Миллион поцелуев в твоей жизни

“Тогда наслаждайся этим, Тыковка. Мы не можем дождаться встречи с тобой в следующие выходные. Твоя мать отложила украшение дома. Она хочет подождать, пока ты вернешься домой.”

Я хмурюсь. Это тоже звучит ненормально. Мама обычно начинает украшать дом сразу после Дня благодарения. Она нанимает профессионала, который приходит в дом и украшает его в соответствии с определенной тематикой. Это выглядит как что-то прямо из макета журнала. Слишком красиво, чтобы можно было прикоснуться.

Я всегда вроде как ненавидела это.

“Я бы с удовольствием помогла ей”, - говорю я, вкладывая смысл в каждое слово. Я не могу вспомнить, когда в последний раз мы сами украшали дом к Рождеству. Есть ли у нас вообще какие-нибудь рождественские украшения?

Обычно мама оплачивает услуги по декорированию, размещает дом в каком-нибудь интернет-издании для рекламы, а затем возвращает украшения, когда праздники заканчиваются.

"Хорошо. Я дам ей знать. Я расскажу ей о твоей поездке," — говорит он. “Веселись, Тыковка. Будь в безопасности”.

Чувство вины витает в воздухе. “Я так и сделаю. Спасибо.”

“Люблю тебя”.

“Я тоже тебя люблю”.

Он заканчивает разговор, и я немедленно отправляю сообщение Крю.

Я: Меня отпустили.

Мой телефон начинает звонить, и я быстро отвечаю.

“Быстро собирай свои вещи, Птичка. Нам нужно быть в аэропорту к трем пятнадцати”, - объясняет Крю.

Паника наполняет мою кровь. Это значит, что у меня не так много времени.

“Я могу быть готова к тому времени, но мне нужно идти, чтобы я могла собрать вещи”.

“Я заеду за тобой через полчаса, хорошо?”

"Ладно. Звучит заманчиво.”

…

Мы прибываем в аэропорт, самолет должен вылететь в пять сорок пять. Полет до Вермонта занимает всего около тридцати минут. Оттуда нам предстоит двадцатипятиминутная поездка до нашего отеля, которая наполняет меня одновременно волнением и страхом.

У нас будут отдельные кровати? Зная Крю, я думаю, что это сомнительно.

Почти уверена, что я влипла по уши.

Я вхожу в самолет Gulfstream первой, Крю сразу за мной, и нас приветствует мужчина-стюард, одетый в черный костюм.

“Мистер Ланкастер, добрый вечер. Добро пожаловать. Меня зовут Томас, и я буду обслуживать вас и вашу гостью во время полета.” Томас бросает на меня дружелюбный взгляд. “Не хотите ли чего-нибудь выпить?”

”Я бы хотел бокал шампанского", — отвечает Крю Томасу.

“А вы, мисс?” Взгляд Томаса встречается с моим.

“Ей то же самое”, - отвечает за меня Крю.

“Будет сделано”. Томас отвешивает легкий поклон и уходит, чтобы приготовить нам напитки.

Я поворачиваюсь к Крю.

”Шампанское?"

“Давай отпразднуем это”.

“Мы несовершеннолетние”.

“Они не собираются проверять наши удостоверения личности. Самолет принадлежит моей семье. Мы можем делать все, что захотим”, - говорит Крю, прежде чем начать осматривать самолет. “Этот не плохой. Я еще не летал на этом.”

“Ты часто летаешь частным самолетом?” Он прав. Этот самолет очень хорош. Кожаные сиденья насыщенного кремового цвета расположены парами друг против друга, а между ними небольшой столик. Окна овальной формы и большие, а также есть шкаф с телевизором.

“Большую часть времени”, - отвечает Крю, и я поражаюсь небрежности его ответа. Каково это, должно быть, быть наследником такого богатства. У моей семьи много денег, но они точно не сравнятся с состоянием его семьи.

Я думаю о том, что мой отец сказал по телефону ранее, и я начинаю думать, что у нас не так много денег, как я изначально думала.

Томас приносит нам напитки, и я беру свой, пробормотав "спасибо", устраиваясь на сиденье ближе к окну.

“Мы скоро взлетаем”, - объявляет Томас.

“Спасибо, Томас”, - говорит ему Крю, устраиваясь на сиденье рядом со мной и делая глоток из своего бокала.

Я следую его примеру, делая маленький глоток, пузырьки щекочут мое горло. Мой нос. На вкус оно почти горькое, но, по крайней мере, глотается относительно гладко.

"Ты когда-нибудь раньше пила шампанское?" Спрашивает меня Крю.

Я медленно качаю головой. “Я не употребляю алкоголь”.

“Я полностью развращаю тебя”. Он чокается своим бокалом с моим. ”Что ты об этом думаешь?"

“Все в порядке”. Я делаю еще глоток, потому что он наблюдает за мной, и корчу гримасу. “Это щекотно”.

“Это из-за пузырьков”.

Я изучаю стакан, крошечные пузырьки в золотистой жидкости. “Я не знаю, нравится ли мне это”.

“Держу пари, ты бы предпочла что-нибудь сладкое. Тропический напиток.”

“Я выпила много пина-колады вирджин, когда мы отправились в круиз по Карибскому морю пару лет назад”, - говорю я ему, сразу чувствуя себя глупо из-за того, что призналась в этом.

Он ставит свой бокал на стол перед нами, а затем берет мой из моей руки, ставя его на стол рядом со своим. “Ты нервничаешь”. Он говорит это не как вопрос. Он это чувствует. Я не утруждаю себя отрицанием этого.

“Да”, - признаю я. “Я чувствую себя плохо из-за того, что лгу своему отцу. Уезжаю с тобой на выходные. Это огромный шаг для меня, Крю. Я не занимаюсь подобными вещами”.

“Я не буду заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь”, - говорит он, и я знаю, что он говорит серьезно, но он также знает, как легко я могу увлечься, когда я с ним.

Я тоже это знаю. Может быть, я чувствую себя виноватой, потому что хочу это сделать. Я хочу сбежать с ним на пару дней и забыть обо всем остальном мире.

Провести свое время с Крю и ни с кем другим.

Я думаю о том дне, когда он появился в художественной галерее, и о том, как нам было весело. Только мы вдвоем.

Я также думаю о ночи в его комнате, когда мы целовались в его постели, и он опустился на меня. Это тоже было весело. Другой вид развлечения, то, что я хочу исследовать больше, если быть честной с самой собой.