Милорд и Сэр
Шрифт:
Кучи черной мерзости перед ним хватило ровно на пять человек.
Именно человек. Отчетливо можно было различить морщинки на лицах, пряди волос, узловатые вены на здоровенных руках… Просто все это было антрацитово-черным и выполнено из той самой массы. И посему эти пятеро, в сущности, напоминали скорее не живых людей, а отлитые из черной пластиково-резиновой массы людские копии. Индивидуальные копии…
Серега, успевший выровнять дыхание, отлепился от стены и поднял меч. Косо срубил голову первому тому, кто стоял ближе всех прочих. Привычным движением ноги отбросил голову в воду. Прижал гарду меча к животу и, налегая всем телом, под оглушительный визг безголового тела высверлил довольно внушительную скважину на месте гениталий. Брезгливо подхватил вязкий
Странно, но комки, отрезанные им на этот раз, обратно уже не возвращались.
“Загадочная вещь – местные сказания и легенды”, – лихорадочно размышлял он, перепиливая ножом руку одной из тварей, крепко державшую его в этот момент за горло. От недостатка воздуха голова уже кружилась, и перед глазами с бешеной скоростью вертелись сияющие звездочки… но тут нож наконец дошел до конца, и он рыбкой протиснулся в щель меж двух концов разрезанной пополам конечности. Другая тварь – та, что слева, оглушительно взвыла и, выставив руки вперед, попыталась выдавить ему глаза. Он терпел, уворачивался, отчекрыживая тем временем уже следующую паховую область. Итак, загадочная вещь, крутилось в его голове. Два кома, которые он успел послать во тьму коридора, назад не вернулись. Должно ли это принять как знак, что у него хоть что-то да получается? Он допилил перешеек, соединявший отрезаемый им кусок от туловища, крутясь в цепких объятиях, которыми вновь обхватили его твари, вскинул руку с отвоеванным куском над головой. Для того чтобы бросить, у него уже не было пространства для замаха. И тут он увидел оборотня, с видом праздного наблюдателя стоявшего у стены в отдалении. Даже ручки на груди беззаботно сложил, мерзавец…
– Лови! – заорал Серега. И получил в ответ возмущенный до глубины души взгляд – мол, чего ты, не видишь – я же смотрю! – Бросай подальше в коридор! Ну! А то погибну здесь, и будете искать нового дурня для своего Предначертания!
Оборотень, содрогнувшись всем телом (а это еще почему – неужто дурней на свете так мало осталось?), поймал ком. И могучим броском переправил его туда, куда и было велено.
Серега присел рывком, уходя из тугих и, увы, почему-то совершенно не нежных объятий, коими облепили его твари. Углядел снизу следующий “объект”, поднес нож и, вонзая его, одновременно головой боднул тварь, к которой “объект” относился. Тварь, взверещав, неожиданно для самого Сереги опрокинулась на спину, масса из ее тела, зажатая в кулаке у Сереги, натянулась резиновой полосой. Он, ловя момент, резко рубанул по ней лезвием ножа. Хлопнуло, и он переправил ВСЕ ЭТО уже успевшему снова заскучать у стены оборотню.
Оставался целеньким только один, последний. Правда, те четверо тоже никуда не делись, лезли на него, как тараканы на крошку хлеба, то и дело предпринимая попытки, соотносимые скорее с ухватками палачей, а не бойцов, – засовывали пальцы в ноздри, до дикой боли растягивая их в разные стороны, давили и щелкали по глазным яблокам, выдирали клочья волос, то и дело пробовали на изгиб его кости. Еще пытались душить и затыкать нос и рот липкими, пластилиново входящими внутрь тела руками. Но он, худой и стройный как плеть (правда, мать определяла это состояние его тела совсем по-другому, а именно мудреным словосочетанием “шкелет врастяжку”), умудрялся пока что протискиваться сквозь толстенные лапы наружу, выкручиваться и вновь браться за супостата… Хотя как умудрялся – он и сам не понимал.
Серега на четвереньках вылез из кучи-малы, в очередной раз сомкнувшей над ним свои крепкие объятия. Жадно отдышался – по пути сюда его в очередной раз придушили маленько. На подгибающихся ногах отошел к противоположной стене, оглядел тварей, которые тоже уже начинали замедленно подниматься на ноги. Беда была в том, что тот, единственный уцелевший, видимо, наученный горьким опытом своих товарищей, теперь все время прятался от него за их спинами. Возня затягивалась. А его силы были явно на исходе. Слабенькими этих гадов
никак нельзя было назвать.Четыре твари, уже лишенные причиндалов, построились попарно и шеренгой двинулись на него. Пятый, паразит, предусмотрительно остался стоять на месте, прячась за их спинами.
