Михаил Федорович
Шрифт:
В этих условиях московское правительство попыталось изобрести такой налог, который коснулся бы всех жителей государства, независимо от их статуса и благосостояния. Были сделаны попытки сбора лошадей или денег за них, а также пушечных запасов. На мирские деньги организовали найм даточных людей для подмоги войску, но все эти сборы остались единичными мероприятиями. Более успешным и значимым для финансовой истории Московского государства оказался сбор хлебных запасов и денег за них на жалованье ратным людям. Первые три сбора поступили в Разрядный приказ, с 1616/17 года налог пошел в Казачий приказ, а с 1619/20 года города, относившиеся к ведомству Устюжской (а затем Новгородской) четверти, стали платить их в Стрелецкий приказ. Так появились сборы казачьих и стрелецких денег.
Введение этого сбора диктовалось исключительно политической конъюнктурой, стремлением умиротворить казаков, заставить их служить царю Михаилу Федоровичу. Несмотря на создание Казачьего приказа, казаки предпочитали действовать самостоятельно, используя более привычный и действенный для них институт «приставств» (их-то и заменил со временем сбор казачьего хлеба, но для этого надо было сначала справиться с мятежным казачеством). Хлеб и деньги шли также
В результате в финансовом обиходе первых лет царствования Михаила Федоровича появилось слово «пятина». По аналогии с известной с древних времен церковной десятиной можно понять, что речь шла об уплате государству пятой части. Но пятой части чего? Имущества? Доходов? Понадобилось несколько сборов пятинных денег «с животов и промыслов», чтобы отточить практику взимания этого налога, сделать его более определенным и понятным для плательщиков и выгодным для власти. Самый первый сбор пятинных денег был санкционирован земским собором в начале апреля 1614 года. К сожалению, в распоряжении историков нет самых главных документов — Соборного постановления и наказов сборщикам пятины, однако их можно восстановить по грамотам, рассылавшимся в города для сведения, так как в них, по обычаю делопроизводственной практики того времени, содержался пересказ несохранившихся документов. От имени собора говорилось о посылке «по городам для денежных сборов ратным людям на жалованье, которые ныне на нашей службе под Смоленском и под Новым-городом и под иными городы против польских и литовских людей» [134] . Комиссия пятинщиков составлялась по принятому тогда принципу представительства от сословий и включала членов Государева двора («окольничие и дворяне большие»), церковные власти («архимандриты и игумены») и «из приказов дьяков».
134
Веселовский С. Б.Семь сборов запросных и пятинных денег… С. 27.
Представление о том, как проходил сбор этой пятины, дают отписки сборщиков архимандрита вологодского Спасо-Каменного монастыря Питирима, Семена Жеребцова и дьяка Богдана Губина, описавших свою работу в Сольвычегодске в сентябре 1614 года. Приехав на место, они известили воеводу и собрали в городе местный освященный собор из архимандритов, игуменов, протопопов и попов, а также мирской совет из посадских людей и уездных крестьян, которым и отдали государевы грамоты (отдельно от имени царя и от освященного собора всего государства). «И те грамоты передо всем народом чли. И, выслушав мирские люди грамоты, сказали нам: волен де Бог да государь и с нами что у кого есть жывота, ради давати» [135] . После этого очень быстро, в три дня, избрали к денежному сбору представителей от «лутчих», «середних» и «молодших» людей. Но на этом единение народа и власти завершилось. На севере государства, где традиции земского самоуправления были укоренены сильнее, посады с уездами составляли единое целое в налоговом отношении, и население научилось солидарно отстаивать интересы всего «мира», с чем и столкнулись пятинщики. В их отписке содержится яркая формулировка мирской круговой поруки и своеобразной защиты «мира» от московских сборщиков: «И твоему государеву делу мотчание от непослушников великое, и многие, государь, люди животы свои и промыслы таят и правды не сказывают, окладчики выборные люди лутчие и середние и молотчие люди друг по друге покрывают, лутчие покрывают в животах лутчих людей, а середние середних, а молотчие молотчих, да посадцкие ж люди покрывают по волостных крестьянех, а волостные покрывают по посадцких людех» [136] .
135
Там же. Прил. 15. С. 107.
136
Там же. С. 108.
Сопротивление сбору первой пятины можно объяснить многими неясностями при ее организации. Складывается впечатление, что в Москве сами не знали, каковы перспективы сбора этого налога, поэтому надеялись на пятинщиков, которые на местах должны были определить, с кого и сколько можно было взять денег. Как замечал В. О. Ключевский, «соборный приговор в разосланном циркуляре изложен был московскими дьяками по однообразной методе всех веков — так, чтобы его можно было понять не менее, как в трех смыслах» [137] . Собственно говоря, первую пятину нельзя даже назвать налогом. Во всяком случае, для некоторых категорий плательщиков она была опять сбором запросных денег, которые обещали зачесть в качестве уплаты недоимок за прошлые годы или при будущих сборах. Известны факты возвращения собранных пятинных денег монастырям и другим тарханщикам, имевшим льготы.
137
Ключевский В. О.Курс русской истории… С. 219–220.
