Минуемое

– Может, грохнем его? – услышал я дрожащий голос второго ассистента, до этого мгновения молчавшего. Человек в свитере как будто собрался что-то ответить ему, но вдруг снова подул ветер, намного сильнее и яростнее, чем в первый раз, и туча принесенного им песка скрыла от меня и человека в свитере, и его ассистентов, и весь кабинет. Когда ветер утих, я снова увидел всех троих, но не узнал больше ничего.

Весь кабинет вместе со всем, что в нем было, подернулся какой-то зыбкой пеленой. Стены, потолок, пол, шкафы с папками, перевернутый стол, стул, зарешеченное окно словно перешли из твердого состояния в газообразное. Я не понимал, где теперь были грани, отделявшие вещи друг от друга, все так и норовило срастись и раствориться друг в друге навсегда. Присмотревшись к человеку в свитере, я узнал, что и с ним произошло нечто схожее – я с трудом различал черты его лица, на которое как будто упала какая-то космическая тень; ассистенты и вовсе казались обесчерченными муляжами. Ветер подул снова – и смыл шкафы с папками, будто неумолимая волна, оставив вместо них полупрозрачную дымку. Я снова повернулся к человеку в свитере, краем глаза заметив, что стола со стулом и зарешеченным окном уже тоже нет. За спиной человека в свитере как будто томилась плавящаяся пустыня, вставшая на дыбы. Ассистенты больше походили на столбы дыма, поднимающиеся над кострами. Спираль в голове понемногу утихала, очевидно, ей удалось сделать все, что было в ее силах. В ушах больше не шипело, во рту тоже. Кабинет растворился окончательно, но я вдруг понял, что не боюсь и что все происходящее стоит воспринимать как должное, раз уж я сам невольно согласился на это. Человек в свитере шагнул ко мне – теперь я с большим трудом различал не только лицо, но и его всего. Снова подул ветер; из ниоткуда стали выступать грани, очертания, силуэты. Человек в свитере уже скорее наощупь отыскал мое запястье и сдавил его будто тисками, опасаясь не то упустить меня, не то потеряться самому. Появлявшееся из ниоткуда становилось все яснее, ощутимее. В груди моей екнуло какое-то совершенно новое чувство: я стал понимать, что происходило со мной и вокруг меня. Черты и контуры проступили отчетливее – и я стал узнавать места, явившиеся из воцарившейся кругом пустоты. Запахло песком, таким, по какому я никогда не ходил; присмотревшись, я понял, что в песке было все вокруг, но что-то подсказало мне, что это была не пустыня: в повисшей в воздухе пелене я разобрал очертания жилищ, ни разу мною не виданных, но так хорошо знакомых. Сердце мое забилось совсем быстро, наполнявшаяся твердыми ядрами пустота исторгла невозможное. Судя по напряжению, с каким сжимали мое запястье пальцы человека в свитере, он тоже все это видел.

– Где это? – услышал я его голос, который еще можно было узнать.

Я молчал, напряженно вглядываясь, вслушиваясь, вдыхая. В ярком клокочущем облаке, заменившем мою память, проскользнул экран телевизора с чьим-то незнакомым лицом… тонкий блестящий диск с аккуратной такой же круглой прорезью в самом центре, въезжающий на пластмассовых салазках во чрево моего первого компьютера, подаренного мне на десять лет… толстая книжка, распахнутая на странице с фотографиями из какой-то хроники…

Я улыбнулся. Скорее всего, это была самая искренняя улыбка за всю мою жизнь.

– Это Ближний Восток, – ответил я, снова слыша свой голос и внутри, и снаружи.

Опять поднялся ветер и на мгновение скрыл от меня все, что я видел; когда он утих, размытый пейзаж стал наплывать, резко набирая силу и объем.

– Ты ебнулся, что ли? – тихо спросил человек в свитере без всякой злобы, скорее с надеждой на опровержение; его лица я уже не видел.

Ветер снова подул, принеся с собой целую тучу песка.

Солнце клонилось к закату; картина была слегка забавной – наливавшееся густой краской светило напоминало круг циркулярной пилы, сделавшей кого-то глубоко несчастливым, небо походило на водную гладь, в которой светило пыталось отмыться. Иногда в это время небо уже было почти полностью красным, и это было воистину величественное зрелище – в такие моменты казалось, что оно выкачало из раскинувшихся внизу земель всю пролитую здесь за многие столетия кровь. Сегодня небо тоже собиралось стать таким, но, видимо, чуть позже.

Джейсон сидел на корточках в тени, которую откидывал каменный одноэтажный дом, упершись в стену спиной, и размышлял над тем, не мудак ли он. В руках его была вещь, уже не первый час кряду сподвигавшая его к подобного рода духовным терзаниям. Ви-эйч-эс-кассета, которую он выменял вчера у мальчишек на рынке, уже не была таким ценным артефактом: сегодня утром он узнал, что их сержант продал единственный видеомагнитофон еще неделю назад. Джейсон сидел, тупо глядя на плохо напечатанные лица актрис, насмешливо взиравших на него с бог знает кем и сколько раз облапанной обертки кассеты, и убеждал себя, что на пленку записан футбольный матч или церемония восхождения на престол здешнего владыки, которого он еще с детства с подачи родных привык звать бомжом в пиджаке. Ответов не было, была только жгучая злоба и желание наказать всю вселенную. Джейсон снял с головы шлем, откинул голову назад и что было сил потер о стену затылок. Стало легче. Джейсон надел шлем обратно, небрежно затянул лямки одной рукой и спрятал кассету в подсумок, решив, что при случае найдет ей нового владельца, а может, и раздобудет где-нибудь новый видеомагнитофон. И как-нибудь снова отыщет тех юнцов на том рынке, чтобы сказать им, что запись оказалась совсем скверного качества.

