Михаил Орлов

Понятно, что все эти высокие назначения были совсем не по его уровню, а потому с началом турецкой войны Орлов с удовольствием оставил партикулярную службу и поступил на эскадру адмирала Спиридова [19] , бывшую, как мы помним, под началом его брата Алексея Григорьевича. Естественно, поступил он туда на командные должности.

«Прибывши в Архипелаг, он успел произвести восстание греков, но затем, занявшись осадой мелких прибрежных крепостей, упустил момент, дал туркам возможность укрепиться на суше, и вынужден был оставить греков на произвол судьбы. Взяв крепость Корону, Орлов участвовал в морском сражении близ Чесмы на корабле св. “Евстафий” [20] , с которого спас часть экипажа до взрыва; затем принимал участие в сражении при острове Гидре с восемнадцатью турецкими кораблями, которые он частью разбил, частью обратил в бегство и, наконец, получил назначение командовать частью флота, отряжённою для разорения турецких поселений и крепостей, начиная с Родоса и вдоль короманского побережья» ^{19} .

19

Григорий Андреевич Спиридов (1713–1790) — адмирал; командующий эскадрой в Средиземном море в 1768–1771 годах, фактически руководил действиями русского флота, одержавшего победу в Чесменском сражении, за что был награждён орденом Святого Андрея Первозванного — вышей наградой империи. В 1771–1773 годах — командующий русским флотом, действовавшим в районе Греческого архипелага.

20

Так в тексте.

После того граф Фёдор Орлов возвратился в Петербург — по состоянию здоровья, не позволившего ему продолжать морские кампании. Императрица произвела его в генерал-поручики, наградила орденом Святого Георгия 2-го класса и шпагой, осыпанной бриллиантами, а в честь него в Царском Селе была поставлена колонна, украшенная рострами — корабельными носами. Когда же 10 июля 1774 года был заключён Кючук-Кайнарджийский мир, завершивший турецкую войну, Фёдор Григорьевич получил чин генерал-аншефа и, по собственному прошению, был отставлен от службы. Вскоре он уехал в Москву и жил там, лишь изредка наведываясь в столицу. Как сказано в «Биографическом словаре»: «В Москве он занялся воспитанием своих детей (женат он не был, но имел от г-жи Поповой и г-жи Гусятниковой пять сыновей и двух дочерей), литературой и наукой»^{20}.

Как представляется, список «госпож», от которых имел детей граф Фёдор Орлов, неполон. Ведь в том же издании, но уже в биографии князя Алексея Фёдоровича Орлова, указано: «…родился в Москве 8 октября 1786 года и был сыном генерал-поручика [21] графа Фёдора Григорьевича Орлова и Ярославовой» ^{21} . Та же фамилия названа и в книге Лии Яковлевны Павловой, биографа М.Ф. Орлова: Татьяна Фёдоровна Ярославова.

Такое вот легкомыслие «большого барина» (считается, что он владел тридцатью тысячами крепостных душ): семеро детей от трёх мам (хотя есть версия, что Гусятникова — девичья фамилия Поповой), и все они дружно живут в его доме под названием «воспитанников». Лишь перед самым концом своей жизни граф Фёдор Григорьевич не то сумел упросить, не то решился попросить императрицу «узаконить» его детей, и указом от 27 апреля 1796 года за всеми «воспитанниками» были признаны дворянские права, фамилия и герб Орловых, но… без графского титула.

21

Ошибка в тексте.

Фёдор Григорьевич завещал своим теперь уже законным детям: «Живите дружно, мы дружно жили с братьями, и нас сам Потёмкин не сломал»^{22}, — и скончался 17 мая 1796 года.

И, наконец, пятый из братьев — Владимир Григорьевич, судьба которого была весьма отличной от всех других Орловых. Он родился в июле 1743 года, детские годы свои провёл в деревне, на момент переворота ему не было ещё и девятнадцати лет, никакого деятельного участия в подготовке «революции» он принимать не мог. Но всё равно, так же как и четверо его старших братьев, он был возведён в графское достоинство.

Вообще, с братьями Владимиру повезло во всех отношениях: «на 20-м году жизни, по совету братьев, он отправился в Лейпциг, где провёл три года в усердных занятиях в тамошнем университете, в особенности интересуясь науками естественными и астрономией. По возвращении в России гр. Орлов был пожалован в камер-юнкеры и вскоре, рескриптом от 6-го октября 1766 года, был назначен директором Академии наук… Назначая 24-летнего гр. Орлова на пост директора Академии, императрица признавала в нём “довольное в науках сведение, охоту и наклонность к оным”, чтобы с успехом осуществлять её предначертания, касающиеся Академии, которую сама императрица решила взять “в собственное своё ведомство для учинения в ней реформы к лучшему и полезнейшему её поправлению”; императрица убедилась, что академия “в великом нестроении и почти в совершенном упадке”, и в целях исследования вкравшихся беспорядков и устранения их избрала гр. Вл. Гр. Орлова, который по своему времени считался “учёным” и которого сама императрица называла “философом”»^{23}.

