Милый Каин

— Алисия! — обратился он к буфетчице. — Пожалуйста, кофе с молоком, только молока совсем чуть-чуть и, конечно, темный сахар. Слышишь? Сахар цвета твоих роскошных волос.

Алисия кокетливо тряхнула шевелюрой и немедленно принялась за приготовление кофе.

— Это уж ты загнул, — заметил Хулио. — Волосы у Алисии темнее любого самого черного сахара.

— Ничего подобного, это просто художественное преувеличение, — заявил Андрес гордо и достаточно громко, чтобы Алисия его услышала. — В отличие от научно доказанного факта, что у нашей Алисии просто роскошная грудь.

Та не могла не рассмеяться при этих словах старого профессора, поставила перед ним чашку с кофе и в тон ему заметила:

— Все натуральное, без консервантов, добавок и уж тем более наполнителей.

— Да ну вас, — отмахнулся от собеседников Хулио. — Я им про цвет сахара, а они тут уже намеками на имплантаты обмениваются.

Андрес Ольмо во весь голос рассмеялся, снял пиджак и повесил его на спинку стула. Хулио отрезал изрядный кусок большого обеденного бутерброда и предложил его коллеге.

— Знаешь ведь, что я эту гадость терпеть не могу, но если ты настаиваешь, то мне придется заставить себя проглотить хотя бы кусочек. Обрати внимание, что я соглашаюсь на эту жертву, несмотря на то что все это страшно вредно. Врачи запрещают мне даже нюхать такую нездоровую пищу.

В шумной студенческой столовой, к тому же рядом с вечно гудящей и шипящей кофеваркой, приходилось говорить в полный голос, чтобы сосед мог хоть как-то расслышать собеседника.

Тем не менее Хулио не стал терять время и перевел разговор на интересующую его тему. Он рассказал старшему коллеге о желании поработать над одним парадигматическим случаем — мальчик из богатой семьи с непреодолимой и не подавленной склонностью не просто к плохим, а к неоправданно злым поступкам.

Омедас чувствовал в мальчике что-то особенное. Ему казалось, что это зло не было приобретенным извне. Оно словно рождалось в душе у Нико. Вот психолог и обратился к старшему коллеге с непростым вопросом. Возможно ли, что ребенок не получил откуда-то эту тягу делать людям все назло и доставлять им неприятности, а уже родился таким — с черной, порочной душой?

Рассказ Хулио явно заинтересовал старшего коллегу. Тот покачал головой и сказал:

— Хочешь, открою тебе один секрет? Я лично всегда верил в то, что написано в Книге Бытия по поводу происхождения зла в этом мире. Я имею в виду первородный грех и все такое.

— Ничего секретного и необычного я в этом не вижу, — заметил Хулио. — По-моему, эту веру разделяет как минимум большинство христиан на земле.

— Да-да, но я-то верю в это в буквальном смысле, готов подписаться под каждой строчкой, написанной в Библии.

Эти слова Андрес произнес негромко, чуть воровато озираясь, будто выдавал собеседнику государственную тайну.

Хулио принял игру, наклонился поближе к старому профессору и так же негромко уточнил:

— Во что именно ты так свято веришь?

— Как во что? В то, что существовал и Адам и Ева, в древо познания Добра и Зла. Я же говорю — во все, что там написано.

— Ты хочешь сказать, что веришь в это не как в миф, не как в аллегорию? Ты считаешь, что первыми людьми на земле были Адам и Ева? Бог действительно создал первую женщину из ребра мужчины?

Андрес в ответ усиленно закивал, как делают дети, чтобы засвидетельствовать свою уверенность в правоте того, что они говорят.

— Согласись, что абсолютно логичным и научным выглядит постулат о том, что женщина была создана из кости, вырванной из нашего тела. Вот почему с тех давних пор мы, мужчины, живем со вскрытой грудной клеткой. Каждому из нас кажется, что кусок сердца кто-то в буквальном смысле выгрыз у него из груди зубами.

— Ну, Андрес, ну, старик, ты даешь!.. Да под такими словами не подпишется и сам Папа Римский, хотя он-то, пожалуй, женоненавистник редкостный, похлеще тебя будет.

— Это же откровение! — воскликнул Андрес и энергично хлопнул ладонью по стойке бара.

