Миллениум. Тетралогия.
Шрифт:
— Если я не ошибаюсь, то в Швеции все же существуют довольно суровые законы, направленные против торговли секс-услугами, — сказала Эрика.
— Не смешите меня! Ежегодно в Швецию привозят несколько сотен девушек (здесь отсутствуют точные статистические данные) для того, чтобы они занимались проституцией, и в данном случае это означает, что они за плату предоставляют свое тело для изнасилования. Со времени введения закона он всего несколько раз давал основания для судебного процесса. Впервые это случилось в мае две тысячи третьего года, когда рассматривалось дело по обвинению одной сумасшедшей бандерши, сделавшей себе операцию по изменению пола. И конечно же, она была оправдана.
— Постой, мне казалось, что ее признали виновной?
— Осудили за содержание борделя.
— Что же с ними случилось?
— Ничего. Телевизионная программа «Инсайдер» провела собственное расследование, послав своих представителей в Таллинн. Им потребовалось всего несколько часов для того, чтобы выяснить, что две из этих девушек живут на родине в своих семьях, а третья уехала в Италию.
— Иными словами, таллиннская полиция действовала не очень эффективно.
— С тех пор у нас было вынесено еще несколько обвинительных приговоров, но во всех случаях речь шла о лицах, задержанных за другие преступления, или исключительно бестолковых преступниках, которые не сумели избежать задержания. Этот закон — чистая формальность. На деле он не применяется.
— О’кей.
— Проблема в том, что преступление в данном случае представляет собой грубое насилие, часто в сочетании с нанесением телесных повреждений, тяжких телесных повреждений, с убийством посредством огнестрельного оружия, в некоторых случаях в сочетании с разного рода лишением свободы, — вставил Даг Свенссон. — Для таких девушек это самое привычное дело, когда их, накрашенных и одетых в короткие юбчонки, отвозят на какую-нибудь виллу в пригороде. У девушек нет выбора, ехать им или не ехать: либо они едут и трахаются с пьяным мужиком, либо сутенер подвергает их побоям и пыткам. Сбежать они не могут — не зная языка, не имея понятия о законах и порядках, они даже не представляют, куда нужно обращаться. Они не могут уехать домой — здесь у них первым долгом отбирают паспорта, а в деле бандерши их вдобавок держали взаперти в квартире.
— Похоже на невольничий лагерь. А девушки что-нибудь получают за свои услуги?
— Кое-что получают, — сказала Миа Бергман, — в утешение за страдания им перепадает некоторое вознаграждение. Как правило, им приходится отработать несколько месяцев, прежде чем их отпускают на родину. Иногда они увозят с собой приличную пачку денег: две, а то и три тысячи крон, что в пересчете на российскую валюту представляет собой целое состояние. Но в придачу они часто успевают нажить тяжелую алкогольную или наркотическую зависимость и привычку к такому образу жизни, при котором деньги очень быстро заканчиваются. Благодаря этому система становится самовоспроизводящейся: спустя некоторое время они возвращаются сюда на заработки, так сказать добровольно отдаваясь в руки своих мучителей.
— Сколько денег оборачивается в этой сфере за год? — спросил Микаэль.
Миа Бергман посмотрела на Дага Свенссона и немного подумала, прежде чем ответить:
— Трудно сказать точно. Мы много раз пытались делать расчеты, но в большинстве случаев наши цифры достаточно приблизительны.
— Ну хотя бы примерно!
— Хорошо. Мы знаем, например, что у бандерши, которую приговорили за сводничество, но оправдали по обвинению в поставках секс-рабынь, за два года были использованы тридцать пять женщин из Восточной Европы. Их срок пребывания составлял от нескольких недель до нескольких месяцев. В ходе судебного разбирательства выяснилось, что за эти два года они заработали в общей сложности около двух миллионов крон. Исходя из этого, я вычислила, что одна девушка приносит приблизительно пятьдесят тысяч крон в месяц. Из этой суммы следует вычесть примерно пятнадцать тысяч крон на расходы — поездки, одежду, жилье и тому подобное. Условия, в которых они живут, далеки от роскоши, часто банда держит их по углам в какой-нибудь квартире.
