Миланская роза

— Не будет суда, — произнесла женщина. — Приговор уже вынесен.

— Успокойся, Роза, — вмешался Ричард. — Никто не имеет права убивать.

— А вы? А немцы? А итальянские фашисты? — выкрикнула Роза, раздраженная неуместным замечанием Тильмана.

— Не надо. Ты запятнаешь себя преступлением. — Он осторожно пытался образумить Розу.

— Не лезь, Ричард Тильман, — предостерегла американца женщина, не переставая следить за Эггером и держа немца на прицеле. — Я хочу видеть тебя на коленях, — приказала она эсэсовцу. — Хочу, чтобы ты просил о пощаде. Хочу, чтобы ты молил меня о прощении.

Ее лицо оставалось бесстрастным, но в нем читалась твердая решимость, желание убить. Роза знала: она убьет этого человека, глядя прямо ему в глаза, налитые кровью и страхом.

Она ожидала сопротивления, помня о жестокости и фанатизме нациста. Она хотела отомстить, а не свершить правосудие, и ей было бы легче стрелять в человека, который повел бы себя достойно. Но Фриц Эггер выставил напоказ всю низость своей души. Он рухнул сначала на колени, потом опустился на четвереньки, моля о пощаде. Роза почувствовала отвращение, словно ее мимолетом задела крылом по лицу летучая мышь. Потом ей стало стыдно за эту мразь, что запачкала все вокруг и запятнала ее самое.

Нет, она не может убить Эггера, как не может она раздавить червя из страха забрызгаться грязью, а вовсе не потому, что боится погубить свою душу. Роза медленно опустила револьвер, к великому облегчению Ричарда, боявшегося потерять ценного заложника.

Пламя в лампе затрепетало, тяжелое дыхание скорчившегося на полу мужчины напоминало хрип загнанного пса. Мохнатая бабочка, залетевшая внутрь лампы, вспыхнула и сгорела, а другая неистово билась о стекло. Вдруг тишину прорезал выстрел. Розе показалось, что оглушительный взрыв произошел оттого, что лопнула, как гнилая тыква, голова Эггера. Кровь и мозг забрызгали все вокруг. А на изуродованном лице немца застыло зловещее выражение, как у игрушечного пупса с продавленной головой. Эггер вытянулся во весь рост, последний раз конвульсивно дернулся и навечно затих.

Роза и Ричард почувствовали кисловатый запах пороха и, обернувшись, увидели Клементе. Он спокойно сжимал в руках автомат.

— Так надо было, — ровным голосом произнес добрейший Клементе.

Он казнил немца не потому, что ненавидел фашизм, не для того, чтобы отомстить за невинные жертвы, и не из-за жестокостей, совершенных Эггером. Эсэсовец осмелился запачкать мечту, извечную мечту Клементе.

Глава 7

В небе застрекотал легкий немецкий разведывательный самолет.

— «Шторх», — безошибочно определила Роза.

— Солдат сбежавших ищут, а может, нас, — отозвался Ричард.

Он придавил рукой ее плечо и не дал Розе встать. Самолет покрутился немного в воздухе, пилот в шлеме и в очках свесился из кабины сначала в одну сторону, потом в другую. Примитивная машина и незатейливый способ наблюдения напоминали вылет времен Первой мировой войны. Потом разведчик не торопясь развернулся и исчез за горизонтом.

Роза потянулась, сидя на траве. Легкий ветерок взъерошил ей волосы. Так хорошо было смотреть на закатное солнце и дышать ароматом полей. Это напомнило Розе детские годы, позволило на минуту забыть о пережитой трагедии. Но только на минуту, не более.

— Какого черта немцы здесь рыщут? — раздраженно произнесла Роза. — За пару дней они обратили нашу армию в бегство. Армия Италии стерта в порошок. Дунь — и нет ее! Жалкий конец, — вздохнула она.

Высоко в небе пронеслась эскадрилья самолетов. Это были «Либерейторы», промчавшиеся, отливая серебром, в лучах заходящего солнца.

— Домой летят, — пробормотал Ричард, провожая взглядом боевые машины.

— Завидуешь? — спросила Роза.

— Не знаю. Может, просто хочется вот так полететь навстречу свободе.

Солнце уходило за горизонт, и оцепеневшие от вечерней прохлады, предвещавшей скорое наступление осени, комары медленно поднимались в воздух. Низко проносились последние ласточки. С тех пор, как Роза и Ричард встретились, они обменивались лишь малозначительными словами, теми, что требовала ситуация. Теперь Ричард обнял женщину и попытался ее поцеловать.

— Оставь, — сказала она, отворачиваясь.

— Почему? — спросил американец.

Его задела неожиданная холодность Розы.

— Я не стану объяснять почему, — резко ответила она.

— Но я хочу тебя, — страстно прошептал он, сжимая объятия.

— Когда-то ты говорил: я люблю тебя, — с упреком напомнила Роза.

— Я и сейчас могу это повторить.

— Да, если очень попросить… — усмехнулась она.

— Ну перестань, расслабься, — уговаривал мужчина.

Его губы искали рот Розы.

— Нет, нет и нет! — решительно воспротивилась она.

— Есть причина? — спросил он, помрачнев.

— Скажем так: в моем возрасте о страсти уже не думают.

Слова Розы прозвучали не очень убедительно, но она искала хоть какое-нибудь оправдание.

— Так что же между нами встало? — настаивал Ричард.

— Война, — сказала Роза и, отступив шаг назад, спросила: — Ты что, не видишь, на кого я похожа?

На ней были серые фланелевые брюки на два размера больше, чем нужно, затянутые в талии ремнем Джулио. Рубашку тоже дал Джулио. Волосы давно следовало подстричь и уложить. Розе пришлось затянуть их на затылке голубой ленточкой. Она чувствовала себя грязной и оборванной, как старуха цыганка.

— Желание не угасает и в войну, — сказал Ричард.

То, что Роза отвергла его, лишь распалило Ричарда.

— Перестань, не ломайся, как девочка, а веди себя как женщина, — произнес он.

— А ты перестань изображать из себя американца, который знает все про всех, — парировала Роза.

Ричард помрачнел, словно ребенок, которого отругали взрослые.

— А ведь ты защищаешь кого-то, — задумчиво сказал он, выдавая собственные мысли, в которых стеснялся признаться и себе.

— Это кого еще?

— Или ты поклялась сохранить верность?

— Кому?

Она улыбнулась. Слова Ричарда ее растрогали. Какой он все-таки простодушный романтик!

— Мужчине, от которого родила ребенка, — обиженно закончил Ричард.

Розе вдруг стало хорошо. Она откинулась на траву, как когда-то давно, в восемнадцать лет. Ее уже не волновали морщины, прорезавшие лоб. Отступили воспоминания об унижении и о пережитом насилии. Она снова желала Ричарда, желала, как в первый раз, когда увидела его. Он лег рядом и начал осыпать легкими поцелуями ее глаза и брови. Лежа в некошеной траве, Роза смотрела в небо. Оно напомнило ей синее, усыпанное звездами одеяние Мадонны в гроте «Фавориты». Женщина тихонько засмеялась.