Мифы западного кино

Спустя несколько лет Майра случайно встречает на вокзале Роя, известие о гибели которого было ложным. Он по-прежнему хочет жениться на ней. Майра, естественно, скрывает от него свою позорную профессию. Любя Роя, но считая себя теперь недостойной его, добродетельная проститутка кончает самоубийством.

Естественно, что подобная мелодраматическая история, где почти все строится на случайностях, роке, одноплановых и неправдоподобных статичных характерах, не сулила постановщикам и исполнителям главных ролей крупного успеха. Дважды — в 1931 и 1956 году — произошло даже еще более худшее: полный провал. И только однажды путы мелодраматического сюжета если не оказались полностью сброшенными, то во всяком случае были сильно расслаблены и позволили зрителям увидеть определенные и подлинные человеческие чувства.

Произошло это благодаря умелой режиссуре Мервина Ле Роя, имевшего опыт в постановке остросоциальных фильмов («Маленький Цезарь», «Я — беглый каторжник»), и прежде всего благодаря талантливому исполнению роли Майры английской актрисой Вивьен Ли. Насколько это оказалось в их силах, они постарались поднять заурядную мелодраму до уровня психологической драмы. Правда, образ героини раскрывался только в любви, но Вивьен Ли, не претендуя на создание сложного человеческого характера (для этого в сценарии не было необходимого материала), сумела все же убедительно показать не жертвенность, обреченность несчастной проститутки, а целостность натуры, благородство чувств человека, которому враждебен окружающий мир и который не желает даже во имя счастья поступаться совестью, достоинством. Своей игрой она значительно углубила образ, придала событиям другой смысл; по сути дела, превратилась в соавтора фильма. Рассказ о несчастной любви трансформировался в конфликт человека со средой. А это уже одна из ведущих тем прогрессивного искусства, в частности, критического реализма. Узкие рамки мелодрамы оказались здесь, таким образом, достаточно широко раздвинутыми, и, быть может, немногого не хватило, чтобы поставить под сомнение вообще правомерность отнесения второй экранизации «Моста Ватерлоо» к этому жанру.

Картина «Мост Ватерлоо» с Вивьен Ли отмечена достоинствами, которые тщетно было бы искать в мелодрамах, поставленных, казалось бы, даже на гораздо более социальном материале. В английском фильме «Дорогая» режиссера Джона Шлезингера, показанном на IV Международном кинофестивале в Москве в 1965 году, обличение на первый взгляд — основная цель. Рассказываемая в фильме история молодой женщины как будто служит иллюстрацией к словам одного из персонажей картины: «Лондон — это город, который перерабатывает добро в зло». А начальные и заключительные кадры, в которых показаны рекламные стенды журнала «Идеальная женщина» с помещенными в нем портретом и собственным рассказом героини о том, как она из низов выбилась в «высшее общество», предстают неким сатирическим обрамлением всего повествования.

Жест сделан. Заявка на очередную вариацию снискавшего некогда популярность фильма «Путь в высшее общество» — налицо. Но жест повисает в воздухе, не получив точки опоры, а заявка на социальное исследование оборачивается тривиальным адюльтером.

«Мятежным негероем 50-х годов» назвала в свое время английская критика Джо Лэмлтона, центрального персонажа романа («и одноименного фильма) «Путь в высшее общество». Это определение обусловливалось теми типическими чертами, которые содержал в себе его характер: утратив общественный идеал, презирая образ жизни, к которому сам стремится, он в своей погоне за буржуазной обеспеченностью расплачивается душевной опустошенностью, и его драма становится драмой прежде всего социальной.

Героиня фильма «Дорогая» Диана Скотт тоже мечется, но лишь в поисках увлечений. Она сменяет многочисленных любовников, но ни разу истинно человеческое чувство не входит в ее сердце. У нее тоже нет идеала, однако не только общественного, но и личного: она просто пуста, цинична, развращена. Для Дианы путь «наверх» усыпан розами — ее любят прекрасные люди, будь то репортер английского телевидения или итальянский принц. Конфликты же, происходящие в фильме, — это конфликты не социальные, а скорее постельные. Итальянский принц стар, Диане скучно в его роскошном замке; она готова вернуться к более молодому репортеру, но не любовь движет ею, и тот отправляет ее обратно в замок. На этом кончается вся история взбалмошной женщины с характером статичным и неглубоким, формируемым не жизнью, а авторским стремлением показать побольше пикантной «клубнички». Если в фильме и есть элемент осуждения, то он относится исключительно к образу героини, не касаясь общества, перерабатывающего, как это декларировалось, добро в зло. На деле оказывается, что в самой Диане нет добра, что она сама — носительница зла. В результате широковещательная ироническая рамка из рекламных стендов журнала «Идеальная женщина» обрамляет собою несоответственно узкое содержание, всего лишь частную деталь, не несущую какой-либо мысли и обобщения.