Из оставшихся тридцати пяти тысяч крон бандиты берут себе от двадцати до тридцати тысяч. Половину — тысяч пятнадцать — главарь банды забирает себе, остальное раздает своим подручным: шоферу, бойцам и другим. Девушке остается десять — двенадцать тысяч крон.— Тогда в месяц…
— Если, скажем, у одной шайки есть две или три девушки, которые на нее вкалывают, то в месяц они зарабатывают около пятидесяти тысяч. В среднем каждая банда состоит из двух-трех человек, которые за счет этого кормятся. Вот так приблизительно выглядит экономика секс-бизнеса.
— И сколько же примерно человек этим охвачено, если взять в целом?
— Можно исходить из того, что в каждом конкретном случае так или иначе жертвами сексуального рабства являются около сотни девушек. Отсюда следует, что общий оборот, если взять всю Швецию в целом, составляет приблизительно полтора миллиона крон, то есть в год около ста миллионов крон. Речь идет только о девушках, вовлеченных в поставки секс-услуг.
— Сущая мелочь!
— Действительно мелочь. Но для того, чтобы получить эту сравнительно скромную прибыль, сотню девушек подвергают насилию. Меня это просто бесит.
— Что-то ты не похожа на беспристрастного исследователя. Но если на одну девушку приходится три бандита, это значит, что на эти деньги живут пятьсот человек.
— На деле их, вероятно, меньше. Я бы сказала, что их человек триста.
— Не такая уж, казалось бы, неразрешимая проблема, — заметила Эрика.
— Мы принимаем законы, бьем тревогу в средствах массовой информации, но почти никто ни разу не поговорил с проституткой из стран Восточного блока и не имеет представления о том, как она живет.
— И как же все происходит? Я имею в виду, на практике. Ведь, наверное, очень трудно вывезти из Таллинна шестнадцатилетнюю девушку так, чтобы никто этого не заметил. И что происходит, когда она приезжает сюда? — спросил Микаэль.
— Когда я начинала исследование, я думала, что речь идет о какой-то строго организованной деятельности, что этим занята какая-то мафиозная структура, которая более или менее продуманным способом провозит девушку через кордон.
— А на самом деле это не так?
— Процесс в целом действительно происходит организованно, но постепенно я разобралась, что участвуют в нем в основном множество мелких, никак не организованных банд. Забудьте о костюмах от Армани и спортивных автомобилях! Средняя банда состоит из двух-трех человек, половина из них русские или прибалты, половина — шведы. Портрет главаря: ему сорок лет, он сидит в майке, пьет пиво и ковыряет пупок. Он не получил никакого образования и в некоторых отношениях может считаться социально неполноценной личностью, всю жизнь у него были какие-то проблемы.
— Весьма романтично!
— На женщину он смотрит с позиций каменного века. Он часто дерется и напивается и даст в морду тому, кто скажет слово ему поперек. Порядок в банде держится на кулаках, и подчиненные часто его боятся.
Через десять дней в квартиру Лисбет привезли купленную ею мебель. Два крепких парня из фирмы «ИКЕА» пожали руку белокурой Ирене Нессер, та, не смущаясь, шпарила по-норвежски. Поздоровавшись, они по частям переправили мебель наверх с помощью маловместительного лифта и провели весь день за сборкой столов, шкафов и кроватей. Они работали очень ловко и, судя по всему, проделывали все это не в первый раз. Ирене Нессер сходила в супермаркет «Сёдерхалларна», купила там греческой готовой еды и позвала работников за стол.
Ребята из «ИКЕА» управились к пяти часам. Закрыв за ними дверь, Лисбет Саландер сняла парик и принялась неторопливо расхаживать по квартире, гадая, приживется ли она в новой обстановке. Кухонный стол выглядел так элегантно, что казался каким-то чужим. Комната рядом с кухней, с двумя входами — одним из холла и другим из кухни, — теперь стала ее новой гостиной с современным диваном и мягкими креслами вокруг кофейного стола, который находился ближе к окну. Спальня ей понравилась: она осторожно присела на краешек кровати и попробовала рукой матрас.