Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.
Шрифт:
— С пустым карманом я на трибуну Пленума ЦК не пойду.
Это изменило положение, но, как скоро показала практика, селу припарки уже не помогали.
По-прежнему шёл поиск средств для закупок зерна в Америке, Канаде, Австралии. В 1981–1982 годах было закуплено столько пшеницы, что мировой рынок дрогнул. По всем странам прокатилась волна возмущения: Россия объедает действительно нуждающихся в хлебе. Однако дело было сделано: втридорога, но закупки состоялись. По сложившейся традиции, за подобную операцию работникам внешнеторговых организаций обильно посыпались высокие награды, в том числе присваивались звания Героев Социалистического Труда. И это в то время, когда иностранные и наши теплоходы стояли месяцами неразгруженные, хлеб гибнул и иногда выгружать было просто нечего.
Но денег тогда не считали, а полученные награды требовали умалчивания о случаях засоренности и зараженности купленного не по самым дешёвым ценам зерна, гибели его значительных партий. Обо всём этом специальные службы регулярно докладывали руководству, но говорить было страшно, а молчать
Шла осень 1982 года. Расчёты показывали, что своего зерна вновь не хватит. Горбачёв был весь в проблемах сельского хозяйства, думал о новых закупках зерна за границей, поисках валюты. Это был его четвёртый год работы секретарём ЦК по вопросам сельского хозяйства. Он всё больше понимал, что ему не суждено добиться улучшения дел в деревне, избавиться от закупок продовольствия за рубежом. Более того, Горбачёв начинал осознавать, что неудачи аграрной политики навсегда похоронят его как политического лидера. Поэтому он стремился вырваться за рамки очерченного для него круга проблем, обратить на себя внимание как на личность творческую. У Горбачёва была неутомимая жажда выступить публично, напечатать статью. Поэтому, когда от АПН поступил заказ написать книгу о том, что по уровню потребления продовольствия мы вышли или приблизились к таким странам, как Англия, Франция, Испания, а по калорийности их превосходим, я насторожился. Но писать книгу он всё-таки заставил.
Н.С. Леонов(генерал-лейтенант, ушёл в отставку с поста начальника Аналитического управления КГБ СССР в 1991 году):
— Страна плохо представляла себе нового лидера и мало знала о нём. У меня же не выходило из головы, что именно Горбачёв был ответственным за сельскохозяйственную программу партии, которая оказалась на деле мыльным пузырем, о ней никто уже не вспоминал. Ведь в 1984 году мы были вынуждены закупить за границей рекордное количество зерна — 54 млн. тонн. Хорош рекорд! А планы закупок на 1985 год составляли 40 млн. тонн. Это была единственная практическая проверка интеллектуальных и организационных способностей Горбачёва. И с ней он совершенно не справился. Но об этом мало кто задумывался. Такова уж наша социальная психология, отражающая невысокий уровень гражданской зрелости. Мы радуемся чему-то новому прежде всего в пику старому, назло надоевшему, а не потому, что убеждены, что новое есть непременно лучшее. Нам опостылела кремлёвская геронтократия, и мы дружно кричим: «Давай молодёжь!», не вдумываясь, чем, собственно говоря, кроме возраста, эта молодёжь лучше. Мы не знаем ни программ, ни взглядов, ни личных качеств новых руководителей, а уже безоглядно отдаём им сердца по какому-то минутному эмоциональному настроению, которое к тому же быстро проходит, а надетый сапог, плохо пошитый и натирающий мозоли, с ноги уже не сбросишь. И, проклиная свою доверчивость, мы копим недовольство и злость до очередного момента, когда выплеснем свои эмоции на вчерашнего кумира.