Характерно, что наряду с сохранением слегка модернизированных, но все же традиционных форм мелодрамы, те или иные штампы этого жанра ныне все чаще привносятся в картины, казалось бы, совсем неподходящего содержания. Если в фильмах «Сентябрьский роман», «Удары судьбы» или «Дорогая» эти штампы прикрываются тонким слоем сомнительного психологизма, то в сотнях других они сами служат прозрачным кружевом для секса и эротизма. Как известно, «сексуального жанра» нет, и порнографические эпизоды вводятся преимущественно в сюжеты мелодрам и комедий.

После Теды Бары эротизм пустил в буржуазном кино необычайно обильные и глубокие корни. «Расцвет» его совпадал обычно с какими-либо потрясениями в жизни буржуазного общества. Во время экономического кризиса 30-х годов подлинной властительницей экранов США была актриса Мей Уест. В фильме с ее участием «Путь в общество» проститутка из деревенского кабачка становится аристократкой, живущей во дворце. Пресловутая пуританская буржуазная мораль оказалась вывернутой наизнанку. Ради чего? На этот вопрос ответил один из журналистов тех лет, давший красочное описание «сексуального психоза», связанного с Мей Уест:

«Вечерами, когда бледное нью-йоркское небо, зажатое в кулаки небоскребов, темнеет и словно поднимается над душным каменным городом, когда потные, крикливые толпы устремляются в ночные притоны, танцевальные залы, кинотеатры и бурлески, над всей этой похотливой судорогой капиталистического города, над чадным облаком пьяных испарений в световых рекламах вспыхивает имя Мей Уест… Она в центре внимания «большой» и желтой прессы, и в дни всеобщей забастовки в Сан-Франциско репортеры, захлебывающиеся в восторженных словах, успокаивали внимание стопроцентных американцев описанием шкуры белого медведя, что лежит на полу в приемной Мей Уест и «оттеняет темперамент хозяйки». Мей Уест властвует над умами. Мей Уест отвлекает внимание от голодных смертей, безработицы, разорения фермеров, угрозы фашизма».

Ту же неприглядную роль играют и современные уест, имя которым уже — легион. Соперничая друг с другом в границах раздевания актрис, подобные фильмы в то же время нередко сохраняют слезливый сентиментализм в сюжете, восхваляют необыкновенную чувствительность и благородство своих героев, не смущаясь, что ими бывают «бандиты, и девицы легкого поведения («Грехи молодости», «Вызов», «Рыжая Джулли», «Сезон для страстей» и т. д.).

Таков путь полной деградации, проделанный царицей буржуазного экрана — мелодрамой. Если на первом этапе развития в кино этого жанра чаще встречались герои «голубые и высоконравственные», то теперь чашу весов заметно перевешивают герои тоже «голубые», но… безнравственные. И непристойное оголение героинь современной киномелодрамы как бы символизирует обнажение всей фальши ее морали. Перефразируя известное восклицание из сказки Андерсена, воистину можно сказать: «А царица-то голая!».

Любопытно, что на Западе делаются попытки как-то объяснить подобную «эволюцию», найти причины наступившей моральной анархии. Несколько лет назад американская газета «Крисченс сайенс монитор» пустилась по этому поводу в длинные рассуждения, смысл которых сводился к следующему: человек устал от гнетущей атмосферы военной истерии, от религиозного ханжества, и ему якобы «хочется» видеть героев, лишенных каких бы то ни было моральных устоев.

Конечно, легче всего обвинять во всем человека. Но тогда газете следовало бы добавить, что аморальная продукция пользуется на Западе известным спросом лишь из-за многолетней искусственной прививки людям соответствующих вкусов, нравов, этических норм. И в этой прививке мелодрама — во всех своих проявлениях и со всей свойственной ей гибкостью — сыграла далеко не последнюю роль.

Флирт с Клио

Кто эта Клио, имя которой стоит в названии главы? Одна из девяти сестер-муз — муза истории. Ей подвластны седая античность и рыцарские средние века, жизнерадостная эпоха Возрождения и «куртуазный» XVII век, богатое событиями XIX столетие и только-только перешедшее в ее ведение начало века XX. Широким веером событий и имен раскидывает она перед поклонниками свои богатства. Но лишь очень немногие из таких поклонников подходят к Клио с «серьезными намерениями».