Михаил Орлов
Шрифт:
Впоследствии, в сибирской ссылке, Михаил Лунин напишет:
«Мой брат и я были воспитаны в римско-католической вере. У него была мысль уйти в монастырь, и это желание чудесно исполнилось, ибо он был унесён с поля битвы, истекающий кровью, прямо в монастырь братьев-миноритов, где и умер, словно младенец, засыпающий на груди матери»{67}.
Карл Лёвенвольде не напишет ничего, ибо ему была уготована судьба не менее славная, нежели его брату — только несколько лет спустя… Пока же, в финале сражения, именно он командовал кавалергардскими пикетами, прикрывавшими отступление союзной армии с Аустерлицкого поля. Получив известие о смерти брата, ротмистр отвечал с ледяным спокойствием: «Ничто не препятствует и мне положить свою жизнь на алтарь Отечества», и продолжал стоять под неприятельской картечью, пока последний русский солдат не перешёл через плотину…
«На левом берегу Раузницкого ручья стоят остатки
53
Пётр Корншшевич Сухтелен (1751–1836) — инженер-генерал, руководитель квартирмейстерской службы Русской императорской армии; граф (1822).
Кавалергардские офицеры нашли в шалашах французской главной квартиры самый радушный приём и попечение о своих ранах» {68} .
Император Наполеон оказался прав: в 1813 году, всего 25 лет от роду, Павел Сухтелен [54] принял Волынский уланский полк и через несколько месяцев был произведён в генерал-майоры за взятие французского города Суассона…
Мы помним, как из-за неосторожных… так скажем… слов в письме Наполеона Александру I развалился, ещё не создавшись, несокрушимый союз Франция — Пруссия — Россия.
54
Павел Петрович Сухтелен (1788–1833) — граф, генерал-лейтенант, оренбургский военный губернатор и командир отдельного Оренбургского корпуса.
«Это хуже, чем преступление. Это ошибка», — сказал один позабытый ныне французский юрист, и вскоре его слова приписали Талейрану. Что ж, если преступления искупаются понесённым наказанием, то ошибки следует пытаться исправить. Именно поэтому император Наполеон поспешил проявить великодушие по отношению к русским пленным.
«Раненого князя Репнина перевезли в аббатство Мельк, где ему отвели удобное помещение и обеспечили хороший уход. Княгиня Варвара Алексеевна [55] , следовавшая за мужем и бывшая в это время в Тешене, получила доступ к больному. В Брюне [56] Репнин снова был представлен Наполеону, который даровал свободу ему и его товарищам, сказав, что возвращает их императору Александру. Комендант Брюна (Pannetier), однако, отказывался отпустить пленных, прежде, чем они дадут честное слово не воевать против Франции. Военный министр Бертье, к которому была препровождена жалоба князя Репнина на коменданта, держался такого же толкования слов Наполеона. Тогда Репнин заявил, что “он присягнул служить своему Государю до последней капли крови, и потому предложения принять не может”. Всё это замедлило освобождение пленника» {69} .
55
Дочь графа Алексея Кирилловича Разумовского, министра народного просвещения в 1810–1816 годах.
56
Брюнн (Брюн) — немецкое и старое русское название города Брно, Чехия.
