Милостыня от неправды

— В утробе матери, — послушно заговорил лже-Ир.

— Как удалось тебе излечиться от увечий? — спокойно спросил Иагу, подавляя раздражение и желание придушить сидящего напротив сифитского простолюдина.

38

Похожий на гриб человек сказал Йоту:

— Господин может разочароваться: уродца Ира у нас нет, но есть больной, который выдает себя за исцеленного Ира. Говорит, что его вылечил сифитский Бог. Так что подумайте…

— Веди! — твердо сказал Йот.

— Вы никогда не узнаете правды, господин Йот, — сказал лже-Ир, как только посетитель вошел в камеру.

— Откуда вы знаете мое имя? — спросил удивленный Йот, присаживаясь на пальмовый пенек.

— Иагу говорил с тюремщиком, что вы должны приехать.

— Иагу? — смутился Йот. — Что за бред?

— Почему бред? Вам не покажут настоящего Ира, потому что сифитский Бог исцелил его!

— Дурдом какой-то!

— Да неужели? Будто вы не знали, куда шли, господин Йот! — усмехнулся лже-Ир.

— Почему ты так откровенен?

— От отчаяния, господин! Меня уже несколько лет подставляют вместо Ира и всякий раз обещают освободить, но я уже устал верить Иагу!

— За что ты здесь?

— Я — священник, служил по сифитскому культу у пещеры, в которой долгие годы молился Енох. Там, на источнике, продают воду. Воду продавали другие, но посадили не их, а меня.

Йот знал об этом, ибо, имея беса помощником, уже готовил ловушку другому священнику, который служил у пещеры Еноха. Но несчастного Йот слушал, играя немалое удивление.

— Я служил честно, но я не знал, что надо воровать вместе со всеми.

— Как надзиратель за храмами я обещаю вам разобраться.

Больничный узник усмехнулся:

— Я согласен, господин, все делать так, как вы скажите.

— Есть у меня одна задумка, — как бы размышляя, проговорил Йот. — В годы тиранства на земле появилось много сирот. Кому как ни нам позаботиться о них! Дети человечества!

— Святое дело, господин! Тех людей, которые безвинно погибли, к жизни вернет, быть может, только гений Твердого Знака, а сиротам надо помочь здесь и сейчас, — заискивающе поддакивал больничный узник. — Кровопийца Ламех! Как только земля держит такое чудовище?

— Мы не допустим на земле беспризорности! Мы организуем приют при сифитском храме.

— Я слышал об этом, господин! Экономика любви!

— Я так понял, что ты не против проводить мою задумку в жизнь?

— Я?! Да я… Господин!.. — в нехорошей радости воскликнул лже-Ир и умоляюще посмотрел на Йота.

— Одна деталь: богатый человек, который будет иметь налоговую льготу и помогать вашему приюту — Ламех-каинит. Так что твои размышления по поводу чудовищ мало кому будут интересны.

— Я ляпнул, не подумав, господин, — живо возразил сам себе догадливый лже-Ир и закусил губу.

— Ир действительно был уродом? — поднимаясь с пальмового пенька, спросил Йот.

— Когда он был уродом, я еще не родился, господин Йот. Кстати, я могу сказать вам, где сидит настоящий Ир. Обратно вас поведут мимо его камеры. Из нее почему-то пахнет хвоей. Все удивляются этому чистому запаху в нашей клоаке.

Когда проходили мимо камеры с запахом хвои, Йот, мало надеясь на успех, остановился и показал стражнику монету. Но тот выхватил монету из пальцев Йота.

— Только недолго!

Но настоящий Ир не счел нужным разговаривать с Йотом, и стражник, извиняясь, развел руками. Но монету не отдал.

39

Выплывшая из хлебных полей каменная громада старого города, как всегда, расстроила Йота безвкусно расположенными зданиями — словно все свалили в кучу перед тем, как убрать. Когда ехали по городу, Йоту казалось, что здесь в угрюмых домах живут угрюмые люди. Построенный из кирпича город от времени почернел, а протекающий через него некогда широкий ручей обмелел. В нем еще водилась рыба, но для трапезы она была уже непригодна.

Карета остановилась у калитки, спрятанной в вековом плюще. Дверь открылась с готовностью и услужливо. Дом был небольшим и казался тихим. Он осел одним углом и будто окривел на левый глаз. Йот шел вдоль сотлевших плетней, за которыми заунывно росли цветы непонятного цвета. Видно было, ими хотели обуютить дом, но ничего из этого не получилось. А в доме пахло мочалом и свежими простынями, как в бане.

Ноема-жрица, увидев в окно Йота, легла на свое роскошно-развратное ложе. Когда надзиратель за храмами появился в дверях, Ноема измерила его с ног до лысины взором и, уловив его неуверенность и удобопреклонность на плотскую похоть, приветливо улыбнулась.

Выпили крепкой хмельной влаги. Глядь, появились еще чаши. Йот был готов к подобного рода встречам. Его не раз пытались задобрить вином, и пред каждой поездкой Йот принимал снадобья, чтобы не захмелеть. Принимал их и на этот раз и все же вскоре вошло в него вместе с вином Ноемы-жрицы детско-радостное ощущение праздника. Йот почувствовал сильное влечение к сочной женщине, и вскоре, преданные плоти, два бесконечно одиноких человека унижали себя до бессмыслия бессловесных. Когда волна похоти откатилась, Ноема-жрица сказала:

— Говори, зачем приехал. — Почти ласково.

— Я надзираю за храмами… — начал было Йот.

— Ты приехал сюда сам по себе, — прервала его Ноема-жрица. — Ты что-то ищешь, что-то хочешь узнать, что-то мучает тебя, поэтому ты здесь.

— Я так много хочу узнать, что неудобно и спрашивать… Слышала ли госпожа что-нибудь о книге Еноха?

— Об этом можно узнать только у самого Тувалкаина! Иагу может знать, но вряд ли он захочет с тобой откровенничать.

— Еще мне хотелось бы знать, что в действительности произошло у заброшенной штольни при закладке нового города.

Ноема долго молчала, и Йот подумал, что она отвечать не собирается. Но она еще немного подумала с чего начать и начала:

— Сейчас у меня украли всех духов, но были времена, когда я была сильна ими, так сильна, что соблазнила сынов Божиих, и они спустились в шатры к каинитянкам. Иаред, отец Еноха, пал одним из первых. Но вот его сын, Енох-сифит, начинает молитвенную жизнь, и так очищает себя словесными жертвами Богу, что ангелы света берут его на небо, и Енох узнает многое из пророческого прошлого и пророческого будущего. Ангелы возвращают Еноха на землю для проповеди. Тогда мне подчинялись очень сильные духи. С их помощью я могла проникать в сознание любого человека на любом расстоянии от него. Но когда я пыталась пройти в сознание Еноха, меня охватывал страх. Там был ангельский мир, там был сифитский Бог. Никто не верил мне, даже мой брат Тувалкаин. Мы были тогда дружны с ним. Но я так и не смогла донести до брата, что Енох-сифит действительно спускался от ангелов. А у заброшенной штольни по молитве Еноха наши идолы разлились водой, а сам Енох по солнечному свету пошел к гребню скалы, где его ожидали ангелы.