Микадо. Император из будущего

Выстрел! Мои воспоминания прервал залп португальской носовой пушки. Пока я вспоминал своего астрологического дядю, «Черная жемчужина» подошла примерно на километр и сразу открыла огонь. Вот так, без церемоний и обмена любезностями. Ядро, срикошетив пару раз от поверхности воды, утонуло, не долетев до нас метров пятьсот.

Теперь наш ход. Под руководством Хосе артиллеристы загружают в наши дальнобойные пушки по два цепных книппеля, и «Тага-Мара» тут же закладывает галс, поворачиваясь бортом к «Жемчужине». Залп! Наши ядра также не долетели до португальского галеона. Но упали в опасной близости. Еще бы! Длинные чугунные пушки с поперечной страховочной обвязкой — это вам не медные пукалки европейских кораблей. Черное судно тут же вслед за нами начало делать поворот направо, готовясь к боковому залпу. Джон Фарлоу не стал дожидаться медлительных португальцев, поднял все паруса и стал описывать круг, удерживаясь на носу «Жемчужины». Та еще раз выстрелила из передних пушек, но опять безуспешно.

В этом бою мы решили сделать ставку на два наших плюса — высокая маневренность и скорость, а также дальнобойность пушек. Сближение с «Жемчужиной» до оружейного выстрела для нас смерти подобно. Сорок пушек против наших восьми и триста человек экипажа против ста моих самураев. Ни быстрый абордаж, ни размен залпами в этом бою нас не устроят.

Еще выстрел. На этот раз Хосе велел заложить в орудия двойную порцию пороха — и три из четырех книппелей, развернувшись в воздухе, с хрустом влетели в такелаж галеона. Когда рассеялся дым, стали видно повреждения. На бизань-мачте была сбита одна рея, порван парус на фок-мачте и сломаны две стеньги. [12]

12

Стеньга (нидерл.букв. — шест, штанга) — рангоутное дерево, первое удлинение нижних мачт.

Негусто. Португалец опять начал лавировать, пытаясь встать к нам уже левым боком. Но пока тяжелый галеон закладывал циркуляцию, «Тага-Мара» успела еще дальше отойти от «Жемчужины». Однако та все-таки завершила маневр и дала бортовой залп. Шума много, дыма еще больше — эффект нулевой. Ни одно ядро не смогло долететь до нас. Мы тут же взяли круто к ветру и ответили с левых пушек. Не очень удачно: галеон лишь потерял передний кливер. [13]

В подзорную трубу было видно, как капитан «Жемчужины», высокий мужчина, одетый в черный камзол с серебряными позументами, в парике и широкополой шляпе с большим белым плюмажем, яростно размахивает руками, отвешивает подзатыльники канонирам и юнгам. После понесенного ущерба португальцы сменили тактику и решили зайти к нам с наветренной стороны. Фарлоу легко разгадал этот маневр, тут же совершил поворот оверштаг и стал подбираться к корме «Жемчужины». Залп! На сей раз книппеля косой прошлись по такелажу галеона. Сбита фок-мачта [14] вместе с самым большим парусом корабля, фок-мачта переломилась посредине, завалив обломками всю палубу. На корабле паника, фигурки матросов пытаются обрубить расщепленные балки и стеньги. Выносят вниз раненых. Тем временем мы продолжаем стрелять книппелями с кормы «Жемчужины», которая потеряла ветер и свалилась в дрейф. Еще час лавирования, шесть залпов — и такелаж вражеского судна полностью уничтожен. Однако капитан галеона не сдается. Я вижу, как португалец отдает якорь и пытается опять повернуться к нам боком уже на шпрингах. [15] Бортовой залп — его единственная надежда.

13

Кливер (нидерл.) — косой треугольный парус, прикрепленный к снасти, идущей от мачты к концу бушприта(выступающего за форштевень наклонного или горизонтального бруса). Форштевень— брус, образующий переднюю оконечность судна и являющийся продолжением киля.

14

Фок— прямой парус, самый нижний на передней мачте (фок-мачте)корабля. Привязывается к фока-рею (фок-рею).

15

Шпринг (нидерл.) — трос, заведенный в скобу станового якоря или взятый за якорь-цепь, другим концом проведенный на корму, для удержания корабля (судна) в заданном положении. В парусном флоте заводился для наиболее эффективного использования бортовой артиллерии на якоре.

Смелый командир! У такого соперника вырвать победу — честь. Что ж, уважим его по полной.

— Несите картечь! — кричу я Хосе, и канониры начинают забивать в стволы пушек мешочки с медной дробью.

Тем временем Фарлоу легко удерживал «Тага-Мару» бортом к корме «Жемчужины».