Д. Волкогонов, книга «Семь вождей»:
«Оказавшись с 1978 года в Москве, Горбачёв возглавил в ЦК область сельскохозяйственного производства, а затем и претенциозную «Продовольственную программу СССР». Как и следовало ожидать, она блистательно провалилась. Директивами таких проблем не решить. Судьбе было угодно почти во все годы, пока Горбачёв работал секретарём ЦК по сельскому хозяйству и до начала «генсекства», фиксировать едва ли не самые низкие послевоенные урожаи зерна в СССР. В эти годы, как, впрочем, и раньше, и после 1985 года, страна закупала в огромных количествах зерно за рубежом. Не думаю, что Горбачёв внёс нечто принципиально новое в аграрную политику КПСС.
В конце 1979 года готовился очередной пленум ЦК. Естественно, там должны были быть отражены и вопросы состояния и развития народного хозяйства. Доклад Брежнева (проект) разослали членам Политбюро для высказывания возможных замечаний и пожеланий. У М.С. Горбачёва они оказались традиционными (как у всех других членов Политбюро): «…Со свойственной Леониду Ильичу глубиной, масштабностью и конкретностью в выступлении рассматривается широкий круг актуальных проблем экономического и социального прогресса страны. С ленинской принципиальностью поставлены вопросы стиля и методов работы партийных кадров и государственного аппарата, развития их инициативы и повышения ответственности за порученное дело». Так писали все, так должен был писать и Горбачёв. А пожелания, связанные с сельским хозяйством, свелись… к предложению «увязать» эти вопросы с «решениями июльского (1978 г.) Пленума ЦК КПСС».
Горбачёв был обречён заниматься вопросами, которые в полной мере в этой системе не способен был решить никто. Он добросовестно подписывал бумаги, письма, рекомендации, но они ничего не могли изменить. Вроде его записки в Политбюро 9 февраля 1982 года «О подготовке техники к весенним полевым работам 1982 года». Чиновничья бумага, констатирующая, например, что из 128 тысяч тракторов типа «К-700» — 34 тысячи не отремонтированы. Это больше похоже на некую страховку: ведь я предупреждал, бил тревогу…
Трудно за что-то зацепиться мыслью, чтобы припомнить личностное выражение Горбачёва как руководителя-новатора. Как и в Ставрополье, он был незаметен. Точнее, выделялся среди других членов Политбюро своей относительной молодостью. Но скажем честно: такова была система. Выделяться, кроме как генсеку, не позволено было никому… Абсолютно никому».
В чей огород камешки
По
рассказам Михаила Сергеевича, его отношения с Андроповым были идеальными. Постепенно в массовом сознании укоренялось убеждение в том, что Юрий Владимирович души не чаял в своём выдвиженце, видел в нём только положительные качества, а негативных не замечал по причине отсутствия оных.Но вот прошло время, стали известны некоторые подробности тогдашних реалий, и идиллическая картина о привязанности угасавшего мудрого вождя к юному дарованию с периферии начала претерпевать существенные изменения. Оказывается, Михаилу Сергеевичу тоже доставалось на орехи!
В. Болдин:
— Когда хоронили Брежнева, не плакал никто, кроме родственников. И ко времени прощания уже не было вопроса, кто придёт на смену Брежневу. Наш не избалованный информацией народ давно понял, что усопших заменяют те, как правило, кто возглавляет комиссию по похоронам. А там сказано чётко — Андропов.
Впрочем, эта ясность была лишь у тех, кто не очень знал кухню «возведения на трон». Перед окончательным решением вопроса о преемнике была короткая, но яростная схватка претендентов. Ближайшая правая рука Брежнева — член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Черненко с командой своих приближённых и тех, кто боялся крутых перемен, заявили о себе. Готовился сговор приближённых по выдвижению на первую роль К.У. Черненко. Однако против бывшего шефа КГБ Ю.В. Андропова, являвшегося в то время фактически вторым лицом в партии, идти было, как полагали, трудно и небезопасно. О сговоре стало известно Андропову раньше, чем все разошлись по квартирам. Поэтому сторонники Черненко, смирившись, отступили, а Константин Устинович получил в благодарность должность второго секретаря — того, кто ведёт Секретариат ЦК.
