Миллионщик

– Эти самые европейские авторитеты сейчас в очередь стоят за теми «непонятными порошками», что вы с такой легкостью отвергли. Если в Швейцарии такой целебный воздух, то, наверно, они бы не стали их покупать за довольно большие деньги золотом, а лечили бы только бесплатным воздухом? Скажите, сколько лично вы вылечили больных бугорчаткой холодным воздухом и сквозняками, следуя вашей доктрине? Да и вообще, конечно, вряд ли суд примет во внимание какие-то разрозненные записи личного характера.

– Какой суд?! О чем вы, ваше превосходительство!? Я известный специалист по легочным заболеваниям! Мои методы были одобрены августейшей семьей и приносили пользу великому князю.

– Польза эта весьма сомнительна, так как болезнь прогрессирует и количество туберкулезных палочек в мокроте неуклонно увеличивается. Метод лечения профессора Иванова был признан более прогрессивным и, после доклада начальника ВМА, одобрен государем императором, а вы прервали его (я имею в виду лечение), нанеся вред больному. Вы потакали пациенту, часто идя у него на поводу, ведь это он просил вас увезти его из Ливадии? Здесь вы опять продолжаете ставить опыты на великом князе, проводя в жизнь вашу пещерную медицину. Все это, дорогой мой, вполне может стать поводом для судебного разбирательства и обвинением вас по меньшей мере во врачебной халатности, что приведет к лишению права заниматься медицинской практикой, чинов и званий, а как максимум – в осознанном вредительстве, а тогда каторга, милостивый государь. Или вы думаете, что ротмистру Ардабадзе не хочется стать подполковником, раскрыв заговор с участием врача-вредителя с польской фамилией?

На Алышевского было жалко смотреть: он напоминал воздушный шарик, из которого выпустили воздух, – сгорбился, усы повисли, и куда девался шляхетский гонор… Он что-то пытался лепетать про Марию Федоровну, которая его лично знает, про Мариинскую больницу [96] , которой он заведует много лет, про службу верой и правдой и так далее.

– Марию Федоровну, вы, кстати, все время пугаете, вот Захарьин умеет говорить то же самое, но по-другому, мягче, учитесь у него и далеко пойдете. На мой взгляд, ваша основная заслуга в том, что вы первым поставили Георгию правильный диагноз, а то до этого его лечили и от простуды, и от бронхита, и от малярии, вы первым выделили бациллы туберкулеза из мокроты пациента, причем сделали это лично и лично сообщили неприятную для слуха императора и императрицы тяжелую весть о болезни сына. Так что не все потеряно, Владимир Ясонович, вам нужно только объединить усилия с профессором Ивановым и продолжать назначенное им лечение и, если у вас будет взаимопонимание, я гарантирую, что никакого разбирательства не будет – это уже полностью в моей компетенции: дать делу ход и отдать вас жандармам, либо не дать.

96

Лечебница для бедных, в том числе для больных туберкулезом, существовавшая на средства благотворительного ведомства императрицы Марии.

Ну, просто как в историческом анекдоте «Казнить нельзя помиловать» – Ясоныч сразу воспрял духом и стал смотреть на меня глазами преданной собаки:

– Ваша светлость, Александр Павлович, заставьте бога молить, я ведь это не со зла, я ведь знаю, что Георгий приговорен, и только хотел облегчить его дни, жизнь продлить в удовольствие и уменьшить страдания. Только вот порошков у меня нет… в Ливадии остались.

– Порошки у меня есть, давайте мне халат и шапочку, пойдем к больному. Вы меня представите, а потом оставите наедине с Георгием.

Выяснилось, что белых халатов здесь не держат, тем более шапочек. Великого князя мы нашли стоящим у окна, он был в мичманской форме и, что интересно, в сапогах. Он с интересом смотрел в окно, во двор, где жандармы учили здешнюю команду рыть окопы и занимать круговую оборону.

– Господа, вы мне не объясните, что здесь происходит?

– Здравствуйте, Георгий Александрович, я князь Александр Стефани-Абиссинский, можете звать меня Александр Павлович. Ничего страшного не происходит, просто жандармы тренируют здешнюю охрану.

Великий князь заметил, что во время прогулки слышал в горах стрельбу и какие-то хлопки. Объяснил, что по дороге в нас два раза выстрелили, к счастью, никого не задев, поэтому пришлось немного пострелять и бросить ручные бомбы. Георгий заинтересовался бомбами, и я обещал ему показать их действие. Тут Алышевский нас покинул, сказав, что распорядится насчет обеда. Я спросил Георгия о его самочувствии, где ему больше нравится: здесь или в Ливадии, и почему. Насколько я понял, в Ливадии Георгию тоже нравилось, но там ему все напоминало о днях, когда он был здоров и вместе с родителями отдыхал в Крыму, а здесь он уже смирился со своей болезнью и с тем, что здесь же все и закончится. В Аббас-Тумане – делай что хочешь, а в Ливадии Иванов установил какие-то казарменные порядки, надо пить лекарство по часам, строго после еды, за приемом порошка смотрит врач и дает запивать его только кислым яблочным соком.

– Георгий Александрович, а вы хотите вылечиться?

– Зачем вы смеетесь надо мной, вы же знаете, что я – безнадежен!

– Зачем вы хороните себя раньше времени, разве профессор Иванов не рассказал вам о результатах клинических исследований того порошка, что он назначил?

Оказалось, что не рассказал, пришлось это сделать мне: из сотни больных более чем у семидесяти процентов за год отмечено существенное улучшение симптоматики, у остальных – тоже улучшение, но в меньшей степени и лишь у пяти – без изменений. Никто не умер и ни у кого не было серьезных побочных эффектов. Свежий воздух – это тоже хорошо, но, если лечить им одним, таких результатов быть не может. Теперь все европейские врачи в очередь стоят за этим препаратом и готовы платить за него круглые суммы в золоте. Но препарат надо принимать по часам, чтобы концентрация его в организме была постоянной, после приема пищи и запивать кислым питьем. Перерывов делать нельзя – так формируется устойчивость у микробов, недобитые становятся родоначальниками новых поколений туберкулезных палочек, устойчивых к препарату. Смотрю – слушает внимательно, не перебивает, и это уже хорошо.

– Князь, а почему вы так верите в эти порошки? Вы врач?

– Георгий Александрович, врач – профессор Иванов, именно он вылечил этим препаратом почти сотню пациентов. А я изобрел этот препарат, как и многие другие, как и ручные бомбы, взрывы которых вы слышали и которые мне помогли выгнать итальянцев из Абиссинии.

Я, конечно, погрешил против истины, Иванов еще не вылечил, а только добился улучшения, причем неясно, насколько уменьшилось бактериовыделение, если мазок мокроты не брали перед включением в исследование, хотя микроскопирование мокроты, оказывается, уже применяли в Мариинке. Про бомбы тоже упомянул, увидев интерес Георгия, а то еще подумает – вот «превосходительство» сделало какой-то порошок и на мне испытывает, хочет еще чин или звезду получить.

– Ваше превосходительство, так вы – тот русский генерал, который воевал на стороне Менелика и потом проводил переговоры с итальянцами? Теперь я вас узнал по фотографиям в газетах. Расскажете, как там было?

– Непременно расскажу, у нас еще много времени будет. Лечение длительное, года три займет, но чувствовать вы себя будете месяц от месяца все лучше и лучше. Поэтому сейчас пойдем обедать, а потом – прием порошка, и чтобы у вас никаких сомнений в его безопасности не было, я тоже из той же банки порошок сам съем. Потом отдохнете, пойдем гулять и я вам все расскажу про свои африканские приключения.

Дальше я распорядился натопить печи, чтобы в помещениях было тепло, сквозняков не устраивать, но постоянно проветривать помещения в отсутствии пациента (среди персонала было две сестры из Мариинской больницы, на них и возложили обязанности по режиму и дезинфекции). Спросил Алышевского, есть ли здесь микроскоп, оказалось, что есть, и попросил его взять у Георгия мазок мокроты количество палочек в поле зрения. Разместился в комнате для гостей, Артамонова пока поселили с жандармами, он принес мой чемодан и разобрал все в шкаф. В общем, вроде все при деле.

Так прошло несколько дней, телефонировал в Кутаис, чтобы послали телеграмму в Петербург о том, что у нас все в порядке. Поезд с моим вагоном велел отправить в Петербург. Я рассказывал Георгию об Африке, ему было интересно, все же он пошел в моряки, чтобы не только служить на корабле, а и увидеть дальние страны. У меня сложилось впечатление о великом князе как о романтически настроенном молодом человеке, без четких жизненных ориентиров, часто впадающим в меланхолию, даже с приступами плаксивости (домашнее прозвище Георгия «Плакучая ива»). Конечно, в большой степени его меланхолия и приступы слез были связаны с болезнью, но к государственной деятельности, даже в случае выздоровления, он вряд ли будет пригоден. Разве что просто занимать место на троне, но тогда он ничем не лучше Ники, разве что несколько большим чувством долга, и с этим тоже связано его поступление на флот. Оказывается, он завидует Сандро, его здоровью и энергии, тому, что все к нему тянутся и с ним всегда весело, и с этим тоже было связано его желание стать флотским офицером. Вот так и получилось – с детства мечтал о море, а теперь больничная койка и единственное судно, которое светит – под кроватью.