Извечная беда российских правителей состоит в их твёрдой уверенности в том, что они во всём разбираются лучше всех, а потому ничтоже сумняшеся стремятся всё реформировать по собственному разумению — порой весьма скудному. Причём в реформах этих они опираются не на профессионалов, а на людей, душевно им преданных и всецело обязанных. Стоит ли удивляться, что у 24-летнего «философа» директорство академии не задалось? Не его это была роль, и даже не его уровень! В очередной раз стало ясно, что личная преданность профессионализма не заменит. К тому же государыня то брала его с собой в путешествие по Волге, то он болел и на два года отправлялся лечиться за границу… Потом Екатерина Алексеевна к Орловым охладела, так что на исходе 1774 года Владимир Григорьевич был как бы по собственному прошению уволен от тяготившей его директорской должности, получив при этом чин генерал-поручика. (Отметим для сравнения, что Александр Васильевич Суворов в том возрасте — 31 год — не дослужился даже ещё и до полковника.) Как видим, «к своим» Екатерина II благодарной быть умела.

Получив «свободу», Владимир Григорьевич навсегда уехал в Первопрестольную. «Остаток своих дней гр. Орлов провёл без службы, живя в Москве и главным образом в своей подмосковной “Отраде”, окружив себя всеми удобствами городской жизни, каких требовали привычки просвещённого вельможи того времени. В “Отраде” гр. Орлов занимался воспитанием своих детей, племянников и внуков, ведал своим обширным хозяйством и многочисленными крестьянами, к которым относился весьма гуманно; много читал и внимательно следил за политическими и общественными событиями сменявшихся при его жизни царствований»^{24}.

Граф был женат на Елизавете Ивановне Штакельберг; старший его сын Александр умер в молодых годах, а Григорий [22] не только дослужился до чина тайного советника, был сенатором и камергером, но был также и известным в своё время литератором. Владимир Григорьевич имел трёх дочерей, все они впоследствии успешно вышли замуж.

Последний из легендарных графов Орловых — бывших первыми из славной плеяды «Екатерининских орлов» — скончался в 1831 году, надолго пережив не только всех своих братьев, но и вообще подавляющее большинство людей того самого «золотого века Екатерины».

22

Григорий Владимирович Орлов, граф (1777–1826).

* * *

Ну что ж, можно считать, что теперь мы наконец вплотную подошли к теме нашего повествования, а хронологически — где-то к началу XIX века. В то время из пятерых братьев Орловых в живых оставались лишь двое: графы Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский и Владимир Григорьевич Орлов.

Княжеская линия Орловых угасла; графскую мог продолжить один только Григорий Владимирович, а дворянскую фамилию Орловых — пятеро сводных братьев молодцов-Фёдоровичей: Алексей, Михаил, Григорий, Фёдор и Владимир, получившие в наследство от своего непутёвого отца по немалому состоянию, а теперь взятые под крыло собственным дядей.

Казалось бы, можно жить спокойно… Но была же генетическая память Орловых, были, безусловно, семейные предания, известные каждому из них!

Ведь в 1762 году братья Орловы не только возвели на трон Екатерину II, но и фактически сохранили саму царствующую династию, традиционно именуемую «Романовыми». Хотя, как известно, мужская романовская линия пресеклась со смертью Петра II в 1730 году, после чего российский престол занимали всякие случайные «дальние родственники», точнее — родственницы. Даже Елизавета, «дщерь Петрова», законных прав на трон не имела, так как была рождена до брака, а власть захватила в результате переворота… Ну да ладно, при ней всё как-то успокоилось, и даже престол был наконец-то передан по наследству, в соответствии с петровским законом, — её родному племяннику, Голштинскому принцу Карлу Петеру Ульриху, ставшему Петром III. Да только не сложились взаимоотношения тогда ещё великого князя со своей женой, принцессой Софьей Фредерикой Августой Ангальт-Цербстской, перекрещённой в Екатерину Алексеевну. Кто в этом виноват, мы знаем только со слов последней… Зато о том, кто был действительным отцом великого князя Павла Петровича, официального сына этой пары, мы не знаем вообще — уж слишком много предлагается вариантов.

Вот и государь Пётр Фёдорович имел в отношении своей жены немалые сомнения и подозрения, а потому постепенно утвердился в желании дать ей возможность отдохнуть от собственных её интриг и похождений в монастыре, а самому обвенчаться с графиней Елизаветой Романовной Воронцовой, дочерью сенатора и племянницей канцлера. Тогда б на российском престоле утвердилась фактически новая династия, гораздо более русская по крови… Однако не сбылось, потому как «мятеж поднялся средь Петергофского двора».