— Ближе! Еще ближе! — Ксавьер лично наводит каждую пушку для продольного выстрела по палубе противника.

Пушки стреляют попеременно, и я вижу, как картечь выметает с юта и других надстроек галеона всю живую силу. Матросы, артиллеристы, аркебузиры в кирасах валятся как снопы при жатве. Волнение на море усиливается, неопытные японские канониры суетятся и часто мажут. Но исход битвы уже ясен. На палубе «Черной жемчужины» негде укрыться от металлического града, и она скоро пустеет. Рулевой перекладывает штурвал на ветер, и мы ныряем в пороховое облако, идя на абордаж. Наше судно слегка ниже галеона, поэтому сначала вантовые матросы забрасывают крючья, и с рей и мачт мои самураи перебираются по веревкам на палубу «Жемчужины». Правый борт «Тага-Мары» с резким стуком бьет в ют галеона. Матросы спускают паруса, рубят веревки, поддерживающие реи, и уже мощный вал абордажной команды захлестывает вражеское судно.

Впереди всех, конечно, Хайра с пистолетом за поясом и катаной в руке. Мощный крик «Сатоми!» встречает жидкий залп ружей. Пора и мне перебираться на борт «Жемчужины». Аккуратно балансируя на узких сходнях, карабкаюсь вверх. На палубе галеона уже хозяйничают мои солдаты, однако битва не закончена.

Внезапно из кормового люка повалила толпа португальцев. Вооруженные шпагами, пистолями и абордажными саблями бородатые солдаты и матросы смело бросились в бой. Завязалась сеча, палубу опять заволокло пороховым дымом. Моя охрана ненавязчиво оттерла меня на шкафут. [16] Однако португальцев было так много, что скоро и телохранители вступили в бой. Я вытащил из ножен свой легендарный меч-тати Мурасамэ, тот самый Проливной дождь, который получил от кузнеца Амакуни, и встал в первую позицию. Руки опущены к поясу, клинок смотрит в голову потенциального противника, ноги на ширине плеч. Тем временем свалка уже вплотную приближается ко мне, и я выбираю технику рензоку-ваза, то есть «непрерывные атаки». Пробный взмах мечом (уже полгода, как не приходилось рубиться на практике) и сразу же резкий выпад в сторону выскочившего на меня португальца. Тот вооружен палашом, рот раскрыт в крике. Мой укол он отводит вправо вниз и пытается ударить левым кулаком в голову. Но я-то в доспехах! На мне специальный «короткий доспех» для морской пехоты — танко. И на голове у меня сёкаку-цуки-кабуто — шлем «бодающийся баран». Основной элемент его конструкции — идущая спереди назад полоса в виде гребня, которая заканчивалась на лбу в виде клюва. Наклоняю голову, и кулак матроса попадает со всей дури в этот самый клюв. Расширенные глаза, крик боли и еще более громкий вой после того, как мой клинок обратным движением разрубает его незащищенный живот. На деревянный пол вываливаются сизые дымящиеся кишки, а я уже вхожу в клинч со следующим матросом. У того в руках абордажный топор. Таким пробить мою облегченную кирасу — раз плюнуть.

16

Шкафутна кораблях и судах — средняя часть верхней палубы от фок-мачты до грот-мачты либо от носовой надстройки (бак) до кормовой (ют).

Единственное, что мне пришло в голову, — это резко сократить дистанцию и не дать португальцу замахнуться. Я своим мечом ударил по окованному металлом топорищу и сразу навалился вперед, отжимая того к борту. Массивный бородач начал давить в ответ, и я почувствовал на себе разницу в весе между средним японцем и европейцем. Хочешь вперед прорваться? Пожалуйста! Шаг в сторону, захват одной рукой за рукав и быстрая подсечка. Португалец валится на палубу, ловко перекатывается, пытается вскочить на ноги, но мой клинок уже врубается в его шею, отделяя голову от тела. Меня обдает фонтан крови из разрубленной шеи, и я на миг слепну. Пока протираю глаза, бой уже закончен. Мои самураи всего за полчаса схватки вырезали практически всех матросов, канониров и даже торговцев, которые также вышли против нас с оружием в руках. Понимали, что противник их не помилует, и бились до последнего.

— Победа! — громко кричит брат, и ему, потрясая мечами, вторят все вокруг.

Глава 4 БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ — БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ

После победы потуже затяни ремни на шлеме.

Японская пословица

У меня неделя разъездов. После триумфального возвращения в Токио я почти весь май провел в столице — Киото. Интриговал, заседал в различных советах, принимал послов и писал законы. Всех, конечно, интересовала «Черная жемчужина». Поди скрой такой трофей — все шпионы Токио наблюдали, как избитый корабль португальцев с трудом вставал на рейд, а раненых матросов (выжило двенадцать человек из трехсот) отвозят в лазарет.

