подорванию доверия русского народа к Временному правительству. Деньги на агитацию получаются через некоего Сведсона, служащего в Стокгольме при Германском посольстве. Деньги и инструкции пересылаются через доверенных лиц…»

Прервем текст. Отметим некоторые странности. Что за товарищи дали поручение Ермоленко? При чем тут германский Генштаб? Почему его сотрудники стали бы докладывать прапорщику о своих секретных агентах?! Впрочем, продолжим.

«…Согласно только что поступившим сведениям, такими доверенными лицами являются в Стокгольме: большевик Яков Фюрстенберг, известный более под фамилией "Ганецкий", и Парвус (доктор Гельфандт). В Петрограде: большевик, присяжный поверенный М.Ю. Козловский, родственница Ганецкого — Суменсон, занимающиеся совместно с Ганецким спекуляциями, и другие. Козловский является главным получателем немецких денег, переводимых из Берлина через "Дисконто-Гейзелыпафт" на Стокгольм "Виа-Банк", а отсюда на Сибирский банк в Петрограде, где в настоящее время на его текущем счету имеется свыше 2 000 000 р. Военной цензурой установлен непрерывный обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами (Стокгольм—Петроград)».

На следующий день после опубликования этого материала М. Козловский выступил на заседании ЦИК Совета с заявлением, полностью опровергая выдвинутые обвинения. По его словам, никаких германских денег ему не пересылали, телеграмм «политического и денежного характера» от германских агентов он не получал, в банках на счету у него никогда не было двух миллионов рублей, а на текущем счету есть не более нескольких тысяч. (Но ни он, ни Ганецкий не были большевиками, а состояли в Польской социал-демократической партии.)

Ленин категорически опроверг все обвинения в свой адрес. Высказал удивление: имея неопровержимые сведения о нем как о немецком шпионе, его следовало бы арестовать сразу же после получения соответствующих документов (после 16 мая), назначив правительственное следствие. Почему-то этого не произошло.

…Насколько мне известно, ни один из серьезных историков (Берберову или Солженицына, не говоря уже о Солоухине, к этому числу отнести нельзя) не писал о Ленине как германском агенте и немецком золоте как двигателе русской революции. Но дело даже не в этом. Следовало бы учесть один важный факт: «революционные бациллы» в пломбированном вагоне пересекли Германию и прибыли в Россию после Февральской революции. В падении самодержавия, отречении императора и великого князя они не принимали никакого участия.

Самое удивительное то, что «могучее, богатейшее, просвещенное государство» смогли погубить 30 «головорезовбольшевиков» под руководством вождя, которого В. Солоухин называл психически больным! Правда, у них имелось, как утверждал данный писатель, 50 миллионов марок золотом. Вот за какую цену, оказывается, продажные русские люди учинили расправу над собственной державой, обрекая себя и свой народ на мучения и рабское прозябание. Своеобразная философия исторического процесса, где главный двигатель, по мнению писателя, деньги.

Удивительно, что миф о русской революции на деньги германского Генштаба и Ленине как немецком агенте существует и будоражит умы до настоящего времени. Это свидетельствует о сумрачном состоянии сознания у многих наших людей и о постоянном возрождении гнусных мифов усилиями врагов России, а также сознательных и невольных их сообщников.

Что же произошло в феврале-марте 1917 года?

Подытожим сказанное в этой главе.

В исторической науке, прежде всего советской, укоренился миф о буржуазно-демократической Февральской революции и свержении самодержавия. А тогда восторжествовала народно-демократическая революция, выражавшая анархистские настроения народных масс. По этой же причине не началась гражданская война, ибо не было противоборствующих — не на жизнь, а на смерть — политических партий и социальных групп.

Самодержавия никто не свергал. Оно прекратило свое существование примерно так, как умирает дряхлый старик, для которого смертельным может оказаться даже слабое потрясение или напряжение сил. Это с удивлением отмечали многие современники. В конце марта 1917 года архитектор А.В. Щусев написал художнику А.Н. Бенуа в связи с падением монархии: «Все сооружение рассыпалось как-то даже без облака пыли и очень быстро».

Как мы знаем, Гучков и Шульгин, принявшие по поручению Государственной думы отречение императора Николая II, по своим убеждениям были монархистами. Они вовсе не собирались свергать царскую власть.

Обратимся к воспоминаниям дальнего родственника царской фамилии, посла Французской республики в России Мориса Палеолога. В середине февраля 1917 года он отметил: «В России готовится революционный кризис, он чуть было не разразился пять недель тому назад, но только отложен. С каждым днем русский народ все больше утрачивает интерес к войне, и анархистский дух распространяется во всех классах, даже в армии».

В разговоре с ним великая княгиня Мария Павловна сказала:

— Императрица вполне овладела императором, а она советуется только с Протопоповым, который каждую ночь спрашивает совета у духа Распутина… Я не могу вам сказать, до какой степени я упала духом. Со всех сторон я все вижу в черном свете. Я жду наихудших несчастий… Но Бог не может хотеть, чтоб Россия погибла.

Морис Палеолог ответил:

— Бог поддерживает лишь тех, кто борется, и я никогда не слыхал, чтоб он помешал самоубийству. А ведь то, что сейчас делает император, это настоящее самоубийство для него самого, для его династии и для его народа.

Следует сделать оговорку. Палеолог в Росси вел краткие дневниковые записи, которые, по-видимому, дополнил позже, находясь во Франции. В некоторых случаях его воспоминания могут отражать его более поздние мысли. Не исключено, что он вольно или невольно преувеличил свой провидческий дар. Но для нас интересны факты, которые он приводит. В частности, о «консультациях» министра МВД с духом Распутина в преддверии Февральской революции.

В субботу 27 февраля Палеолог записал, что днем, несмотря на усиленные наряды жандармов, казаков и солдат, горожане стали собираться группами, петь Марсельезу, носить знамена и транспаранты с надписями: «Долой правительство!», «Долой Протопопова!», «Долой войну!», «Долой немку!». Судя по всему, за свержение самодержавия тогда никто активно не выступал.

На следующий день, по его словам: «Мрачные известия приходят одно за другим. Окружной суд представляет собой лишь огромный костер: Арсенал на Литейном, дом Министерства внутренних дел, дом военного губернатора, дом министра двора, здание слишком знаменитой охранки, около двадцати полицейских участков объяты пламенем; тюрьмы открыты, и все арестованные освобождены; Петропавловская крепость осаждена; овладели Зимнем дворцом, бой идет во всем городе».

Такова стихия народного бунта. Палеолог, имевший хороших осведомителей, отметил: никакого единого руководства восстанием нет. «Такая скорая и полная измена армии является большим сюрпризом для вождей либеральных партий и даже для рабочей партии… Она ставит перед умеренными депутатами (Родзянко, Милюков, Шингарев, Маклаков и проч.) вопрос о том, можно ли еще спасти династический режим. Страшный вопрос, потому что республиканская идея, пользующаяся симпатиями петроградских и московских рабочих, чужда общему духу страны и невозможно предвидеть, как армии на фронте примут столичные события!»