Миллион в сигаретной пачке

– Фабрика?

– Ярлыка, к сожалению, нет.

– Впрочем, это логично, – сказал Коренчук. – Но откуда она знаете, что кофточка наша?

– Бобырь сказал.

– А вы времени зря не теряли! Понимаете, что это такое: две одинаковые кофточки – одна импортная, другая наша!

– Тождество кофточек еще надо доказать.

– Конечно. Это пока что рабочая версия, но, по-моему, перспективная.

– Считаете, что к нашим кофточкам пришивали импортные ярлыки?

– Э-э – можно кустарным способом напечатать сколько угодно ярлыков. «Made in Paris», «Made in London»… Сто процентов шерсти. Женщины за час расхватают. Кофточка из самого Парижа. За одно это стоит переплатить больше штуки.

– Это точно, – согласился Хаблак, – главное для женщин – яркий ярлык. Они, если бы могли, нашивали бы его на видном месте, чтобы издали видели: наша Дуня в импорте…

– Вот видите, ревизия в магазине Хмыза дала первые плоды. Завтра или послезавтра закончим проверку и тогда сделаем какие-то выводы. – Он с сожалением спрятал книгу в портфель.

Они распрощались и разошлись в разные стороны. Лейтенант сел в трамвай, а Сергей зашагал к Владимирской горке. У него была там любимая скамейка – оттуда открывалась широкая днепровская панорама и казалось, что этому речному простору нет конца. Пахло какими-то горькими цветами, на душе было тревожно, словно его ждал полет над этим неохватным простором. Сергей даже как-то бессознательно распрямился на скамейке и ощутил, как его тело стало легким, почти невесомым.

Но кто-то сел рядом, и ощущение невесомости исчезло. Сергей покосился направо: какой-то старичок разворачивал газету. Сейчас он натолкнется на что-нибудь любопытное и поспешит поделиться своими впечатлениями с соседом – разговаривать же Сергею не хотелось: он встал и направился в город, сел в троллейбусе на свободное место у окна. Смотрел на тротуары, но не видел на них никого.

Троллейбус подбросило на выбоине, и Хаблак открыл глаза. Кажется, он немного вздремнул. Повел глазами вокруг – не заметил ли кто-нибудь из пассажиров? Инспектор уголовного розыска – и спит в троллейбусе!.. Позор… Но кто знает, что он – инспектор? На лбу у него написано, что ли?

Сергей потер кончик носа, вздохнул и направился к выходу из троллейбуса.

Во время обеденного перерыва Хмыз позвонил шефу из будки телефона-автомата.

– У нас ревизия, – лаконично сообщил он.

– Откуда?

– Контрольно-ревизионное управление.

– Ну и как?

– Порядок. У нас все хорошо.

– А если так, то почему волнуешься?

– Вы так считаете?

– По голосу чувствую.

– Ошибаетесь.

– Я никогда не ошибаюсь, – сухо отрезал шеф и добавил: – Вечером приедешь на дачу.

– Угу… – буркнул Хмыз и повесил трубку.

У шефа была дача на лесном днепровском берегу. Точнее, дом принадлежал теще, жившей с сыном в Ужгороде и довольствовавшейся ежемесячными денежными переводами.

Дачу ограждал забор из плотно сбитых досок. В нем не было ни единой щели, и подсмотреть, что делается в усадьбе, можно было, разве что взобравшись на него. Только подсмотреть, потому что дорогу в дом охранял огромный и злой доберман-пинчер. Шеф никогда не держал его на цепи, все вокруг знали это, особенно соседские ребятишки, лакомые до чужих яблок и груш.

Хмыз постучал в калитку. Доберман воспринял это как вызов ему лично и бросился, захлебываясь от ярости, на забор. Хмыз подождал немного, снова постучал и сразу же услышал из-за калитки:

– Ты, Ярослав?

– Я.

Лязгнул замок. Шеф стоял, держа добермана за ошейник, и Хмыз, зная коварный нрав пса, поспешил в дом. Доберман недовольно поворчал ему вслед, а шеф, заперев калитку, пошел за Хмызом.

– Ну как? – лаконично спросил он, но Хмыз понял его.

– Я вышел из автобуса один.

– Могли ехать в автомобиле.

– Не впервой… – обиделся Хмыз. – Я сразу в лес, будто по грибы, там сам черт меня не найдет.

– Хвалю – бережёного и бог бережет.

– Что-то страшно мне, – признался Хмыз. – Такое чувство, что наступают на пятки.

– Мнительность! – сказал шеф категоричным тоном. – Выпить надо, и все пройдет.

– Не хочу возвращаться под газом.

– Заночуешь у меня.

– Тогда с удовольствием. А то мне автобусом и электричкой…

– Пока жена приготовит ужин, побеседуем. – Шеф показал на беседку, сплошь увитую виноградом. Не диким, а настоящим культурным виноградом – большие зеленые гроздья свисали с лоз. В беседке стояли диван и удобные кресла рядом с журнальным столиком. Шеф усадил Хмыза в кресло, сам полулег на диване, подложив под бок подушку.

– Ну, что там у вас делается? – спросил так, словно речь шла о заведомой мелочи. – Очень придираются?

– Как всегда: документы, учет товаров…

– Но ведь ты волновался.

– А вы бы не волновались? Милиция вцепилась в Бобыря, а тут тебе…

– Все может быть, – остановил его шеф, – но не думаю… Просто стечение обстоятельств. У тебя давно из контрольно-ревизионного управления не были?

– Больше года.

– Вот то-то и оно… У них, знаешь, тоже все планируется. Теперь пришла твоя очередь.

– И я так думаю.

– А если так, чего паникуешь? Товара же не было?

– Одна кофточка. Надели на продавщицу.

– Повезло девушке.

– Они у меня не обижены.

– Смотри, не перестарайся… Чем больше человек получает, тем больше хочет иметь.

– Знаю. У меня девушки не избалованы: подарок, тысяч десять к прогрессивке за ударный труд – они и счастливы. И мне преданы.

– Преданность, голубчик, существует до тех пор, пока действует материальная заинтересованность. Вот – наша диалектика.

– Вам бы философию преподавать.

– Без изучения конкретных законов экономики нам не обойтись, – уклончиво ответил шеф. – Главное в нашей деятельности – своевременно менять методы работы. Обэхаэсовцы начали пристреливаться, снаряды ложатся все ближе и ближе, не сегодня-завтра – прямое попадание, так сказать, а мы – левый поворот и оставляем зону огня.

– Что-нибудь новое придумали?

– Наш кибернетический центр, – шеф постучал пальцем по лбу, – разработал новую систему.

– А как с операцией «Юность?»

– Исчерпана.

– Жаль. Всё просто и надёжно.

– Да, наш принцип – простота и надежность, – согласился шеф.

– У вас все было рассчитано точно, – сказал Хмыз. – Отшлифованная система, зачем же менять?

– Самая совершенная система, умница ты мой, имеет свои трещинки, и бдительное око нашей родной милиции со временем может разглядеть их.

– Вам виднее.

– А если виднее, то работать будем совсем иначе.

– Во всех точках?

– Разумеется.

– Как именно?