Миньон

– Я и не ждал светского визита, – ответил он, наклоняясь над столом, но оставаясь в том же благодушном настроении. – Вы мне позвонили и хотели устроить здесь представление. Я так понял, что "Кровавая музыка" сильно о себе воображает, и вы, устраивая этот всемирный одновременный сейшн, может быть, передумали наконец отказываться от выступления в самой крутой сети клубов Лос-Анджелеса?

– Ага. Увидели в газетах известие об этом международном концерте, и все, кто может, его изо всех сил рекламируют.

Он улыбнулся во весь рот.

Я вашему менеджеру сказал, что буду рад вашему выступлению. – Карлос не спеша подбирал слова, не сводя с Дамали глаз. Чего я ей не сказал, так это вот чего: поскольку эти сволочи постоянно пренебрегали моим клубом, я был бы рад, если бы их доходы кто-то перехватил – может, даже залез бы на их территорию. И тут звоните вы – единственные, кто может это сделать. Добро пожаловать.

Дамали покачала головой:

– Я здесь и не за этим. – Он подался назад и посмотрел на нее вопросительно. – Я из-за того, что случилось с твоими ребятами.

Как-то переменилось выражение его лица. Где-то в глубине глаз мелькнула глубокая печаль – боль, сожаление, вина – и тут же пропала. Карлос опустил глаза, огладил шелк рубашки и снова посмотрел на Дамали. На красивом лице теперь читалась лишь леденящая чистая ярость. Никакой слабости.

– Я тронут, что ты пришла высказать свое соболезнование и хочешь дать здесь концерт в порядке предложения мира между тобой и мной. Ты всегда была хорошим человеком, Дамали, спасибо. Всегда прикрывала мне спину, несмотря на наши философские расхождения.

Он встал и направился к бару. Она не стала поправлять его. Если он считает, что она пришла оплакивать, пусть себе. Если он думает, что концерт – дань уважения его людям, пусть себе. И все же самой ей это было неприятно.

– Хочешь выпить? Мне лично надо, чтобы об этом говорить.

– Нет, я так.

– Да... как всегда, – пробормотал он, наливая себе выпить, и с легкой усмешкой глянул на бокал. Затем вернулся и сел в кресло. – Все та же цельная натура, церковная девушка из квартала латинос. Забавно.

– Карлос, что произошло?

Она произнесла это чуть сдавленно, смущенная его восхищением.

– Ты же читала газеты, – улыбнулся он.

– Я хотела услышать от тебя.

Он глотнул из бокала, покатал жидкость на языке.

– Я знаю не больше, чем они. Но я рад, что ты пришла в конце концов... без моего зова... по крайней мере без традиционного зова.

Она склонила голову набок.

Он усмехнулся, глотнул еще.

– Скажем так: ты недавно приходила мне на ум... я тебя звал вот этим. – Карлос постучал пальцем по виску. – Может быть, с тех пор все это и покатилось вниз. Кто может знать?

Она сидела неподвижно, только пальцы у нее закололо, все чувства обострились и насторожились от прилива адреналина.

Он на секунду закрыл глаза, набрал в рот еще темной жидкости и глубоко вдохнул, потом грустно улыбнулся, глотая выпивку.

– Что это на тебе такое?

Почти ошеломленная неожиданным вопросом и выражением его лица, она приподняла бровь.

– Духи. Этот аромат – скажи, как он называется.

– Что?

– Назови, чтобы я его запомнил.

– Послушай, – произнесла она, быстро вставая и отходя в угол комнаты. – Это не по делу. Я хотела тебя спросить...

– Моя вина, – прервал он, улыбнувшись шире, но тут же погасив улыбку, когда она глянула на него сердито. – Я потерял много hombres. Близких родственников. Сегодня утром Хуана... и тут ты неожиданно входишь в дверь. Я только хотел на миг все забыть, кроме тебя.

– Я не наркотик, Карлос, никогда им не была и не буду.

Странно, но не получилось сказать это так резко, как она собиралась. И надо было найти в комнате что-то, на что смотреть, кроме него.

– Это только значит, что ты сама не знаешь своей силы... той, которая может взвинтить мужчину до предела. Не знать собственной силы – это опасно.

Он говорил спокойно и смотрел нежно, потом отвернулся.

– Ты что, уже обкололся с утра или что? Говоришь как псих и уходишь от темы, ради которой я здесь.

Сказано было язвительно, но желаемого действия не произвело. Дамали хотела разозлить его, заставить держаться темы, а не смотреть на нее вот так... так, что видна была его душа за этим твердым фасадом.

Ты знаешь, что я к своему продукту даже не прикасаюсь. Вот почему я все контролирую и богатею.

Говорил он спокойно, но в глазах его тлел огонек оскорбленного достоинства.

Дамали сама почувствовала, как закипает от ярости. Его хладнокровие сводит ее с ума, а он просто слепой!

– Ты не контролируешь то, что здесь происходит, Карлос. И тебе надо это понять.

– Сядь, – велел он, сам тоже вставая. – Что ты знаешь такое, чего не знаю я?

Сексуальное напряжение исчезло. И снова его лицо изменилось, как у оборотня, выразив ту твердость духа, которая и заставила когда-то Дамали покинуть его. Он обогнул кресло, оставив стакан на столе, и подошел так быстро, что Дамали инстинктивно приняла оборонительную стойку.

– Да что с тобой?

Он был невероятно возмущен тем, что она приготовилась защищаться, будто он мог ее ударить. Продолжая недоумевать, он отступил.

Она моргнула и встала нормально.

– Ты думала, я тебя стукну? – Обида и недоумение читались в его глазах. – Я тебя хоть раз ударил?

Он стал обходить вокруг нее, и она повторила его движение. Они пошли по кругу, против часовой стрелки.

– Если тебе что-то известно, Дамали, то просто скажи мне. Кто убил моих ребят? Я знаю, ты предупредила бы меня, если бы знала... что-то слышала на улицах, так ведь? Но ты так нервничаешь, что я поневоле задумываюсь. Детка, не надо морочить мне яйца. Ты меня достаточно хорошо знаешь, чтобы этого не делать. У меня бы разбилось сердце, если бы пришлось... ладно, не будем. Я просто тебе скажу еще раз: не надо. Просто расскажи.

– Ты мне стал угрожать, Карлос? – Она остановилась. – Я тебя правильно поняла?

Он отошел к стеклу, выходящему на его клуб.

– Я не хотел. Мы все на пределе.

– Твои ребята, – произнесла она почти сквозь зубы, – выбрали свой образ жизни. Твой образ жизни, постоянно подвергающий их опасности. Он подвергает опасности и других людей, и он ослабляет нашу общину изнутри.

Карлос тихо засмеялся, плечи у него опустились с облегчением. Отойдя в сторону, он взял со стола недопитый стакан, потом тяжело сел в кожаное кресло. Глубоко выдохнув, он глотнул выпивки.