Михаил Зощенко

Алеша сказал мне:

— Я воспитал ее, как человека, и теперь все дети и даже отчасти взрослые могут брать с нее пример.

РАССКАЗЫ О ЛЕНИНЕ

От составителя

Рассказы из этого зощенковского цикла в «Антологии Сатиры и Юмора» как будто не совсем уместны. Кое-кто, наверно, подумает, что даже и совсем неуместны: в них ведь вроде нет, да и не может быть никакого юмора, а тем более — сатиры: каждому советскому писателю в той или иной форме надо было перекреститься на эту икону, вот Михаил Михайлович и выполнил этот обязательный для всех социальный заказ.

Но на самом деле тут все не так просто.

Граф Блудов объяснял императору Николаю, что между самодержавием и деспотизмом есть разница. Состоит она в том, что самодержец может по своему произволу изменять законы, но до тех пор, пока он сам их не отменил (или не изменил), он тоже, как и все его подданные, должен им подчиняться.

Для жителей страны, которую описывал своим сатирическим пером Михаил Зощенко, это, как выразился бы зощенковский персонаж Иван Федорович Головкин, — форменная утопия». И именно об этом и говорят нам — я бы даже сказал, орут, вопят каждой своей строкой — зощенковские «Рассказы о Ленине».

Самый главный человек в государстве — а ничем не отличается от простых смертных. В пиджаке. В обыкновенной кепке. Не приказал прислать ему парикмахера, а сам скромно пришел в парикмахерскую. Отказался пройти без очереди Приняв предложение рабочего, уступившего ему очередь, поблагодарил. Уходя, сказал всем: До свидания, товарищи!» Мог бы ведь и не благодарить, а принять как должное. А вот — поблагодарил. Мог бы и не говорить: «До свидания!» А вот — сказал…

Эти простые, нормальные, естественные поступки вызывают у окружающих не просто изумление, а благоговейный восторг. И не зря. Потому что, как сказано в народном анекдоте, — «Мог бы и полоснуть!».

Мог бы не то что прикрикнуть, приструнить, осадить, взыскать, наказать. Захотел бы, так и расстрелять мог бы.

Известно, что даже апокрифы по-своему отражают реальность. Зощенковские апокрифы о Ленине отражают ее по-зощенковски, то есть — сатирически. Надо только увидеть, куда, как выражался в таких случаях зощенковский рассказчик, направлено жало этой художественной сатиры.

В парикмахерской

Один рабочий, некто Григорий Иванов, приехал по делам службы в Кремль.

Он приехал из Питера сдавать в кремлевский склад оружие — винтовки, шашки, штыки, револьверы и разные огнестрельные припасы.

И вот он выполнил эту свою задачу и со спокойной душой гуляет по Кремлю — мечтает где-нибудь тут увидеть товарища Ленина, на которого он давно хотел посмотреть.

Но он нигде Ленина не встретил и в плохом настроении зашел в кремлевскую парикмахерскую. Думает: «Постригусь и побреюсь, чтоб в аккуратном виде вернуться домой».

Вот он заходит в кремлевскую парикмахерскую. И занимает свою очередь.

А народу в парикмахерской много. Два мастера стригут и бреют. А посетители ожидают.

Григорий Иванов в грустном настроении сидит в этой парикмахерской минут двадцать. И все время жалеет, что нигде не встретил Ленина.

Вдруг открывается дверь, и входит новый посетитель. И тут все видят: это пришел Владимир Ильич Ленин — Председатель Совета Народных Комиссаров.

И тогда все, которые были в парикмахерской, встают и говорят:

— Здравствуйте, товарищ Ленин!

Наш рабочий Григорий Иванов тоже здоровается и, улыбаясь от счастья, смотрит на товарища Ленина, хочет получше его запомнить, чтобы потом рассказать другим об этой встрече.

Между тем товарищ Ленин тоже со всеми здоровается и говорит:

— Ну, кто последний ожидает?

Все удивились, что Ленин так спросил. И все подумали: «Это нехорошо, если Ленин будет ждать очереди. Он глава правительства, и ему каждая минута дорога».

И тогда все, которые были в парикмахерской, перебивая друг друга, говорят Ленину:

— Владимир Ильич, это неважно, кто последний. Сейчас освобождается кресло у мастера, и мы просим вас занять это место без очереди.

Ленин говорит:

— Благодарю вас, товарищи. Но только это не годится. Надо соблюдать очередь и порядок. Мы сами создаем законы и должны выполнять их во всех мелочах жизни.

И с этими словами Ленин берет стул, садится, вынимает из кармана газету и начинает ее читать.

Тогда встает со стула наш рабочий Григорий Иванов и, сильно волнуясь, говорит товарищу Ленину:

— В аккурат сейчас подошла моя очередь. Но я скорей соглашусь остаться небритым в течение пяти лет, чем я заставлю вас ожидать. И если вы, товарищ Ленин, не согласились нарушать порядок, то я имею законное право уступить вам свою очередь, с тем чтобы занять последнюю. вашу.

И все. которые были в парикмахерской, сказали:

— Он хорошо и правильно говорит.

И парикмахерские мастера, щелкнув ножницами, тоже сказали:

— Владимир Ильич, придется сделать, как предложил рабочий.

И тогда Ленин улыбнулся. И все увидели, что он не хочет обидеть рабочего и не хочет огорчить мастеров и посетителей.

Ленин прячет газету в карман и, сказав: «Благодарю», садится в кресло.

И все смотрят, как парикмахер осторожно и вежливо его бреет.

И все смотрят на товарища Ленина и думают: «Это великий человек! Но какой он скромный».

Но вот мастер кончил работу. И Ленин вышел из помещения, всем сказав:

— До свидания, товарищи. Благодарю вас.

Ленин и часовой

Один молодой рабочий, некто товарищ Лобанов, охранял Смольный. То есть он стоял у дверей и проверял документы.

Он проверял у всех, кто входил в Смольный. Потому что, если не проверить, мог бы войти какой-нибудь враг. Тем более это было в самом начале революции, и нужна была особая бдительность.

И вот, стоит этот Лобанов у дверей Смольного в качестве часового и просматривает документы.

А он был красногвардеец, этот Лобанов. Вдобавок он был путиловский рабочий, исключительно преданный делу революции. И поэтому его и поставили на такой ответственный пост.