Как утопающий хватается за соломинку, так и Хулио начал судорожно апеллировать к Дарвину, генетическим исследованиям и к раскопкам, проведенным в долине Неандерталь.

— Неандерталь, Неандерталь… — передразнил Андрес. — Что ты мне своими неандертальцами в нос тычешь! Какое мне дело до этой груды гнилых костей? Поколебать мою веру тебе все равно не удастся. Я заявляю, что был змей, который, как мы все знаем, оказался воплощением дьявола. Он-то и соблазнил юную деву. Вот откуда исходит все то зло, которое мы имеем в нашем мире. Все это — повторяю, все! — случилось из-за женской глупости. Вот скажи, разве такой постулат не кажется тебе веским, убедительным и не терпящим возражений?

— Насчет нетерпимости к любым возражениям — это ты точно подметил, — заявил Хулио, который не мог больше сдерживать смех.

В этот момент к высоконаучной дискуссии присоединился еще один коллега, только что освободившийся после очередной лекции. Это был психиатр Феликс Руис, профессор кафедры психопатологии и проективных техник, почетный член Международного общества истории психоанализа, энтузиаст этого метода, заведующий и единственный преподаватель отделения изучения эдипова комплекса. Он один, разумеется с помощью множества студентов и аспирантов, благодаря его содействию получивших стипендии на исследования, занимался всем, что так или иначе касалось Фрейда. А сделать в этой области можно было еще очень многое. Друзья с удовольствием приняли его в свой небольшой дискуссионный клуб.

— Мы тут о Еве заговорили, — для начала сообщил Хулио вновь прибывшему коллеге.

— О той, которая является архетипом женщины? — не столько спросил, сколько уточнил Феликс Руис.

— О ней самой, — с улыбкой сказал Андрес, радуясь, что Феликс не утратил остроты ума и по-прежнему мог присоединиться к разговору на нужной ноте. — Речь о той особе, что вкусила плодов с древа познания. В результате ее любопытства мир оказался погружен в те давние времена, когда человечество еще не знало даже мобильника.

— То, что все зло исходит от женщин, является документально подтвержденным историческим фактом, — немедленно согласился Феликс. — Кроме того, это абсолютно точно подтверждается теорией либидо.

— Которая, в свою очередь, является теорией мужской сексуальности, да благословит Господь душу великого Фрейда, — вознес Андрес дежурную хвалу отцу психоанализа.

— Именно об этом я тут на днях написал очередной доклад. Вам, коллеги, выпала редкая удача пообщаться со мной сегодня, когда все это еще не успело выветриться у меня из головы. Чтобы просветить вас, несчастных и необразованных, я напомню, что яблоко — символ зла, которое появляется также в волшебных сказках. Смотри, например, «Белоснежку». Там нежная, изящная служанка скрывает от окружающих психологическую травму, состоящую в тайном подсознательном желании потерять девственность в результате изнасилования, да не кем-нибудь, а, допустим, карликом. Именно ради реализации этого желания она и отправляется в лес, а затем забирается в постель одного из гномов. Не забудем и достаточно хорошо описанный истерический компонент в сознании этой девушки, ярче всего проявляющийся в ее весьма странной склонности танцевать с птичками, кроликами и прочими зверюшками. Таким образом, мы имеем перед собой психологический тип девственницы с непреодолимой тягой к греху. Этот комплекс у Белоснежки осложнен страхом перед агрессивным фаллосом, что, в свою очередь, соматически выражается в ее склонности к вагинизму. Не забудем и еще одну красноречивую деталь. Всем известно, что размер фаллоса гномов традиционно обратно пропорционален их собственному росту.

— Трагедия Белоснежки, — с улыбкой произнес Андрес.

Хулио просто задыхался от смеха. Веселье, шум, табачный дым — все это словно слегка одурманило его.

— Возвращаясь же к Еве, к нашей горячей и сластолюбивой прародительнице, я могу вспомнить известное изречение Марка Твена, — заметил Андрес. — Он написал, что мирового зла, наверное, удалось бы избежать, если бы Бог вовремя подсказал этой дуре, что змею можно убить и съесть. Ни у кого не возникает сомнения, что она смогла бы свернуть гадюке голову. Потом дьяволу оставалось бы только утереться, ибо, как известно, после драки кулаками не машут.