МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 3
Шрифт:
– Ты видишь его?
– Нет, ребята-одноклассники говорили. Ты насчёт квартиры подумай, чё теряешься-то?
– На что мне квартира, Мил? Живём в его квартире и…
– Это детей пока нет, а будут, поймёшь, зачем квартира, назидательно проговорила Мила, как опытная дама. – Замуж пойдёшь за него? Или боишься, что он после свадьбы в Арвида превратится? Не волнуйся, Игорёк хоть и был оторвой всегда, но он добрый, кошек с деревьев снимал, собаку уличную один раз машина сбила, так он на руках в ветеринарку нёс, выходил потом, она жила у них, хромоногая, лет… пять, наверное. Так что замуж можно, он добрый, как Серёжка мой. Да! Кстати, диск-то у наших вышел, у тебя есть? – мне стало забавно,
Не было, конечно, у меня диска. И Мила полезла в сумку, висевшую под ручкой у коляски.
– Сейчас… Думала, послушаю, если Олег не придёт сегодня. Он парень хороший, жена стерва…
– Жёны всегда стервы, – усмехнулась я.
– Это точно. Кроме нас, правда?
– Да, мы суперстервы! – усмехнулась я.
А Мила тем временем достала плеер, вынула диск и переложила в плоскую коробочку:
– Держи, жаль, тебя не было на презентации, мы веселились отменно. Эта Лёнькина Оля, конечно… Но, как говорится, не мы выбираем девушек нашим друзьям, верно? Люське тоже не понравилась.
– Они… Они живут вместе? – дрогнув, спросила я, разглядывая обложку, на ней какая-то готическая горгулья и название альбома и группы. Альбом они назвали «Смерть – невеста»
– Кто? Лютер и эта Оля? Да кто знает? Спрашивать не будешь же… Она же не подружка мне как ты, это тебя я могу спросить обо всём, а эта девица… – Мила помолчала, подбирая слово: – Не нашего круга, как говорится.
«Теперь вашего…» – подумала я, но говорить не стала ничего, я не в силах продолжать разговор о Лёне. Поэтому я спрашиваю Милу о работе, с лета она проходит интернатуру по эндокринологии. Она шутит, что профессор Потёмкин не зря тройки ставил, научил уважению к предмету.
– Хотя ты знаешь, довольно скучно, высчитывай дозы и…
Дальше мы болтали об эндокринологии и акушерстве, смеялись над малышами, затеявшими неловкую возню-битву за лопатку. Звонок сотового прервал нашу беседу. Это Кирилл. Я ответила, отойдя на пару шагов:
– Ты куда пропала? Я тут… Господи… испугался, честно говоря…
– Прости, Кирюшенька, я… я сегодня опоздала, не приду. Извини, что не позвонила раньше. Давай завтра? В это же время?
Я вижу, что Милин кавалер мнётся, поглядывая на нас.
– Ладно, Милуша, я пойду, пожалуй?
– Приходи, я каждый день тут в это время.
Мы с Милой поцеловались, и я отправилась обратно на Садовое кольцо, чтобы меньше чем через час добраться до дома. Интересно, Игорь пришёл уже?..
Но не успела я подумать, что же купить и приготовить на ужин, как возле меня остановилась машина и меня, втолкнули в неё, грубо наклонив, почти пинком.
В затенённом салоне на заднем сиденье уже сидит какой-то здоровенный человек, а второй, что толкал сзади, притискивает меня с этой стороны. Наконец, я попробовала закричать, но мне зажали рот сзади, и стали лапать грубыми заскорузлыми руками, царапая шелка и кашемир моих одежд и белья, добираясь до кожи… Я взялась драться, размахивая руками, не позволяя хватать себя, хотя рук у них так много, но сейчас сильнее я. Я вывернулась и укусила ладонь, которая зажимала мне рот, громадная солёная жёсткая лапа…
Укушенный взвыл и схватил меня за волосы, отогнув назад так, что странно, что не оторвал голову:
– Порву, сука! – прорычал он мне в ухо.
– Успеешь ещё, Ковыль, – Захарчук повернулся с переднего сиденья.
И смотрит на меня всё с той же ухмылочкой, с какой приходил в прошлый раз.