– В конце концов… – хрипло сказал Серега, – стою я тут с гордо поднятой головой, а там кое-кто позади…
– Не мое дело, – мгновенно отозвался оборотень, – и вообще, не царское это дело – у бедолаг причинные места срезать перочинным ножичком. Ай-ай! А от криков-то их ну просто сердце разрывается. Зверь вы, милорд Де Лабри… Так что и исполняйте свое зверское дело.
– Ладно… Припомню… еще…
Серега из последних сил махнул мечом, как дубиной. Лезвие плашмя ударило по твари справа, и он, используя секундное замешательство в рядах неприятеля, нырнул вперед – по наклонной к полу. Ударился о каменные плиты всем телом, судорожно скребнул ногами, выигрывая еще несколько сантиметров до намеченной цели. Приподнялся на отбитых об пот локтях и ожесточенно всадит руку с ножом меж ног того самого, спрятавшегося. Его хватали за плечи, били по голове, но он уже ничего не чувствовал, вися на двух руках – на левой, клещом вцепившейся в нужный кусок тела твари у самого основания, и правой, рывками пилящей тугую, неподдающуюся массу…
Сонливость вместе с тошнотой вдруг окатила его, и он перестал ощущать свое тело. Ощущать вместе с руками, которые, как то могли засвидетельствовать его глаза, продолжали свое дело – держали и пилили. Пилили и держали…
А потом Серега и вовсе отключился.
И пришел в себя от ударов по щекам. Хлестким и обжигающим.
– А?! Что?! – вскинулся и тут же шлепнулся обратно на ледяной каменный пол – тело было как мертвое. Каждая мышца, каждая жилочка была разбита так, что он и помыслить не мог о том, что надо подняться. И вообще хоть как-то двигаться…
– Лежи-лежи, – прямо-таки отечески зажурчал над ним голос оборотня. – Лежи, отлеживайся. Надежа ты наша. Опора-герцог – спаситель всем, отец народу… Для ходьбы немножко сил наберись – не на руках же мне тебя к подданным выволакивать, конфуз какой будет.
– А… эти – все? – наморщив лоб, после долгих раздумий выдавил из себя надежа и опора.
– Все-все, не сомневайся, милейший герцог. Разрушена последняя тень, угрожавшая благополучию бывших Отсушенных земель, уничтожена последняя надежда на спасение барона Квезака, отныне ты, то есть вы, милорд, – самый настоящий владелец и титула и земель. Все исполнено как нужно – пришел герцог, весь из себя на звере верхом, со зверем на плече, вынес должный приговор и привел его в исполнение. Твари уже небось в подземной Лимбе перед Сатаной корячатся, барону к вечеру, пожалуй, и конец придет… Только вот еще что..
Оборотень, засмущавшись вдруг не хуже любой девки, спрятал глаза.
– Что… – с трудом сглотнув, просипел Серега.
– Зверек твой, плиш этот… которого ты Мухтаром кликал…
– Ну…
– Он ведь в пыточную, где барон, умчался, ты помнишь об этом? Барон даже выть перестал, сидел тогда тихо-тихо – все ждал, что услышит, как по коридору к нему его избавители топать будут… Ну а когда не дождался… Плиш… Мухтар то есть, то ли на зов подошел, то ли сам на колени к нему залез… Короче, после того, что с ним барон сделал, он все равно не выжил бы – это я тебе как знающий человек и оборотень говорю. А мучился зверек страшно. Ну я его и… отпустил.
– Ясно, – отозвался Серега и закрыл глаза, – спасибо…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
А мы не ждали вас, а вы приперлися…
– Я, сэр Эзри Де Кроенкур, ярл Бирлингтонский, присягаю тебе, милорд Сериога, герцог Де Лабри и сюзерен Лабрийский, в верности и преданности своей. Клянусь защищать честь твою и жизнь твою, земли твои и наследников твоих – мечом, копьем, ножом или же словом и делом – до последнего дыхания моего или же детей моих. Клянусь не злоумышлять и не посягать, не лгать и не предавать. На поле ратном встану, где скажешь ты, заключу мир, когда скажешь ты, и отрину мир, если будет на то воля твоя…