Милое исчадие
Шрифт:
В утренней разминке процент местных выражений значительно увеличивался. Суть претензий Ольги Владимировны к мужу, который дурноед детоумный и баглай (живущий за чужой счёт дебил и лежебока), да и настоящий махамед (бандит, разбойник) доведёт их до того, что они будут нужные люди. «Нужные люди» не почётная категория полезных знакомых, а нуждающиеся бедняки, нищие. Всё это я выяснила, найдя в Интернете словарь казачьих слов и выражений. Когда в первое утро все собрались внизу, чтобы идти на завтрак, по репликам я поняла,
Заканчивалось утреннее представление тем, что Фёдор Александрович просил жену принести попить. Речь шла не о воде. Я ни разу не видела, чтобы они пили воду. Ольга Владимировна спускалась в погреб и нацеживала там из бочки в графин домашнее вино. Именно его наши хозяева весь день пили, периодически ныряя с графинчиком в погреб. Они никогда не напивались, не хмелели безобразно, но под лёгким кайфом находились определенно, и при этом трудились с утра до вечера. Хотя к вечеру количество выпитого давало о себе знать. Фёдор Александрович игриво называл супругу «жалочкой» (дорогая, милая), а она кокетливо отмахивалась от его нежностей. Чтобы утром снова поносить мужа – явное свидетельство похмелья, по заключению тёти Эммы.
Наших женщин угостили этим вином.
– Почти божоле, – сказала тётя Галя.
– Градусов шесть, – определила тётя Эмма.
– Мне можно? – спросила я.
И в нос мне уткнулись три фиги – мамина и тётушек.
Интеллигентные женщины!
Святая наивность. Просто местное «божоле» мне не понравилось. Хорошему шампанскому проигрывает.
– Ольга Владимировна, голубушка, – обратилась к хозяйке тётя Галя, – видела, как к вам проходят с канистрами. Вы продаёте вино?
Я тоже видела. Раньше думала, что в таких канистрах только бензином запасаются.
– Чего ж не продать, – ответила Ольга Владимировна. – Все знают, что у нас без мухляжу. Не бодяжим, другаком не разбавляем или, упаси боже, бесило не подмешиваем.
– Другак – сок из промытых виноградных выжимок, после брожения вино второго сорта, – мама быстренько сверилась с Интернетом. – Бесила – растение-дурман.
– Точно, – подтвердила Ольга Владимировна.
– Сколько канистра стоит, в ней литров десять? – спросила тётя Эмма.
Ольга Владимировна назвала цену. Повисла пауза. Цена была смехотворной.
– Избаловалось тут местное население, – сказала тётя Галя.
– Можно нам графинчиками? – спросила тётя Эмма.
– Или кувшинчиками? – попросила мама.
– В пересчёте на литры включите в окончательный счёт, – сказала тётя Галя.
– Ага! – ответила Ольга Владимировна и изобразила нечто вроде поклона.
Дядю Петю и тётю Галю хозяева сразу выдели как старших и главных в нашей компании.
Не пренебрегали просьбами рядовых членов, но с особым трепетом, даже с подобострастностью, желанием угодить относились к пожеланиям «начальников». Вероятно, от дяди Пети и тёти Гали исходили «руководящие флюиды», которые я совершенно не чувствовала, но за столько-то лет на ответственных постах должны были выработаться в моих дяде и тёте особые навыки. Дядя Петя хитро щурился в ответ на чинопочитание, а тётя Галя воспринимала его как само собой разумеющиеся.С самого начала отдыха произошло разделение компании по гендерному признаку.
Я не выпендриваюсь, употребляя этот термин. Стараюсь быть точной. Половое различие – только физическое. Гендерное – психическое, социальное, эмоциональное. Я доклад на биологии делала. Столько материала собрала, что вообще неясно стало, как мы, женщины, сосуществуем с мужчинами и на кой ляд они нам сдались. В принципе, и размножаться можно без их участия. И есть только один ответ на этот вопрос. Одно слово, глагол. Пусть он вам не покажется примитивным, в нём чёртова прорва тайных смыслов. Это слово выдавил племянник тёти Эммы по материнской линии законченный маниакальный игроман, горе семьи Эдуард (они все у них на «Э»). Когда, в очередной раз оплатив его долги, плачущая родня его пытала: «Почему, Эдуард, почему? Ты ведь всё понимаешь, знаешь!» Эдуард изрёк: «Тянет».
Мужчины, наскоро позавтракав, отправлялись на рыбалку, возвращались после полудня, обедали, отдыхали, потом уплывали на вечернюю зорьку. Они всё время говорили о клёве, насадках-приманках, закидушках-мережках и прочих крючках-поплавках. Первые дни с ними рыбачил Фёдор Александрович, показывал места, советовал приёмы. Потом Ольга Владимировна прекратила это баловство.
– Буде! За свинями хто убирать будет? Пушкин?
Фёдор Александрович не желал великому поэту, пусть и давно почившему, ковыряться в навозе. Смиренно оставался дома. На денёк. Просил дядю Петю, как самого солидного, подваливать к Ольге Владимировне. Дядя Петя говорил, что без ее супруга у них не клюёт, не ловится, и отпуск проходит бездарно. Не будет ли любезная Ольга Владимировна столь милостива, что позволит мужу отправиться с ними на утреннею или вечернюю зорьку? Несколько дней прокатывало. Потом Ольга Владимировна учуяла мужской заговор.
– Анадысь (намедни) вы и без няго наловили знатно.
Дядя Петя, лучший переговорщик с правителями африканских стран, не растерялся. Взял руку Ольги Владимировны, склонился, элегантно поцеловал пальчики:
– Увы, наловили только мелочь.
Ольга Владимировна покраснела как буряк (свёкла), посмотрела на свою руку, на дядю Петю, снова на свою руку, точно хотела понять, что он там слизнул, и хрипло сказала:
Конец ознакомительного фрагмента.