– Добрый вечер, Елена Николаевна, – он мерзко улыбнулся. – Сейчас мои ребята потешаться с вами, чтобы вы стали попонятливее. Их трое, все крепыши… – и, меняя тон с елейно-тошнотворного на свистящий злобный продолжил: – Играть вздумала
с нами, б… медицинская?! Почему мы ничего не слышим которую неделю?!– Откуда… мне знать?.. – задушено проговорила я. – Я… на все пиджаки его… и в ма…в машине… в обеих, – я морщусь, волосы, вырываясь, по одному в пальцах пахнущего потом, гадким одеколоном и машинным маслом укушенного, причиняют боль…
Захарчук кивнул подручным и они «приступили к делу», но я в таком отчаянии рвусь из их рук, что Захарчук повернулся и остановил их, а у меня сердце уже в голове бьётся, готовое лопнуть:
– Смотри, не финти больше нам, если узнаю, что хоть звук пикнула Стерху, сегодняшнюю встречу будешь считать приятной прелюдией. И ещё… В морг поедешь любовничка-свёкра опознавать и муженька, золотого мальчика. Как-нибудь пострашнее убьём обоих. Или молодого не очень и жаль тебе? Его оставить, может? Пусть ещё с женой-б…ю помается? – и ржут. Все четверо ржут, заполняя тесное и тёмное пространство испарениями своих адских ртов.
– Всё поняла?! Елена Николаевна?! – Захарчук кивает укушенному: проводи, Ковыль.
Оказывается, мы у дома, где нас с Игорем высаживают охранники. Всё это время машина неспешно двигалась по Садовому кольцу, останавливалась на перекрёстках, вокруг были сотни людей, и никто даже предположить не мог, что происходит в этом чёрном внедорожнике…
Ковыль потащил меня за собой, хорошо, что в холодных сумерках никого во дворе нет… Мы подошли к двери в квартиру, за которой коммуналка, где «конспиративная» комната Игоря с пыльными окнами и засаленным старым диваном, которого мы даже не касаемся, входя сюда ненадолго…
– Ты мне должна будешь, – он наклонился ко мне, рыча, – скажи спасибо, что сегодня трогать тебя не дали…
Толстым пальцем он погрозил мне у самого лица и исчез. А я, начала трястись, теряя остатки сил, достала ключи и, уронив их раза три, всё же открыла и вошла, не дойти сейчас до Игорева дома…
Лёля позвонила и попросила прийти в квартиру, где мы изображали наш с ней дом. И хотя она не плакала, я сразу понял, что случилось что-то нехорошее. Я прилетел меньше, чем за минуту.
Она, сжавшись, сидела на диване, едва я вошёл, подняла голову и протянула мне руки. Она прижалась ко мне, дрожа всем телом, и я не сразу увидел ни разорванную одежду, ни раненые губы, ни царапины на её коже.
– Игорёчек… Игорёчек… Милый…ты… ты только не думай… я… я не боюсь… не ожидала просто…
Я на руках унёс её тайными нашими ходами по чёрной лестнице в светлый подвал, потому что я включаю здесь свет каждый день, и потом, в мою, в дедовскую квартиру. Только здесь, Лёля расцепила руки и отпустила меня, тогда я и разглядел, что одежду порвали, и блузку на груди и юбку… и синяки и царапины.
– Убью всех их… – прорычал я, теряя самообладание, представив, что кто-то коснулся Лёли.
– Не надо… Игорь… ты сам-то… ты…ох… – её затошнило…
Уже намного позже она рассказала мне, что же было сегодня. И заснула только после ванны, валерьянки, чая с мёдом, потому что никаких таблеток успокаивающих она не признаёт…
Я долго лежал рядом с ней без сна. Поддаться эмоциям – это то, что хочется сделать в первую очередь. Я поддамся. У меня есть возможность всю эту сволочь вывести. Я знаю даже, чей конкретно человек Захарчук, кто водит его руками в Конторе и в чьих интересах за её стенами он работает.
Я нашёл уже двух-трёх человек, к кому можно прийти со своим материалом. Но мне нужен, во-первых: подход, чтобы со мной стали иметь дело, а во-вторых: из троих надо выбрать лошадь, на которую ставить, кто принесёт большую выгоду всему. То есть тот, кто сидит выше всех остальных. Он и представлялся мне самым перспективным…