Мифы Великой Отечественной (сборник)
Шрифт:
Здесь хочется сделать небольшое отступление, нанести маленький штрих, характеризующий атмосферу того времени. До этого «С-13» командовал капитан-лейтенант Петр Петрович Маланченко. Поскольку новейшая «эска» вышла из «организационного периода» (термин, обозначавший минимальную готовность экипажа подводной лодки к выполнению боевых задач) лишь к осени 1941 г., ее боевая судьба также насчитывала всего один боевой поход, в сентябре – начале октября 1942 г. Несмотря на то что в крейсерство в качестве обеспечивающего ходил командир дивизиона капитан 2-го ранга Е.Г. Юнаков, за поход лодка получила удовлетворительную оценку с большим числом замечаний. Поводом для нее послужило то обстоятельство, что действия в районе со слабой ПЛО (в Ботническом заливе) велись неактивно и малоуспешно. В общей сложности Маланченко за месяц атаковал три одиночных торговых судна и один конвой, по которым произвел восемь торпедных и две артиллерийские атаки. Из десяти выпущенных торпед в цель попало лишь две. Тем не менее все три одиночных транспорта («Гера», «ЮссиХ» и «Анна В», в сумме 3994 брт) были реально уничтожены. Далеко не все командиры, принимавшие участие в кампании 1942 г., могли похвастаться реальным уничтожением трех вражеских судов. Маланченко наградили орденом Ленина, но после того, как в апреле 43-го на «С-13» произошло чрезвычайное происшествие (из-за
Назначение на «С-13» нового командира фактически избавило субмарину от печальной участи четырех других лодок (в том числе двух типа «С») погибнуть при форсировании Нарген-Порккала-Удской противолодочной позиции в течение кампании 1943 г. Субмарина готовилась к выходу, но позже, в случае успеха товарищей, которые так и не вернулись из походов. Снова выпавший из активной деятельности, переживающий смерть боевых друзей Маринеско попал в очередную «пьяную» историю со всеми вытекающими последствиями. С различной интенсивностью подобные происшествия продолжались и в дальнейшем, что дало командованию повод написать в одной из аттестаций (ноябрь 1944 г.): «С боевой характеристикой (данной командиром дивизиона) согласен. Необходимо указать на продолжающиеся случаи аморальных явлений, несмотря на указания в прошлой (конца 1943 г. – М.М.) аттестации».
Анализ дальнейшей боевой карьеры Маринеско показывает, что именно в это время у Александра Ивановича произошел какой-то внутренний надлом. К сожалению, его дальнейшие действия свидетельствуют о том, что интерес к настоящей службе, к боевой инициативе у него начинает постепенно исчезать. И первое тому доказательство – октябрьский поход 1944 г.
Казалось бы, долгожданный момент – подводники Балтики снова вырвались на оперативный простор, ан нет.
1 октября лодка покинула Кронштадт, прошла по внутренним фарватерам финских шхер и уже утром 8-го заняла отведенную позицию севернее полуострова Хель, на подходах к Данцигской бухте. Обнаружение цели в районе, где сходились две главные морские коммуникации немцев на Балтике в то время (Готенхафен – Либава и Готенхафен– порты западной Балтики), не заставило себя долго ждать. На исходе первых суток, ранним утром 9 октября был обнаружен одиночный транспорт («Зигфрид», 563 брт). Сблизившись с ним, Маринеско произвел трехторпедный залп. В данном случае дистанция составляла всего 4,5 кабельтовых, и все-таки произошел промах. Промах повторился спустя две минуты, когда последняя торпеда, имевшаяся в носовых аппаратах, также минула цель. По этому поводу в послепоходном заключении командир дивизиона капитан 1 – го ранга А.Е. Орел (которого многие ярые апологеты Маринеско рисуют в качестве завистника и злого гения народного героя) написал: «Заявление командира, что ТР в момент
3-торпедного залпа застопорил ход, а в момент одиночного выстрела дал ход, и этим объясняются промахи, неверно, т. к. торпеда должна была попасть в ТР через 32 сек., а ТР, застопорив ход и сразу же погасив инерцию (чего быть не может), не дошел бы до точки встречи с торпедой только
90 метров, что при стрельбе веером с растворением 2 градуса 20 минут в обе стороны при такой дистанции все равно привело бы к попаданию. Такой же расчет можно сделать и для повторного выпуска по стоящему ТР одной торпеды».