После Пленума ЦК, единодушно избравшего Андропова генсеком, Горбачёв ходил весёлый и торжественный, как будто избрали его. А вечером, когда я зашёл к нему с документами, не удержался и сказал:
— Ведь мы с Юрием Владимировичем старые друзья, семьями дружим. У нас было много доверительных разговоров, и наши позиции совпадают.
Из воспоминаний Горбачёва хотелось бы привести лишь одно — о разговоре с ним во время приезда Юрия Владимировича на отдых на Кавказ. За «рюмкой чая» они говорили о том, что снедало печалью многих, о положении в Политбюро, состоянии здоровья его членов, и прежде всего Брежнева. Было это в середине 70-х годов.
— Нельзя Политбюро ЦК формировать только из людей преклонного возраста, — сказал тогда Горбачёв Андропову. — У хорошего леса всегда должен быть подлесок.
— Потом, — вспоминал Горбачёв, — когда избрали меня в Политбюро ЦК, Андропов, поздравляя, сказал:
— Ну что, «подлесок», давай действуй.
Внешне положение Горбачёва ни в чём не изменилось. Он по-прежнему курировал вопросы агропромышленного комплекса. Но истинное влияние его на решение вопросов поменялось существенно. Более того, стало заметно, что Горбачёв медленно, но всё увереннее становился влиятельнейшим членом Политбюро ЦК, тесня К.У. Черненко — второго человека в партии, ведущего Секретариат. Я замечал это по частым телефонным разговорам его с Андроповым, их характеру, по долгим доверительным беседам его с Юрием Владимировичем, выполнению поручений генсека, выходящих за официальную компетенцию Горбачёва. Теперь он всё чаще привлекался к решению широких экономических проблем, вопросов организационно-партийной, кадровой работы. И это осложняло отношения Горбачёва с Черненко, которого Андропов недолюбливал, но считался с теми, кто стоял за его спиной, и выдвигал Константина Устиновича на передний план. Однако работать предпочитал с новыми людьми, всё больше доверяя им сложные социально-экономические вопросы развития общества.
В.Г. Афанасьев(главный редактор «Правды» при четырёх генсеках, мой сосед по дому, эксклюзивная запись 1992 г. под диктофон):
— Выступал Андропов немного. Его самое яркое выступление — речь на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК. Мне посчастливилось участвовать в подготовке этой речи. Методика и техника работы разительно отличались от того, что было при Брежневе.
Четыре человека сделали большую работу буквально за неделю. В понедельник утром Андропов созвал нас и продиктовал подробные тезисы выступления. И в пятницу мы уже отдали выступление шефу. А в понедельник меня пригласили в бухгалтерию ЦК и вручили премию — месячный оклад.
Позднее, на пленуме, я с удовольствием слушал выступление Андропова — умное, яркое, тревожное. Сравнил его с текстом, который мы для него готовили, — многое он дописал сам.
Текст на том пленуме он читал. И только раз не выдержал и, оторвавшись от бумаги, с болью и горечью сказал, что страна, обладающая чуть ли не половиной черноземов мира, ввозит десятки миллионов тонн зерна — величайший позор и несчастье.
Он призвал партийных руководителей всерьёз заняться сельским хозяйством, вытащить его из глубокой ямы, в которой оно оказалось по причине недальновидной, а часто и бездумной политики партии и государства.
К сожалению (в который уже раз!), этот страстный призыв очередного партийного вождя не был услышан. Как было наше сельское хозяйство в пасынках общества, таковым оно осталось и по сей день. Казалось бы, вопрос яснее ясного: не менее трети урожая полей и продукции животноводства мы теряем при уборке, транспортировке, хранении и переработке. Вот бы всерьёз и взяться за решение очевидных проблем.
Так нет же! Сотни миллиардов нефтедолларов просто-напросто проели, износили, покупая на Западе съестное, спиртное, дешёвые тряпки вместо того, чтобы приобрести новейшие технологии и простейшие линии по переработке сельскохозяйственной продукции.