Весь дворец наносил мне по очереди визиты. Аристократы соревновались в искусстве хитрых бесед, в ходе которых «черные зубы» — так я называю японских дворян — пытались выведать у меня одну-единственную цифру. Сколько же я все-таки взял на галеоне трофеев?

Мой бессменный секретарь, он же казначей, а заодно и министр финансов клана Сатоми, Сабуро Хейко только три дня взвешивал и описывал сокровища «Черной жемчужины». Потом еще полдня я потратил на то, чтобы привести все к метрической системе. Итак, цифры:

— 250 золотых и более 1000 серебряных слитков (весом от 10 до 30 килограммов каждый).

— Ювелирные изделия — золотые кольца, цепи, кулоны, изумрудные броши и изумительной красоты крест, украшенный алмазами огромной величины. Всего 417 предметов, некоторые из них явно бесценные. По крайней мере, католический крест был увенчан чистой воды бриллиантом на 25 граммов. По моему указанию ювелир клана аккуратно вынул камень и взвесил его. Получилось около 125 карат — это всего лишь в два раза меньше самого знаменитого индийского бриллианта «Великий Могол» (279 кар). Кстати, «Могола» скоро вот-вот найдут в копях Голоконды и отдадут в огранку венецианцу Гортензио Боргису. Насколько я помнил, изготовленный Боргисом бриллиант имел форму розы. Мой же «Могол» был огранен в виде пятидесятисемигранной звезды.

— Две тонны золотого песка в ящиках и мешках.

— Китайская фарфоровая посуда эпохи Сунь и Юань. Чайники, вазы, статуэтки, предметы интерьера… У синьского посла Чжоу Ли аж затряслись руки, когда он увидел погребальные фигурки воинов из кургана императора Чжао Куан-иня, основателя династии Сун.

— Любые деньги, — причитал посол. — Господин Великий министр, моя страна выкупит эти фарфоровые скульптуры за любые деньги!

Выяснилось, что воины охраняли загробный покой императора, а разорители могил нарушили уединенность захоронения, разграбили курган, и теперь всему Китаю от разгневанного предка грозят страшные кары. Уже год, как жрецы пытаются умаслить Чжао Куан-иня. Были изготовлены идентичные фигурки, но разозленные небеса весь год слали и слали беды на Китай. Пираты опустошают побережье, один из монгольских правителей, Алтан-хан, смог вторгнуться во внутренние провинции и разрушил несколько приграничных городов, месяц назад императорские наложницы организовали заговор, чтобы умертвить нынешнего императора — Чжу Хоуцуна. Однако придворные евнухи этот заговор раскрыли, и все его участницы были казнены. Включая любимую жену Чжу Хоуцуна. В общем, как поется в песне: «…Что они ни делают — не идут дела». Дабы меня впечатлить, посол даже пустил артистическую слезу, которая прочертила дорожку на его выбеленном лице. Но Великого министра, конечно, такой туфтой взять нельзя: больше поплачет… Я взял паузу, обещал Чжоу Ли подумать и посоветоваться с нашим императором Го-Нарой. Никаких консультаций с микадо я проводить, конечно, не собирался — уж слишком наш Божественный оказался непригодным к государственному управлению. Мечется между кланами, пускается в загулы, благо правительство в моем лице выделяет ему достаточно средств на содержание театров, егерей для охоты, многочисленных сумотори. В общем, как был Го-Нара декоративной фигурой на политической сцене до самодельной революции «Мейдзи», так ею и остался.

И разумеется, я не стал говорить Чжоу Ли, что вместе с фигурками ко мне попали секретные книги по технологии изготовления фарфора. [17] По-видимому, иезуиты смогли выкрасть самую охраняемую тайну Китая и везли ее в Европу вместе с образцами кварца, шпата и глины, из смеси которых, собственно, и делается знаменитый на весь мир китайский фарфор. И вот теперь я намеревался нарушить монополию Поднебесной. И не только в этой области, кстати. Бумага, шелк, порох… А для этого мне до зарезу нужны специалисты. Металлурги, строители, стеклодувы и многие другие. Вот я и выкатил послу список из ста профессий в обмен на фигурки. Поставляешь на острова тысячу мастеров — получаешь свои раритетные статуэтки назад.

17

Создать собственный фарфор в Европе смогли только в 1708 году. Технология не повторяла китайскую, но давала практически тот же результат. Всего несколько десятилетий назад сами китайцы наконец нашли источник и раскрыли тайну: оказывается, глиняную смесь требовалось постоянно месить ногами не одному поколению мастеров, то есть в течение примерно трехсот лет. Понятно, отчего требовалось хранить этот секрет его монополистам.