Миллениум. Тетралогия.

Была половина шестого утра — Кристер Мальм проработал всю ночь. Его немного подташнивало, и он ощущал острую потребность пойти домой и поспать. Малин Эрикссон просидела с ним все это время, внося последние исправления в уже одобренные Кристером страницы и распечатывая текст. Она уже заснула прямо на диване в редакции.

Кристер Мальм собрал в папку документы с фотографиями и образцами шрифта. Потом запустил программу «Тост» и перенес все на два диска. Один он поместил в редакционный сейф, а второй передал пришедшему около семи заспанному Микаэлю Блумквисту.

— Иди домой и поспи, — сказал Микаэль.

— Уже иду, — ответил Кристер.

Будить Малин Эрикссон они не стали, но включили сигнализацию на входе. В восемь часов на вахту должен был заступить Хенри Кортес. Выйдя из парадной, они хлопнули друг друга по ладошкам и расстались.

Микаэль Блумквист дошел до Лундагатан, где снова без разрешения взял брошенную Лисбет Саландер «хонду». Не желая доверять пересылку диска почте, он лично отвез его Яну Чёбину, директору типографии, располагавшейся в невзрачном кирпичном здании возле железной дороги в местечке Моргонгова, неподалеку от городка Сала.

Уезжать Микаэль не спешил и подождал, пока в типографии проверили, что диск открывается. Он удостоверился также в том, что книга будет готова ко дню начала суда. Проблема заключалась не в печати, а в брошюровке, которая могла затянуться, но Ян Чёбин пообещал, что минимум 500 экземпляров из первого издания тиражом в 10 000 будут доставлены к нужной дате. Книга выпускалась в мягкой обложке, но крупным форматом.

Микаэль еще раз проверил, все ли знают о необходимости соблюдать строжайшую секретность. На самом деле напоминать об этом было излишним: два года назад та же типография при аналогичных обстоятельствах печатала книгу Микаэля о финансисте Хансе-Эрике Веннерстрёме, и все ее работники знали, что книги, поступающие от маленького издательства «Миллениум», таят какую-нибудь сенсацию.

После этого Микаэль, не торопясь, вернулся в Стокгольм. Завернув к себе домой на Бельмансгатан, он взял дорожную сумку, куда упаковал смену одежды, бритву и зубную щетку, потом доехал до пристани Ставнес в Вермдё, оставил там машину и отправился на пароме в Сандхамн.

В своем летнем домике Микаэль появился впервые после рождественских праздников. Он открыл ставни, впустил свежий воздух и глотнул минеральной воды. Как и всегда, заканчивая работу, когда текст отправлялся в печать и ничего уже нельзя было изменить, он ощущал опустошенность.

Затем он целый час посвятил уборке: подмел, вытер пыль, вымыл душевую комнату, запустил холодильник, проверил, работает ли водопровод, и сменил постельное белье на спальной антресоли. Он сходил в продовольственный магазин и купил все необходимое для выходных. Потом включил кофеварку, уселся на веранде и закурил, ни о чем особо не думая.

Около пяти он отправился на пристань встречать Монику Фигуэролу.

— Я не думал, что тебе удастся освободиться, — сказал он, целуя ее в щеку.

— Я тоже не думала. Но я сказала Эдклинту как есть. В последние недели я работала почти круглосуточно, и от меня уже стало мало толку. Мне необходимо два свободных дня, чтобы зарядить аккумуляторы.

— В Сандхамне?

— Я не сообщила, куда собираюсь ехать, — ответила она с улыбкой.

Некоторое время Моника Фигуэрола разглядывала домик Микаэля, общей площадью в двадцать пять квадратных метров. Подвергнув критическому осмотру мини-кухню, душевую и спальную антресоль, она одобрительно кивнула. Пока Микаэль жарил бараньи отбивные в винном соусе и накрывал стол на веранде, она ополоснулась и надела тонкое летнее платье. Ели они молча, глядя на яхты, направляющиеся в сторону гостевой гавани Сандхамна или обратно, и выпили бутылку вина.

— Замечательный у тебя домик. Это сюда ты возишь всех своих подружек? — вдруг поинтересовалась Моника Фигуэрола.

— Не всех. Только главных.

— Эрика Бергер тут была?

— Много раз.

— А Лисбет Саландер?

— Она жила здесь несколько недель, когда я писал книгу о Веннерстрёме. И два года назад мы провели тут вместе Рождество.

— Значит, Бергер и Саландер обе играют в твоей жизни важную роль?

— Эрика — мой лучший друг. Мы дружим уже больше двадцати пяти лет. Лисбет — совсем другое дело. Она очень своеобразна, я никогда не встречал более асоциального человека. Можно сказать, что она произвела на меня большое впечатление при первой же встрече. Она мне нравится. И она мой друг.

— Ты ее жалеешь?

— Нет. То, что на нее навалилась масса дерьма, ее собственная заслуга. Но я испытываю к ней большую симпатию и чувствую в ней родственную душу.

— Но ты не влюблен ни в нее, ни в Бергер?

Он пожал плечами. Моника Фигуэрола посмотрела на запоздавший пароходик «Амиго 23», который с зажженными навигационными огнями протарахтел мимо моторной лодки, направляясь в гостевую гавань.

— Если очень хорошо к кому-то относиться — это проявление любви, то полагаю, что влюблен в нескольких человек, — сказал он.

— А теперь еще и в меня?

Микаэль кивнул. Моника Фигуэрола посмотрела на него, нахмурив брови.

— Тебя это беспокоит? — спросил он.

— То, что у тебя раньше были женщины? Нет. Но меня беспокоит то, что я никак не пойму, что между нами происходит. Я не думаю, что могу иметь отношения с парнем, который трахается налево и направо…

— Извиняться за свою жизнь я не намерен.

— А я, как мне кажется, не могу перед тобой устоять именно потому, что ты такой, какой есть. С тобой легко заниматься сексом, поскольку это не сопровождается никакими перебранками, и мне с тобой спокойно. Но все началось с того, что я поддалась какому-то безумному импульсу. Со мной такое бывает нечасто, и я ничего, собственно, не планировала. А теперь мы добрались до той стадии, когда я оказалась одной из девок, которых ты приглашаешь сюда.

Микаэль немного помолчал.

— Ты могла и не приезжать.

— Нет. Не могла. Дьявол, Микаэль…

— Я знаю.

— Я чувствую себя несчастной. Я не хочу в тебя влюбляться. Будет слишком больно, когда все это закончится.

— Я получил этот дом, когда отец умер и мама переехала домой в Норрланд.

[58]

Мы разделили так, что сестре досталась наша квартира, а мне — дом. Он у меня уже почти двадцать пять лет.

— Ага.

— За исключением нескольких случайных знакомых в начале восьмидесятых годов, здесь до тебя побывало ровным счетом пять женщин. Эрика, Лисбет и моя бывшая жена, с которой мы совместно существовали в восьмидесятых годах. Одна девушка, на которую у меня были очень серьезные виды в конце девяностых годов, и женщина, немного старше меня, с которой я познакомился два года назад и изредка встречаюсь. Там несколько особые обстоятельства…

— Вот как.

— Я держу этот дом для того, чтобы иметь возможность уехать из города и от всего отключиться. И почти всегда бываю здесь в одиночестве. Читаю книги, пишу, отдыхаю, сижу на пристани и смотрю на корабли. Это отнюдь не тайное любовное гнездышко холостяка.