Микро война и мир. Книга 1. Грюндеры

– Какого?

– Это он?

– Он! А это ты, дебил?

– Я. Давай встретимся. Щас.

– Давай. На Рязанке. Сам знаешь где. Через час.

Сергей

«Рязанка!», – на Савелия накатила волна воспоминаний и приятно заныло в груди.

Родина! Малая. Родная и близкая. Прожито здесь было с небольшими перерывами лет двадцать.

То есть, по существу, здесь прошла вся его, Савелия школьная и студенческая жизнь.

Но не с рождения.

Первые годы своей жизни он помнил очень смутно. Он знал, что родился на Проспекте Мира. До определенного момента его преследовала одна назойливая мысль. Мира – это значит без войны, или Мира – в смысле центра Земли? И только с появлением интернета он, наконец, узнал, что называлась она изначально 1-я Мещанская, переименованная в честь фестиваля молодежи в 1957 году в проспект этого самого мира. В смысле без войны. А быть может и центра всего Мира? Ничего это не прояснило.

Как всякому ребенку, родившемуся в Советском Союзе, ему делали массу всевозможных прививок. Недавно как-то, кому-то неожиданно понадобилась история его болезней. И тут выяснилось, что детская его поликлиника благополучно сгорела вместе со всем архивом лет так за двадцать до его потуг их эти архивы разыскать. А родители по этому поводу всегда путались. Находилась она в Перово. Больница там его детская была.

Но это все не по делу, просто досужие воспоминания. Надо же было чем-то до Рязанки время скоротать.

Итак.

Из Центра до Рязанского проспекта Савелий добрался на нанятом им около ресторана такси вовремя, то есть ровно через два часа, практически без пробок. Часам к четырем.

На он не был уже лет так девять.

Малая Родина встретила вылезшего из такси немного осовевшего от коньяка Савелия закрытым пивным баром около станции метро, на который он возлагал основные свои надежды. И мебельным магазином на его месте.

Сергея он увидел сразу. Еще издали.

Тот стоял, облаченный в модную джинсу, четко посередине между входными и выходными дверьми метро.

Как скала.

Здоровенная, внушительная такая по высоте и ширине мускулистая скала, весом не менее ста двадцати с лишком килограммов пышущего здоровьем тела.

Скалу эту, с короткой прической под ежик, в иголки которого уже поселилась седина, со всех сторон осторожно огибал поток вечно озабоченных постоянным отсутствием времени москвичей, стремящихся обязательно попасть в метро первыми.

Рядом с ним как под импровизированной защитой сидели на деревянных ящичках благообразные бабушки-одуванчики, торгующие своим незамысловатым подмосковным товаром – помидорами, сморщившимися и почерневшими от жары грибками и солеными, аппетитно пахнувшими огурчиками.

Еще раз напомню.

Это был конец жаркого лета. Август. Обычное такое для москвичей лето очередного года Перестройки, объявленного более десяти лет назад правительством. С отмирающими коммунальными службами, мусором, едкой пылью и сопутствующими всему этому вонизмами. Очень жаркий такой августовский день.

Недовольство Сергея в связи с опознанием Савелия более чем на час на лице предпоследнего не прочел бы даже самый главный следователь по особо важным делам самого серьёзного ведомства страны.

Встретились, обнялись и пошли. До этого Сергей по-рыцарски попрощался с бабушками, перекрестившими его напоследок. Пожелавшими ему на дорогу всяческих благ. Огурчиков своих, однако, не дали.

Абориген Сергей, конечно же, прекрасно разбирался в исковерканном перестройкой архитектурном ландшафте, окружающим их сейчас. И тут же, как говорится, взял быка за рога.

Сориентировавшись по легкому запаху дорогого коньяка, окружающего как облако Савелия и по-юношески задорному блеску в глазах его, он мгновенно принял оптимальное решение.

Для Сергея Рязанка была его первой и последней, по его словам Родиной, в которой как говорится, известен каждый колосок.

Поэтому они очень быстро очутились в полуподвальной кафешке, гремящей музыкой и практически полупустой от клиентов.

Не успев еще сесть за столик, Сергей сходу заказал у мающегося от жары официанта ледяную бутылку водки и маринованных маслин.

Савелию неожиданно вспомнились аппетитные соленые огурчики бабушек около метро. Он даже на мгновение почувствовал их манящий запах, и открыл, было рот.

– Соленых огурцов нет, – видимо прочитав мысли Савелия, отрезал официант-телепат.

«Вот и все, – лениво сверкнула, и тут же начала тускнеть мысль, ответственная за его, Савелия ответственность. Видимо, окончательно сдаваясь. – На работу завтра, я, несомненно, не попаду!»

Другая же группировка мыслей, из видимо каких-то своих провокационных побуждений, быстро прокрутила в его мозгу черно-белые фрагменты о том, как умел заводиться Сергей, и что после этого было.

«Видимо этой бутылкой дело у нас не закончится», – был вынесен ими окончательный вердикт.

Вслух же человек Савелий сказал, опорожняя первую рюмку водки.

– Ну, давай, рассказывай.

– Что рассказывать, старичок, все нормалек. Тружусь, воспитываю потомство и супругу. Издалека. Я же, как ты помнишь, развелся три года назад. Вижу иногда наших, школьных. Но все как-то рассосались в последнее время по своим дачам, коттеджам, фазендам. Подмосковным и заграничным.

Он на секунду замолчал.

– Обо всем этом, если у тебя возникнет желание, расскажу позже. Информации много, поскольку иногда наблюдаю за вами, своими друзьям. И за их карьерой. Особенно за твоей, дружище. Так что, рассказывать сначала начнешь ты. Потом я. Договорились? Затем все тебе объясню. Хорошо?

Содержимое третьей за последние две минуты рюмки оглушительно ухнуло в горло Савелия и застряло, по-видимому, где-то на полпути к желудку, разлив свое тепло по организму. Савелий почувствовал, что расслабился уже настолько, что может говорить сейчас практически обо всем.

– Что рассказывать. Я всегда на виду. Живу, как под рентгеном. Туда пойти не могу, сюда. Везде узнают. Да еще и телек. Морда то у меня заметная. Очень выделяюсь. Стал даже подозрительным ко всему. Мысли приходят странные. И часто, чувствую – не мои они! Не могут они быть моими, – Савелий удрученно задумался. Он уже здорово осоловел и его заметно перло.

– Это древняя проблема, дружок – заполнил возникшую паузу Сергей, – Я имею в виду, как рождается мысль. Многие философы глубокой древности и современности, а также ученые и мистики до сих пор не могут прийти к единому мнению. Одно ясно, что они не возникают сами по себе, а являются следствием накопленных тобою знаний и опыта. Или толчком извне. Ведь не начнешь же тебе спонтанно мыслить о том, как устроен, например, подъемный кран. А увидев его, ты начинаешь думать. Ведь у тебя есть определенные знания о нем. Даже вспомнишь строгую инструкцию – «не стой под стрелой». Понял?