Легко ли проигравшему оценить благородство победителя, даже просто поверить в наличие такового? Благородный жест сильного подчас представляется слабому как ещё большее его унижение. Вряд ли освобождение пленных прибавило русскому царю симпатий к французскому императору — скорее наоборот…
Александр I, как умный человек,
прекрасно осознавал степень своей вины в происшедшей Аустерлицкой трагедии, а потому старался проявить максимально возможную заботу о собственном воинстве — так, чтобы это увидели и оценили все. Участники сражения были осыпаны наградами — даже после победы поощрения вряд ли бывают столь щедрыми. В Кавалергардском полку генерал Уваров был удостоен орденов Святого Александра Невского и Святого Георгия 3-го класса; генерал Депрерадович и полковник князь Репнин — ордена Святого Георгия 3-го класса; все прочие эскадронные командиры, а также адъютанты Уварова — ротмистр Балабин и поручик Чернышёв — ордена Святого Владимира 4-й степени; все раненые офицеры — золотых шпаг «За храбрость», все прочие офицеры — Аннинских крестов на шпаги. Все юнкера и один унтер-офицер были произведены в офицеры. К тому же, что было очень важно, все участники похода не в зачёт получили жалованье за треть года…Итак, Михаил Орлов возвращался в Петербург корнетом гвардии — этот чин был им получен 9 января 1806 года. Ничего более об участии нашего героя в Австрийском походе и сражении при Аустерлице мы сказать не можем, хотя, по утверждению князя Волконского, Орлов «в этом сражении замечательной храбрости был по отличной его храбрости произведён в корнеты»{70}. Но в том «сражении замечательной храбрости» все кавалергарды, вся Российская императорская гвардия, были героями…
«Гвардия вступила в Петербург 7 апреля в 12 часов дня. Встреченная у Средней Рогатки [57] Государем, она прошла церемониальным маршем до Зимнего дворца. Во главе войск шли кавалергарды. После парада полк занял новые казармы, построенные у Таврического дворца. Государь пожаловал нижним чинам по фунту говядины, по чарке вина и по 1 рублю» {71} .
Глава четвёртая.
«ТИЛЬЗИТ!.. (ПРИ ЗВУКЕ СЕМ ОБИДНОМ…)»
57
Немецкая колония, располагавшаяся в конце нынешнего Московского проспекта.
Однако, несмотря на щедрые государевы милости, Аустерлицкое поражение очень больно ранило сердца русских офицеров. Подобного разгрома наша армия не знала со времён «Нарвской конфузии», произошедшей — так уж исторически совпало — ровно за 105 лет до того, 19 ноября 1700 года. Но если тогда, во времена Петра I, Россия ещё только «прорубала окно в Европу», то ко времени Александра I «ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела» [58] ; в памяти русских жили блистательные победы при Кунерсдорфе и Измаиле, Варшавской Праге, Треббии и Нови…
58
Слова российского канцлера светлейшего князя А.А. Безбородко.
И тут вдруг вся «слава, купленная кровью» — как впоследствии напишет поэт, — оказалась в прошлом. Пережить это было очень нелегко… Из Кавалергардского полка тогда, под тем или иным предлогом, ушли в отставку или в длительные отпуска многие офицеры.
Через несколько дней по возвращении в Петербург князь Репнин, один из знаменитых героев Аустерлица, испросил отпуск для лечения — с 16 апреля по 1 сентября 1806 года, но по окончании отпуска подал новый рапорт и 11 сентября был уволен от службы генерал-майором «за болезнию от ран».
Тогда же, в сентябре, также с повышением в чине, то есть полковником, ушёл в отставку отважный Карл Лёвенвольде.
В том же году уволились из полка штабс-ротмистры граф Васильев и Плохово, поручик Прокудин… Пожалуй, ни в один год Кавалергардский полк не терял столько народу по собственной их доброй воле.
Конечно, в то же самое время пришли в полк и новые люди: в частности, князь Сергей Григорьевич Волконский, ставший, можно так сказать, «полковым летописцем»: именно он сохранил в своих «Записках» многие подробности жизни Кавалергардского полка в начале XIX столетия, что очень важно для нашей книги.
«Натянув на себя мундир, я вообразил себе, что я уже человек, и по общим тогдашним понятиям весь погрузился в фрунтовое дело… — вспоминал декабрист на старости лет. — Круги товарищей и начальников моих в полку, за исключением весьма немногих, состояли из лиц, выражающих современные понятия тогдашней молодёжи. Моральности никакой не было в них, весьма ложными понятия о чести, весьма мало дельной образованности и почти во всех преобладание глупого молодечества, которое теперь я назову порочным. В одном одобряю их — это тесная дружба товарищеская и хранение приличий общественных того времени»{72}.