Миллениум. Тетралогия.

Соня Мудиг зашла в кабинет к инспектору Бублански сразу после совещания.

— Фасте вывел меня из себя. Я поступил непрофессионально, — сказал Бублански.

— Понимаю, что ты чувствовал! — улыбнулась она. — Работать с компьютером Свенссона я начала еще в понедельник.

— Я знаю. И что же ты успела сделать?

— У него был десяток вариантов рукописи, колоссальное количество материалов, и мне пока трудно понять, что там существенно, а что нет. Для того чтобы просто открыть и просмотреть каждый документ, потребуется несколько дней.

— А Никлас Эрикссон?

Соня Мудиг поколебалась, затем повернулась и закрыла дверь кабинета.

— Если честно сказать… Я не хочу говорить о нем плохо, но помощи от него не много.

Бублански нахмурился.

— Рассказывай все начистоту!

— Не знаю… Но он не настоящий полицейский, каким был, например, Боман. Он говорит массу гадостей, относится к Мириам Ву приблизительно так же, как Ханс Фасте, и не проявляет никакого интереса к заданию. Я не могу точно определить, в чем дело, но у него какие-то проблемы в отношении Лисбет Саландер.

— Почему?

— У меня такое чувство, что там зарыта какая-то собака.

Бублански медленно кивнул.

— Жаль, конечно! Боман молодец, но вообще-то я не люблю, когда в следствии участвуют посторонние.

Соня Мудиг согласно кивнула в ответ.

— Что будем делать?

— Придется тебе недельку его потерпеть. Арманский сказал, что они прекратят участвовать, если за неделю не появится никакого результата. Принимайся за дело, раскапывай что можешь и считай, что тебе придется обходиться своими силами.

Раскопкам Сони Мудиг пришел конец через сорок пять минут по причине ее отстранения от следствия. Ее неожиданно вызвали в кабинет прокурора Экстрёма, где уже находился Бублански. Оба мужчины сидели красные. Независимый журналист Тони Скала только что опубликовал сенсационную новость, что Паоло Роберто спас от похитителя лесбиянку со склонностью к БДСМ Мириам Ву. В тексте имелось несколько деталей, которые могли быть известны только лицам, причастным к следствию, и содержался намек, будто полиция, возможно, выдвинет против Паоло Роберто обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений.

Экстрёму уже успели позвонить несколько журналистов, спрашивавших о том, какова была роль известного боксера. Он находился в состоянии, близком к аффекту, и обвинил Соню Мудиг в том, что она допустила утечку информации. Мудиг тотчас же отвергла это обвинение, но все было тщетно. Экстрём потребовал, чтобы ее отстранили от следствия. Бублански пришел в ярость и без колебаний встал на сторону Мудиг.

— Соня сказала, что не допускала никаких утечек. Мне достаточно ее слова. Это же безумие — отстранять опытного следователя, работающего над расследованием с самого начала!

Экстрём в ответ высказал открытое недоверие Соне Мудиг. Словно забаррикадировавшись за письменным столом, он засел за ним, продолжая злиться. Его решение было непоколебимо.

— Мудиг! Я не могу доказать, что ты допускаешь утечки информации, но я не доверяю тебе в этом расследовании. Ты отстраняешься с настоящего момента. До конца недели можешь взять выходные. В понедельник получишь другое поручение.

У Мудиг не оставалось выбора. Она кивнула и направилась к двери. Бублански остановил ее.

— Соня! For the record:

[75]

я не верю ни на грош в это обвинение, и я полностью тебе доверяю. Но решаю не я. Загляни ко мне в кабинет, перед тем как пойдешь домой.

Она кивнула. Экстрём пылал яростью. Лицо инспектора Бублански налилось болезненной краснотой.

Соня Мудиг вернулась в кабинет, где они с Никласом Эрикссоном работали с компьютером Дага Свенссона. Ей было обидно и хотелось плакать. Эрикссон исподтишка покосился на нее и увидел, что с ней что-то не так, но ничего не сказал, она тоже делала вид, что не замечает его. Она села за свой письменный стол и устремила взгляд в пустоту. В комнате повисла тяжелая тишина.

В конце концов Эрикссон извинился и сказал, что пойдет выпить кофе. Он спросил, не принести ли ей тоже, но она помотала головой.

Когда он вышел, она встала из-за стола, надела куртку, взяла свою сумку и направилась в кабинет инспектора Бублански. Он предложил ей сесть в кресло для посетителей.

— Соня, в этом деле я не уступлю, или пускай Экстрём и меня отстраняет от следствия. Я не потерплю этого и дойду до суда. Пока что ты остаешься в следственной группе по моему личному распоряжению. Поняла?

Она кивнула.

— Ты не пойдешь домой и не будешь брать выходные на конец недели, как сказал Экстрём. Я приказываю тебе съездить в редакцию «Миллениума» и еще раз поговорить с Микаэлем Блумквистом. Ты просто-напросто попросишь его, чтобы он помог тебе разобраться с жестким диском Дага Свенссона. В «Миллениуме» у них осталась копия. Мы сэкономим много времени, если нам поможет человек, который уже знаком с материалом и может отделить важное от неважного.

Соня Мудиг вздохнула с облегчением.

— Я ничего не сказала Никласу Эрикссону.

— Я сам им займусь. Будет работать с Куртом Свенссоном. Ты видела Ханса Фасте?

— Нет. Он ушел сразу же после утреннего совещания.

Бублански тяжко вздохнул.

Микаэль Блумквист вернулся домой из больницы около восьми часов утра. Он не выспался, а на предстоящую днем встречу с Гуннаром Бьёрком ему нужно будет прийти с ясной головой. Он разделся, поставил будильник на половину одиннадцатого и два часа поспал. Когда он, побрившись, приняв душ и надев чистую рубашку, вышел на Гулльмарсплан, позвонил мобильник. Это была Соня Мудиг, которая сказала, что ей нужно с ним поговорить. Он ответил, что сейчас ушел по делу и не может с ней встретиться. Она рассказала, зачем он ей понадобился, и он посоветовал ей обратиться к Эрике Бергер.

Соня Мудиг поехала в редакцию «Миллениума». Она нашла Эрику Бергер на месте и почувствовала, что эта уверенная в себе и несколько властная женщина с ямочками на щеках и короткой светлой шевелюрой ей симпатична. Своей красотой она немного напоминала слегка постаревшую Лору Палмер из «Твин Пикс». Ей даже пришла в голову не относящаяся к делу мысль, не лесбиянка ли Бергер, потому что, на взгляд Ханса Фасте, все женщины, упоминаемые в нынешнем деле, относятся к этой сексуальной ориентации. Но тут же вспомнила, что сама где-то читала о браке Бергер с художником Грегером Бекманом. Эрика выслушала ее просьбу о помощи при просмотре жесткого диска Дага Свенссона, и на лице у нее появилось озабоченное выражение: