Миллионы, миллионы японцев...
Шрифт:
(Мне скучно сидеть в гостинице, но что поделаешь? Если мадам Мото объявится и не застанет меня, как я сней свяжусь? Я не уверен даже, что «говорящие по-английски» слуги принимают поручения.)
13 часов 10 минут
(Дует шквальный ветер; в воздухе носятся пыль исолома. Я слышу, как вдалеке громыхают мусорные контейнеры, а вслед за этим шипят тормоза. Сирена «скорой помощи» стонет так же жалобно, как год назад в Алжире.)
13 часов 40 минут
(Туристы, прибывающие волна за волной, загромождают весь холл и так галдят, что я решил отступить на часок в свой номер... Тут как раз убирала особа из обслуживающего персонала. Она так выразительно покосилась на дверь, проверяя, не запер ли я ее за собой, что я
14 часов 25 минут
(Звонила мадемуазель Ринго — она идет в гостиницу. Теперь я знаю, чего жду. Телефон упрощает дело. Ринго звонит и разговаривает по-японски с бой-саном, стоящим за стойкой портье, бой-сан переводит ее слова мне на английский, а я сам себе перевожу на французский. Недоразумение исключается. Ринго быстро смекнула, как это удобно, и, когда ей надо сообщить мне что-нибудь важное, она, извинившись, исчезает. Две минуты спустя по всей гостинице разыскивают мистера Шаброля. Я лечу, и бой-сан мне переводит. Десять иен — деньги небольшие, а красный телефон рядом, в табачном ларьке через дорогу.)
14 часов 45 минут
(А у здоровяков с покатыми затылками японские физиономии! Им раздают белые флажки, на которых красным вышит гордый девиз: «Туристическая поездка Япония — Канада».)
Единственное поучительное в вестибюлях токийской гостиницы — это поведение японцев, которые назначили там свидание. Оба сгибаются пополам, застывают на месте и опускают головы настолько синхронно, что похоже, будто один человек репетирует поклоны перед зеркалом. Они выдерживают паузу, стоя под прямым углом, — хоть проверяй с угольником в руке! — и не шелохнутся... Потом, как бы невзначай, приподняв веко, украдкой бросают взгляд, чтобы обоим выпрямиться одновременно. При малейшем несовпадении они снова сгибаются пополам. Выдох! Вдох! — ничего себе работенка для брюшного пресса! Так и есть, просчитались на волосок — отставить! Еще небольшое усилие — ать! два! Казалось бы пустяк, но за день, жизнь, века это накладывает отпечаток на людей, на весь народ.
Такое элементарное приветствие называется одзиги.
— Выпрямляться надо одновременно, — объяснил мне Мату. — Тот, кто опережает другого, — мужлан... Но прежде всего надо уметь оценить своего визави. Есть три возможности: он может быть выше вас, ниже или равен по рангу — в зависимости от возраста, родословной, состояния, родственных связей, служебного положения и многих других обстоятельств, и все их надо быстро принять во внимание.
— Но... как же узнать родословную своего собеседника?
— Обмениваясь визитными карточками, а главное, намеками, фразами, содержащими скрытые вопросы... Если люди долго не встречались, дело усложняется: за это время человек мог получить повышение по службе или, наоборот, его могли постигнуть удары судьбы, кто-то родился, кого-то наградили...
— Сжальтесь... Давайте упростим дело! Допустим, встречаются начальник и подчиненный.
— Самоуничижение, — мечтательно произнес Мату, — составляет подлинную сущность нашего характера, и «жалкий тип» станет говорить о своей «мерзкой жене», о «детях — сущих кретинах», о своем «хлеве-развалюхе», о «ваших царских покоях», о «вашей супруге ослепительной красоты и редких добродетелей»...
— А господин начальник, слыша это?..
— Он поможет своему подчиненному прибедняться, втаптывая его в грязь, он перечислит свои права и преимущества, стараясь подавить его как можно больше, будет похваляться своим богатством, своими родственниками...
2. Частное кино
Среда, 4 (?) апреля
Я точно переписал число, включая вопросительный знак, указывающий на первое сомнение относительно даты, явно ошибочной. Погрешность в счете времени имела место чуть ли не с момента моего прибытия в Японию. Я счел должным сохранить ошибку, — возможно, она имеет какое-то значение.
11 часов
В номере гостиницы
Вчера вечером я получил возможность вести спор с мадемуазель Ринго. Для этого она вооружилась двумя словарями: франко-японским — для меня и японо-французским — для себя. Я отращу ноготь на большом пальце правой руки — самый подходящий инструмент для подобных научных изысканий. Такой способ общения — отличное упражнение в лаконичности: у Ринго и у меня не было в запасе ни одного слова, знакомого и ей и мне, искать их все нам не хотелось, поэтому мы ломали себе голову, выбирая самое емкое, самое точное, которое без помощи других заменяет целую фразу, даже сообщение. Например: чтобы объяснить девушке, что я совершенно запутался со всеми этими такси, знакомствами на один день, несостоявшимися свиданиями, людьми, с которыми у нас не было свидания, я ограничился тем, что решительно подчеркнул большим ногтем иероглифы рядом со словом «растерялся». Ринго прекрасно поняла. Должен сказать, что у нее прекрасная интуиция. Часто нам достаточно обменяться взглядом, когда ее тетя предпринимает новый демарш, чтобы понять, насколько наши мысли совпадают. Вообще, я лучше понимаю без слов племянницу, нежели тетю, которая полагает, что говорит по-французски.
Я потому так часто возвращаюсь к вопросам языка, перевода, недостатку хороших переводчиков, что никогда не чувствовал себя таким обезоруженным. Французский язык — моя жизнь, моя страсть, мое орудие, мой кусок хлеба, мое хобби, моя сила, моя обольстительность...
Все упирается в барьер японского языка. Если бы у мадам Мото был более богатый запас слов, все с самого начала обернулось бы иначе.
Если бы я мог нормально вести беседу с умной и чуткой девушкой вроде Ринго, быть может, я проник бы в самую суть японской проблемы, быть может, я по крайней мере постиг бы, в чем ее тайны. Они, казалось, все содержались в Ринго. Это доказал мне вчера вечером простейший обмен мыслями с помощью двух словарей.
Даже владея всем арсеналом языка, преодолеть преграды собственного возраста очень трудно! Итак, Ринго...
Ринго воспитана на коленях матерью, стоящей на коленях, в принципах «Онна дайгаку» Кайбара, [14] гласящих: «Единственные добродетели, подобающие женщине, — это покорное послушание, целомудрие, всепрощение, спокойствие... Она должна считать своего мужа самим небом... Она и во сне не смеет ревновать; если муж ее распутничает, она не должна вознамериваться его наказать... Вставая первой, ложась последней, она не должна стремиться ублажать свои глаза и уши театром, пением или музыкой...» Ринго, падчерица гейши, Ринго, с которой я хожу в кино, воспитанная в духе собачьей покорности, сумела усилием воли вновь обрести человеческое достоинство и сама направляет свою судьбу. Несмотря ни на что, она больше всего верит в любовь. Возможно, эта Ринго открыла бы мне Японию.
14
Трактат «Онна дайгаку» («Университет женщины») написан известным японским конфуцианским ученым Экикэн Кайбара (1650-1714). — Прим. ред.
В тот же вечер
Я пришел из франко-японского института. Мне удалось поговорить с профессорами-французами. Наскоро записываю некоторые поразившие меня фразы (увы, эти люди не располагали временем!).
— Они нас пожирают (они — это Токио, Япония, японцы, современная жизнь...). Я лично больше не могу выдержать.
— Осторожнее: никогда не задавайте вопросов. «Почему» — это прежде всего невежливо. Они не знают простейших вещей, «почему» страшно их смущает.
— Не слишком напирайте на традиции: японцы обращены к модернизму, к будущему.
— Японский — это в какой-то степени противоположность разговорному языку, он служит не общению, сближению, а, наоборот, задергивает занавес, разобщает, защищает от возможных собеседников... И осторожнее: не принимайте все, что они говорят, буквально! Один француз очень гордился тем, что его хозяева-японцы говорили ему: «Благодаря вам...» На самом деле это просто формула вежливости. Вас, например, охотно встречают фразой: «Благодаря вам светит солнце».