Милость крестной феи

– Но вы ведь говорили, что фея не сотворила тогда злых проказ, – заметила Маргарета, слушавшая очень внимательно.

– Так кто знает, по ее воле это случилось или же нет? – развела руками Старая Хозяйка. – Деревья были очень древними, им давно пришло время умирать. Ну а от старого хорошего корня часто идет бесполезная дрянная поросль.

– А как же милость фей? Мы всё еще можем приглашать их в крестные?

– Возможно, что и так, – матушка погладила Маргарету по голове. – Но кому бы вздумалось это проверять?

– Что же плохого в том, чтобы выпросить у Иного народа милость для ребенка? – Маргарета говорила с некоторой обидой, хмурясь и кусая губы; ей не нравилось, как Старая Хозяйка уводит разговор в сторону. – Разве не ищет каждый для своих детей помощи и покровительства?

– Покровительство феи дорого обходится! – сердито отвечала ей мать. – Каждая их милость – с подвохом.

– Зато и судьба станет особой! – сказала на это Маргарета и снова поцеловала свою маленькую дочь, шепча ей, что прежде в мире не рождались такие красивые славные девочки.

– Разве тебе место в этих лесах? – повторяла она вполголоса, глядя на розовое младенческое личико. – Разве для такой жизни ты рождена? Нет, ты заслуживаешь гораздо большего! Даже при королевском дворе нет таких красавиц. Твой удел должен быть велик – не то что у нас…

– Ох, Маргарета, побойся богов! – вскричала Старая Хозяйка, заслышавшая в этих словах нечто тревожное и дурное. – Не вздумай звать к Эли фею!

Но дочь не смотрела ей в глаза, качала ребенка и тихонько напевно повторяла: «Эли вырастет такой красавицей, что выйдет замуж за принца – не меньше, особенной девочке – особенная судьба… Скоро, Эли, скоро! Удача улыбнется тебе, судьба будет добра, а высшие силы не откажут в милости…»

Но разве не все счастливые матери лепечут что-то похожее своим маленьким дочерям?

Несколько дней Старая Хозяйка тенью ходила за Маргаретой, желая разувериться – или убедиться окончательно – в своих подозрениях. Та же будто ожила: лицо посвежело и косы заблестели золотом. Красивее девушки не было в здешних краях, разве что нос мог быть чуть тоньше и длиннее, а щеки – не так округлы, но кто замечает такие мелочи, если голубые глаза сияют, а белая кожа нежна, как шелк? Болезнь уходила, и сердце матери постепенно успокаивалось: дочь больше ни словом не обмолвилась о феях или скучной жизни.

– Пора мне наведаться в собственный дом, – наконец сказала Старая Хозяйка сварливым, но вместе с тем довольным голосом. – Наверняка слуги совсем обленились и бездельничают день-деньской! Ох и задам же я им трепку, если во дворе не прибирались, в доме не чистили дымоход, а лисы растащили кур…

Продолжая вслух перечислять все воображаемые бедствия, свалившиеся на усадьбу в ее отсутствие, Старая Хозяйка быстро собралась в недальнюю дорогу, шустро запрыгнула в коляску и отбыла, на прощание расцеловав дочь и внучку, при этом проливая положенное количество счастливых слез.

Той же ночью Маргарета, отпустив всех слуг пораньше, накинула плащ, взяла на руки Эли и пошла в старый сад. Страха она не испытывала – напротив, ее била дрожь радостного предвкушения.

Ночь выдалась ясной, но в зарослях диких яблонь царила непроглядная тьма. С трудом Маргарета пробиралась вперед, бережно прижимая к себе спящую дочь, чтобы голая кривая ветка не коснулась ее лица, не брызнула холодной дождевой водой, не напугала громким треском. Неясное, но сильное убеждение вело ее вперед, и собственные поступки не казались безумными или глупыми. «Это здесь! Это здесь! Я рождена на свет, чтобы на этом самом месте произнести нужные слова…» – повторял внутренний голос.

– Госпожа фея! – громко сказала она, остановившись. – Я прошу вас стать крестной матерью моей дочери!

Глава 2

Должно быть, другой человек, услышав тишину ночного заброшенного сада, подумал бы, что его просьба осталась никем не услышанной, но Маргарета терпеливо ждала, ничуть не сомневаясь в том, что получит ответ.

Луна зашла за тучу и вышла из-за нее, ветер шумел в ветвях. Лесной зверек зашуршал в пожухшей траве. Маргарета стояла неподвижно, глядя в темноту, – и только ее руки в тонких перчатках подрагивали. Она знала, что все делает верно.

– Что ж, ты вправе просить об этом! – прошелестел тихий голос. Тени кривых ветвей качнулись, хотя ветер к тому времени стих, а затем слились в единую изломанную полосу тьмы. И из нее, как из трещины, ведущей в неизведанные недра, медленно и торжественно появилась тонкая высокая фигура. Лица ее было не разглядеть – она походила на осколок звездного неба, упавший на землю: абсолютная чернота и мелкие искры звезд.

– Согласитесь ли вы?.. – пролепетала Маргарета, испытав запоздалый страх: вовсе не так она представляла себе Иное существо.

– Я должна взглянуть на девочку, – промолвила тьма. – Не каждый человек достоин особой судьбы!

Звездная чернота была холодна, как лед; пальцы Маргареты онемели, когда фея склонилась над младенцем, а Эли, почувствовав дыхание Иной, захныкала во сне.

– Что ж, – сказала фея, – эта девочка может стать моей крестницей!

Внезапно Маргарета ощутила тревогу, хоть слова эти должны были стать подтверждением ее самых заветных мечтаний.

– Моя дочь… – неуверенно начала она. – Моя дочь может стать кем-то… значительным?

– О да, – согласилась фея.

– Она прославится, будет богатой, выйдет замуж за знатного человека?

– Это может случиться с ней.

– На ней женится… принц? – страшась собственной храбрости, спросила Маргарета.

– Если я сделаю ее судьбу особой, – отвечала тьма.

– Эли заслуживает самого лучшего! – горячо промолвила Маргарета, отчего-то чувствуя, что надо кого-то убедить в правильности своего поступка. Фею? Саму себя?

– Да, это очень славная девочка, – тьма снова склонилась над младенцем. – Она вырастет красивой, доброй и умной – в человеческом понимании, разумеется. Но это еще не залог особой судьбы, Маргарета…

Феи знают многое – отчего бы им не знать имя той, что пришла просить их покровительства? – но в миг, когда Иная обратилась к Маргарете по имени, все переменилось. Страшное и тягостное предчувствие сжало ее сердце.

– А что же такое – особая судьба? – спросила женщина, испугавшись так, что разум ее прояснился: теперь она отчетливо понимала, как безумна была ее затея.

Фея замерла. До этого она плавно, по-змеиному покачивала головой, все еще разглядывая младенца. Потом рассмеялась тихо и недобро.