Милашка

Дома я уведомил Вильгу о переменах. Она покачала головой, но ничего не сказала. Вечером ко мне заглянула Нейя. Выслушала и вздохнула.

– Не ожидала, что ты станешь актером.

– Неизвестно, как выйдет, – сказал я.

– Кея не ошибается в людях.

– Вы знакомы с ней? – удивился я.

– Ее все знают, – улыбнулась Нейя. – У нас маленькая страна, Влад. Да и Мей небольшой город.

В самом деле. Население Сахья – двенадцать миллионов человек. Из них в столице живет более миллиона. Страна вроде Беларуси, только территория больше.

– Станешь знаменитостью, не забывай нас! – попросила Нейя.

Это еще нужно стать… Но я пообещал.

Вечером я исправил текст. В основном – диалоги. Отослал Рее. Утром позвонила Кея и попросила прийти раньше.

– Что ты знаешь о войне? – спросила в студии.

– Читал учебник.

– Тогда ясно, – вздохнула режиссер. – Наш фильм – национальный проект. Для начала объявили конкурс сценариев. Победил мой. Знаешь почему?

Я покачал головой.

– В нем нет вымышленных героев, все реальные лица. Я сидела в архивах, изучала документы. Тысячи людей. Большинство из них погибли. Рассказать обо всех невозможно, приходилось выбирать. Под столицей в бой вступили два десятка рельсотронов. Расчет каждого – четыре человека. Командир, наводчик, заряжающий и подносчик снарядов. Всего восемьдесят мужчин. Кого было предпочесть? Я выбрала расчет номер пять. Знаешь почему? В нем трое были пожилыми. Четвертый – мальчик-сирота, двадцати лет от роду. Он рос в детдоме. Звали его Дин Рут. Его ты будешь играть.

Она включила планшет и стала листать пальцем картинки.

– Вот он!

На меня смотрело миловидное юное лицо. Симпатичный парень.

– Из-за внешности его дразнили «Милашкой». Дин не обижался. Что заставило его пойти на войну? Ему не было кого защищать. Ни семьи, ни женщины. Но он очень горячо просил, и его взяли, – она помолчала. – Он погиб вместе с остальными. Теперь понимаешь, почему твои поправки не годятся?

Я покрутил головой. Кея посмотрела удивленно.

– У Дина была мать, – сказал я.

– Но он не знал ее. Я хочу тебе кое-что сказать, Влад. Ты приехал издалека и многое знаешь. В годы диктатуры матери нередко отказывались от сыновей. Отдавали их в детские дома, а там было не сладко. Скудное питание, воспитатели из военных. Они били мальчиков. Обучали их читать и писать, и ничему более. Дин был чернорабочим. На войне стал подносчиком снарядов. Он не мог говорить о матери и сестре, его бы тут же разоблачили. Ты согласен?

– Нет.

– Почему?

– Сирота мечтает о родителях, порой придумывает их. Мол, они служат где-то далеко, потому и сдали ребенка в детдом. Но они за ним обязательно приедут. Дин хотел в это верить. Потому говорит о матери и сестре. Ведь они у него могли быть! Остальным понятно, что он врет, но они не решаются возразить. Потому что виноваты перед пареньком. Это с их молчаливого согласия мальчиков отдавали в детские дома, где держали впроголодь и били. Теперь им стыдно. Потому что паренек, которому изуродовали судьбу, идет защищать Родину.

– Я хотела об этом сказать, – пробурчала Кея. – Потому и выбрала этот расчет. Но твои слова жгут сердце.

– Вы снимаете фильм-урок, напоминание о совместной победе?

Она кивнула.

– Пусть традиционалы задумаются. Они называют нас грязными и вонючими, не считают за людей. Пусть посмотрят на этого паренька. После всех издевательств пошел воевать за них. И погиб, чтоб они жили.

– Забери меня Темнота! – вскричала она. – Как ты все повернул! Рос в детдоме?

– Нет, тофу.

Зато жил без родителей. И мечтал, что они меня заберут.

– Принимаю, – сказала Кея.

– А еще Дину следует дать девушку.

– Что?!

– Пусть он встретит ее среди ополченцев. Она отвергнет его, потому что аристократка. У нее буква «й» в имени. Зовут ее Клейга. Для нее этот парень никто. Только Дин будет ее любить. В свой последний час, когда погибнут товарищи, он встанет к рельсотрону. Будет стрелять и кричать: «Это вам за мать и сестру! За Клейгу!» Он видел, как упал ее бронеход и решил, что она погибла. Но Клейга уцелеет. Много лет спустя она придет к мемориалу павших бойцов. Принесет к его подножию цветы. По ее щеке побежит слеза, и она тихо скажет: «Прости, Дин…»

– Замолчи! – крикнула Кея. – Я сейчас зарыдаю.