В данном случае удручает не сам факт промаха, а то, что Маринеско слукавил, не захотел признать свою ошибку. Еще раз он слукавил несколькими минутами позже, когда, выпустив по транспорту 39 100-мм и 15 45-мм снарядов и насчитав в общей сложности 11 попаданий, он объявил судно потопленным. На самом деле транспорт только потерял ход и накренился, что не помешало немцам после ухода «С-13» дать ход и приткнуться к отмели у косы Хель. К весне 45-го судно было введено в строй, участвовало в эвакуации немцев из Данцигской бухты и плавало в составе западногерманского торгового флота до 1954 г., когда его сдали на слом. Еще более досадным и непонятным фактом является попытка Маринеско «повысить» атакованного каботажника до ранга 5000-тонного транспорта. Случайная ошибка в данном случае опять же исключается, поскольку Маринеско не только имел возможность рассматривать судно в течение часа с любых дистанций, но и как бывший моряк торгового флота обязан был знать массогабаритные и архитектурные различия между разными классами судов. Так или иначе, даже это скромное суденышко не удается занести на счет «подводника № 1», что, впрочем, не явилось препятствием для награждения Маринеско орденом Красного Знамени. До 21 октября, когда лодка была переведена в новый район, Маринеско, в соответствии с данными своего же вахтенного журнала, имел еще три возможности атаковать, но их не использовал. На новой позиции – западнее Виндавы – командир удерживал лодку в 15–20 милях от берега, в то время, как немецкая водная артерия пролегала непосредственно вдоль побережья. В том, что контактов с врагом не было, вряд ли виновата разведка КБФ. Находившиеся в то же время у Виндавы лодки «Щ-307» и «Щ -310», хотя и не добились реальных боевых успехов, по крайней мере, неоднократно выходили в атаки на корабли противника. 11 ноября «С-13» ошвартовалась у причалов Ханко и в начале следующего месяца прошла докование в Хельсинки.
Вот тут-то мы и подходим к истории знаменитого январско-февральского похода лодки. Как читатель мог убедиться из вышеизложенного, к тому времени ни сама «С-13», ни Маринеско ни по реальным, ни по декларируемым победам явно не входили на флоте в число лидеров. Как же получилось, что всего месяц спустя субмарина, ее командир и экипаж добились не одного, а сразу двух крупных успехов, что никак не может считаться случайностью?
Боюсь быть заклейменным злейшим врагом «подводника № 1», нуда шила в мешке не утаишь! Выскажу свое личное суждение – не было бы счастья, да несчастье помогло. Всему «виной» те экстраординарные обстоятельства, при которых лодка вышла в поход. Случилось так, что в предновогоднюю ночь Маринеско с товарищем покинул борт «С-13» и вернулся назад лишь спустя двое суток. Ситуация усугублялась тем, что за время отсутствия командира экипаж успел «отличиться» выяснением отношений с местным населением. Суровому времени – суровые меры. Командующий КБФ адмирал В.Ф. Трибуц решил передать безвестного Маринеско суду военного трибунала. Однако рациональное зерно взяло верх. Смена командира на крупной лодке грозила новым выводом субмарины в организационный период до конца войны,
и это в то время, когда число действующих подлодок на флоте сократилось до пятнадцати! Рассудив подобным образом, Трибуц предоставил возможность командиру и экипажу «С-13» искупить вину в предстоящем походе, что до боли напоминает «искупление вины кровью» в штрафном батальоне. Таким образом, к числу прочих рекордов, относящихся к походу героической субмарины, надо добавить еще и тот, что она стала единственной «штрафной подлодкой» советского ВМФ за все годы войны.Лодка покинула базу 11 января и находилась на позиции № 4 (маяк Риксхефт – Кольберг) с вечера 13-го числа. «Правильность понимания» боевой задачи явствует уже из первых действий на позиции. Несмотря на то что к исходу суток факт присутствия «С-13» в районе был зафиксирован противником и она подверглась преследованию группы ПЛО, Маринеско активно искал объекты для атаки. 16 января лодка пыталась выйти на обнаруженный авиаразведкой конвой. Отказаться от перехвата заставил лишь 8-балльный шторм. После успокоения моря 21 января группа ПЛО вновь восстанавливает контакт с субмариной. Несмотря на энергичные действия охотников, немцам не удается вытеснить «С-13» с позиции. Маринеско не желает прибегнуть к «коронному номеру» многих командиров лодок Балтфлота, попадавших в подобные передряги, – уходу на двое-трое суток к берегам Швеции для ремонта или «для определения собственного места». Он продолжает искать возможность совершить подвиг.
Куда девалась октябрьская безынициативность? 21-го и 24-го лодка обнаруживает и преследует конвои, и лишь противодействие кораблей охранения мешает ей выйти в атаку. В ночь на 29 января «С-13» почти удается настигнуть добычу, которая оказалась сторожевым кораблем или судном-ловушкой. Обстрелянная автоматическими пушками подлодка ложится на грунт, но не уходит из района, где непогода вновь разыгрывается не на шутку. Прошло чуть меньше двух суток, и вот вечернее всплытие 30-го приводит к обнаружению крупного лайнера. Им оказался «Вильгельм Густлоф»…
Теперь обратимся к детальному анализу «атаки века».
Наблюдатели субмарины обнаружили будущую жертву на курсовом угле 30 градусов левого борта в 21.10 и спустя пять минут идентифицировали ее как лайнер, перед которым идет дозорный С KP. Что же на самом деле представлял собой обнаруженный конвой?