Главными объектами фискального интереса государства при взимании первой пятины должны были стать гости и купцы, занимавшиеся торговлей. Это применительно к ним действовал, прежде всего, принцип взимания пятой части «животов и промыслов». Классический вариант подобного займа — патриотический почин нижегородцев во главе с Кузьмой Мининым, отдававших в 1611–1612 годах треть своего имущества на дело организации ополчения. Здесь важно подчеркнуть, что это было не добровольное пожертвование, а принудительный заем. После того как ополчение
перешло из Нижнего Новгорода в Ярославль, Кузьма Минин пришел в ярославскую земскую избу «для денежнаго збору и для кормов и запасов ратным людям по его нижегороцкому окладу», о чем красочно повествовала «Повесть о победах Московского государства». Ярославский купец Григорий Никитников и другие лучшие посадские люди вынуждены были подчиниться под угрозой конфискации всего имущества: «и вся вскоре с покорением приидоша, имение свое принесоша, по его уставу две части в казну ратным людем отдающе, 3-ю же себе оставиша» [138] .138
Повесть о победах Московского государства / Изд. подг. Г. П. Енин. Л., 1982. С. 32.
Начало сбора пятой части имущества и доходов в 1614 году исследователи склонны объяснять по-разному. В. О. Ключевский высказал остроумную догадку о связи пятины с общепринятым процентом при отдаче денег в рост: «на пять шестой», или 20 %. Но каждый ли человек, у которого просили деньги в запрос, был вовлечен в ростовщические операции и хорошо ли он ориентировался в текущих процентных нормах, чтобы сопоставлять его с правительственным решением? Гораздо более близкой к действительности представляется точка зрения С. Б. Веселовского, который выявил закономерность взимания налогов, кратных пяти и десяти как в России, так и в Западной Европе. Подобный счет был очень прост, потому что его буквально можно объяснить на пальцах рук!
Установить некоторую долю имущества, на которую претендовали царь, собор, московское правительство и ратные люди, было еще недостаточно. Трудности начинались с момента сбора денег, так как надо было еще уговорить торговых людей объявить свои доходы. А здесь даже те из них, кто был готов, по утвердившейся сегодня терминологии, «поделиться» с властью, неизбежно сталкивались со сложностями, обусловленными спецификой ведения дел. Вот некоторые из запутанных вопросов, которые самостоятельно пришлось разрешать пятинщикам: кто должен платить налог с денег, отданных взаймы? как распределить сбор, если часть средств купца вложена в товар? как взимать налог с производителя товара? брать ли деньги в зависимости от его стоимости (и как она определяется?), или изымать и самостоятельно продавать пятую часть? Другими словами, пятина, по усмотрению ее сборщиков, могла быть всем: налогом на движимое и недвижимое имущество, на оборотный капитал, на валовой или чистый доход. При этом интересы казны и частных лиц, естественно, сталкивались. К тому же для многих плательщиков существовали льготы. Ну и, конечно, непременным спутником подобных мероприятий становилась корысть правительственных агентов.
Пятину пытались распространить не только на торговых людей, но и на другие категории населения, что приводило к серьезным эксцессам. Особенно сложные вопросы возникали там, где сборы затрагивали чувствительную сферу взаимоотношений с нерусским и неправославным населением, которое жило в Московском государстве на условиях уплаты в казну твердо определенного «ясака». Действия пятинщиков, например, едва не спровоцировали совместное выступление чувашей и черемисов, чего не было даже в годы Смуты: «Говорили де чуваша и черемиса меж собою: по ся места де мы заодно не стояли за себя, а ныне де дождались на себя сверх ясаков лишних наметов, велено де на нас ратным людям на жалованье деньги сбирать, и чем де нам деньги на ратных людей давать, и мы де разбежимся по лесам или, собрався, станем за себя сами и денег не дадим. А русским де людям ныне и самим до себя» [139] . Дело дошло до Боярской думы, которая распорядилась, чтобы пятинщики «с Казани, и с казанских пригородов и Свияжского уезда с чуваши и с черемисы запросных денег не имали и запросом бы естя на них денег не просили, а сбирали б естя деньги по нашему наказу с русских людей».
139
Веселовский С. Б.Семь сборов запросных и пятинных денег… С. 40; Прил. 49.
Эффективность сбора существенно снижалась установлением неопределенного минимума «животов и промыслов» в 10 рублей, ниже которого пятина не взималась. Следовательно, все небогатое население посадов и уездов формально было освобождено от сбора пятинных денег. Но установить точную стоимость имущества разных лиц приехавшим на места сборщикам пятины было очень сложно. Столкнувшись с нежеланием торговых людей «объявлять» свое имущество, пятинщики вынуждены были изобретать способы установления нужной информации. Для этого они посылали грамоты в города, где сосредоточивалась торговля и где находились «карабленые» пристани, и просили выписать имена купцов из тех городов, которые были им поручены для пятинного сбора. В свою очередь, торговые люди отговаривались тем, что будто бы привозили не свои товары, а чужие или взятые в долг. Преодолеть это можно было единственным традиционным способом — установлением твердого оклада и последующей мирской раскладкой податей. Однако правительство повсюду встречало круговую поруку, так как люди не хотели платить дополнительные налоги.
Сбор первой пятины растянулся, ее начали собирать только в конце 1614 года, основные же деньги поступили в казну к февралю 1615 года (в это время началась казачья война в северных уездах, парализовавшая там работу пятинщиков). Практика сбора показала, что решение о сборе пятой деньги, коснувшееся преимущественно движимого имущества, было не слишком удачным. Но цель была достигнута: правительство все-таки получило деньги, в которых так сильно нуждалось. Н. П. Лихачев обнаружил документ земского собора 1616 года, рассматривавшего вопрос об очередном сборе пятинных денег. В нем приводится точный подсчет средств, которые дала первая пятина: всего (вместе с деньгами, полученными от Строгановых) было собрано 113 169 рублей 30 алтын [140] .
140
Лихачев Н. П.Новые данные о земском соборе 1616 года // Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 78.