– Надо сделать так, чтоб рыдали зрители.

– Ладно, правь! – согласилась Кея. – Посмотрю, что получится.

А потом были съемки… Выжигающий глаза свет, ползущий от жары грим, недовольный голос режиссера. Дубли, дубли… К концу съемочного дня я уже не хотел денег. Мелькнула мысль отказаться от роли. Только я ее отверг. Подписался – не скрипи!

Спустя время я втянулся и в студию ехал с удовольствием. У меня сложились душевные отношения с партнерами. В перерывах они рассказывали о себе. В годы диктатуры актеров изгоняли из театров. Пьесы ставили без мужских ролей. Изгнанники отправились на заводы и создали там самодеятельные театры. Постановки их пользовались успехом. Зрителей приходило больше, чем в театры. Хунта попыталась самодеятельность запретить, но владельцы предприятий не подчинились. Самодеятельность сплачивала коллектив, и из-за этого он работал эффективней.

В войну актеры попросились на фронт. Кое-кто успел повоевать. Для них этот фильм не был чем-то отвлеченным – они в нем жили.

– Повезло тебе, Влад, этого не видеть, – говорили они, и я соглашался.

Ко мне они относились, как к сыну – мужикам-то под пятьдесят. Для них я пацан.

Играли они замечательно. Во взглядах, обращенных на меня, сквозила снисходительность и вина. Их герои понимали, что погибнут, и жалели, что вместе с ними умрет замечательный парень. Но спасти его не могли. Вечерами мы просматривали отснятый материал, и я замечал влажные глаза Кеи. И не только у нее.

С партнершей у меня отношения не задались. На роль Клейги режиссер пригласила местную звезду. Уличив момент, та прошипела:

– Не смей приближаться ко мне, мурим! Я вонючек не терплю.

От такого я охренел и пожаловался Кее. В ответ она улыбнулась:

– Я все знаю, Влад. Но так нужно.

Я понял, просмотрев материал. Актриса смотрела на меня с брезгливостью. Из-за этого любовь Милашки выглядела особенно безнадежной, и от этого щемило в груди.

* * *

– Здравствуй, Сайя!

– Рада слышать тебя, тетя.

– У меня новость: Влад ушел от нас. Перебрался в социальное общежитие.

– Почему?

– Говорит, что хочет жить самостоятельно. Нашел работу на киностудии, снимается в фильме.

– Он актер?

– Говорит, что нет. Но его взяли. Хорошо платят.

– Это ненадолго. Съемки завершатся, и он останется без работы.

– У него есть деньги. Кай заплатил ему за сведения.

– Знаю. Брат звонил. Очень злился.

– Почему?

– Потому что сам не догадался. У нас крупнейший в стране завод по переработке нефти. Мы извлекаем из нее смазки, остальное продаем на теплоэлектростанции. Отдаем почти даром, потому что спрос малый. Но если использовать эти отходы для сжигания в моторах, открываются невероятные перспективы. Автомобиль с таким двигателем может вести любой. Он не привязан к источнику энергии. Заправочные станции не требуют электрической линии – достаточно раскинуть уловители света, а топливо можно возить с собой. Удлинятся линии грузовых перевозок, что важно для Сахья с ее протяженными пространствами. Инженеры Кая сейчас создают двигатель. Если у них выйдет, завод придется расширять или строить новый, поскольку спрос ожидается невероятный. Возрастет производство автомобилей, в первую очередь – грузовых. Выпуск легких фракций нефти станет приносить прибыль. На внешний рынок пойдет невиданная ранее продукция: легковые автомобили и грузовики с тепловыми двигателями. Они будут стоить дешевле электрических. Кай мне много чего наговорил. Я все одобрила.

– Значит, Влад принес пользу?

– Да, тетя. Благодарю тебя.

– Это Кай.

– Он тоже. Но ты сумела расположить чужака к Дому.

– Скорее, он нас. Удивительный мальчик. Очень упорный и работящий, легко располагает к себе. Вильга от него в восторге. Даже учила его драться.

– Он и так это умеет. Разбил нос охраннице.

– Что дальше?

– Ничего. Пусть живет, как ему хочется. Он принес Дому несомненную пользу. Оправдал затраченные время и деньги.

– А если знает еще что?