«Вильгельм Густлоф» покинул рейд косы Хель в 14.30 (в статье использовано московское время) 30 января. По плану, лайнер, вышедший еще раньше из Готенхафена, должен был встретиться в вышеуказанном месте с пароходом «Ганза» и далее следовать в составе конвоя в Киль. Сильное волнение (6–7 баллов) и ветер бросили это судно на остов линейного корабля «Шлезвиг-Гольштейн», и оно повредило руль. После некоторых раздумий командир «сил охранения Готенхафена» корветен-капитан Вольфганг Леонхардт приказал «Густлофу» следовать на запад одному в охранении миноносца «Леве» [230] и торпедолова «ТЕ 1». Вскоре после выхода из Данцигской бухты в открытое море торпедолов просигналил о возникновении течи и убыл назад в базу. Лайнер и миноносец остались вдвоем.
230
«Леве» (быв. норвежский «Гиллер») спущен на воду в июле 1938 г. В апреле 1940 г. захвачен при оккупации страны немцами и включен в состав кригсмарине. С декабря 1940 г. до начала 1945 г. выполнял роль торпедолова в 27-й (учебной) флотилии подводных лодок (Готенхафен).
ТТЭ: Водоизмещение стандартное – 597 т; скорость – 30 узлов; вооружение: 3 – 102-мм, 1 – 40-мм, два 2-трубных торпедных аппарата (к моменту описываемых событий несколько отличалось, так, например, была снята 102-мм пушка на баке).
Командир судна капитан Фридрих Петерсен прекрасно понимал, что продолжение движения на запад содержит в себе известный риск. Выход мог быть найден только в оригинальном решении, и оно не заставило себя долго ждать. Принимая во внимание штормовую погоду и сравнительно большую скорость лайнера, Петерсен решил прорваться глубоководным фарватером № 58, что проходил севернее банки Штольпе. Из представленного после катастрофы отчета следует, что капитан рассуждал примерно так: «Шторм и снегопад затруднят противнику обнаружение судна. Если двигаться с максимальной скоростью, с рассветом оно будет уже на подходах к Кильской бухте. Вражескую авиацию, таким образом, в расчет можно не принимать. Глубоководный фарватер застрахует от подрыва на минах. Подводным лодкам противника будет тяжело обнаружить «Густлоф» и еще сложнее – занять позицию для атаки в условиях шторма». И действительно, будь на месте «С-13» любая из более многочисленных «щук» КБФ с их «парадной» надводной скоростью в 11,5 узла, атака бы не состоялась. Однако на этот раз все совпадения выстроились не в пользу немцев, да и не мог Петерсен учесть, что ему предстоит встреча не с простой советской подлодкой, а с «С-13», «запрограммированной на подвиг». В 21.00 германские корабли легли на курс 280 градусов и развили 12-узловой ход. Противолодочный зигзаг (который так «помог» авианосцу «Синано» встретиться с торпедами субмарины «Арчерфиш») после выхода из бухты не осуществлялся. Спустя 10 минут после этого их и обнаружила «С-13».
В момент обнаружения лодка двигалась в направлении 105 градусов, что являлось почти строгим контркурсом относительно курса «Густлофа». Скорости хода противников по иронии судьбы были одинаковы и составляли 12 узлов, хотя вахтенный приписал «немцу» на три узла больше, что, впрочем, опровергается германскими документами. При скорости сближения, равной 24 узлам, Маринеско потребовалось 14 минут, чтобы определить приблизительные элементы движения цели и начать с ней сближение. Нетрудно посчитать, что за это время дистанция между кораблями сократилась почти на 6 миль (в 21.20 «С-13» уменьшила ход до 9 узлов), что при сравнительно высокой скорости лайнера (об этом можно было бы догадаться в момент классификации цели) легко могло привести к потере контакта и уж точно привело бы, заметь противник советскую подлодку. Условия атаки усложнялись, хотя в этом вряд ли можно винить немцев, продолжавших «переть» на запад по прямой с постоянной скоростью. Враг словно проверял готовность советских подводников к осуществлению атаки в простейших условиях. Переходящая из одного отечественного издания в другое версия об особом «мастерстве» Маринеско, зашедшего в атаку со стороны берега, откуда враг не ожидал нападения из-за малой глубины, не выдерживает никакой критики. Во-первых, цель изначально была мористее «С-13», и на протяжении всей атаки лодка оставалась ближе к берегу, во-вторых, фарватер № 58 проходил от берега на расстоянии 12 миль, что совершенно не исключало возможность появления подводных лодок с любых направлений. Глубина дна в месте торпедирования «Густлофа» достигала 61 метра, в то время как в годы войны неоднократно имели место атаки советских подлодок с глубин до 15 метров (или даже 8 метров в Одесском заливе, где действовали лодки типа «М»).