Джейсон поднял голову. Солнце уже понемногу разливало свою красноту по небесному полотну; жара сходила на нет, да и других причин выбраться из тени до наступления темноты хватало. Джейсон встал, ощутив сладкую вибрацию в самом низу позвоночника, несколько раз присел для острастки, разгладил форму, на которой были изображены телевизионные помехи, затянул лямки шлема поприличнее, хоть в этом и не было никакой нужды, и осмотрелся.

Базарная площадь почти опустела. Посреди площади одиноко торчал каменный колодец, в который Джейсон успел помочиться уже семь раз. Недалеко от колодца стоял джип с внушительным венцом из колючей проволоки на капоте, рядом с джипом ошивались люди из отделения Джейсона – вечно раздраженный рядовой первого класса, двое негров, какой-то почти незнакомый латинос… Джейсону вдруг стало душно стоять на краю почти пустой базарной площади. Он поднял с песка автомат, небрежно стряхнул с него песок и пошел к арке, вырезанной в каменной стене.

Миновав арку, очутился на улице, узкой и тесной. Здесь аборигенов было больше, чем на площади, все как один старались выглядеть придурковато: мужчины носили или длинные клоунские рубахи, или кошмарные свитеры непонятно из чьей шерсти, штаны или волочились по земле, или были протерты до белизны. Женщины за редкими исключениями кутались в черные непроницаемые саваны, как будто их с детства приучили думать, что они уже мертвы. Джейсон иногда поглядывал на некоторых из них, но они старались или отвести взгляд, или поскорее пройти мимо. Сейчас их близкое присутствие немного досаждало – противовес в виде единственного на все отделение видеомагнитофона был безвозвратно утерян. Тут и там висели таблички с иероглифами, Джейсон пока не выучил ни одного, хоть и пытался время от времени повторить их на песке без помощи рук и ног. Машины не были редкостью, но все до одной как будто были украдены из гаража с металлоломовым потенциалом какой-то страны даже не третьего мира, как эта, а какого-нибудь четвертого; вереницу безликого автопрома в некоторых местах прерывали перекрашенные в пустыню джипы вроде того, который стоял на базарной площади. Коллеги Джейсона бесцельно слонялись вокруг своих стальных коней (точнее, бегемотов), будто ожившие манекены. Джейсон оставил душную базарную площадь не для того, чтобы увидеться с кем-нибудь из них, по крайней мере, с кем-нибудь из тех, кого видел сейчас, да и вообще в ближайшее время его интересовало как раз уединение. Перейдя улицу, Джейсон нырнул в знакомый проулок между двумя домами, похожими на раздувшиеся от усердного труда глиняные печки.

Здесь было тихо и безлюдно. Помимо потерявшей всю свою ценность видеокассеты Джейсона тяготила как минимум еще одна забота, но от нее хотя бы можно было избавиться без особых усилий. Отыскав хорошо знакомый угол, Джейсон осмотрелся, аккуратно прислонил автомат к стене и потянулся к ремню, державшему штаны. Несколько мгновений спустя он уже опустился на корточки, настраиваясь на полное очищение и избавление, и вдруг что-то с силой ударило в стену над его головой. Джейсон упал на бок и как был, со спущенными штанами потянулся к автомату, но тот оказался слишком далеко. Обливаясь потом, Джейсон по-червячьи пополз к куску перемешанного с пластмассой железа, от которого сейчас крайне остро зависела его удивительно резко подорожавшая жизнь. Не успев доползти, услышал знакомый смех, скорее шакалий, нежели человеческий. Сердце перестало вырываться из груди.

Владелец знакомого смеха подошел к Джейсону, крутя на сложенных двустволкой указательном и среднем пальцах потрепанный футбольный мяч. Джейсон так не умел. Это был Мартин – один из немногих, с кем Джейсон мог подолгу находиться рядом и кого нетрудно было терпеть. Джейсон сплюнул и потянул застрявшие на коленях штаны вверх.

– Прикинь че слыхал, к нам пресса скоро приедет. – Мартин улыбнулся, улыбался он примерно так же, как и смеялся. Прямоугольные половинки солнцезащитных очков радиоактивно блестели. Джейсон поднялся.

– Ты мудак, что ли? – спросил он.

– Вон оттуда пнул, – Мартин указал на узкую улочку за своей спиной, которая минуту назад показалась Джейсону самой безопасной. – Шагов с двадцати. Форму ж надо держать.

Джейсон покосился на бешено крутящийся потрёпанный мяч.

– Где надыбал?

– У пацанов, которые вокруг нашего джипа крутились. Я их терпел-терпел, потом достало, харкнул на штаны одному из них, он и виду не подал, а потом с мячом возвращаются и как бы невзначай штрафной прям в лобовуху пробивают. Ну, я и забрал.

– А они че?

– Ну тот, обхаркал которого, по-нашему изъясняется неплохо, как выяснилось. Обещал отцу пожаловаться. – Мартин перекатил было мяч на мизинец, но тот расхотел поддаваться и соскочил на песок.

– А ты че?

– Че я, с отцами чужими не ругался, что ли, – пробурчал Мартин, весьма забавно изобразив брюзгливого сноба. Автомат смешно торчал из-за его спины, почему-то напоминая Джейсону костыль.

– Может, снова присесть хочешь? – осклабился Мартин.

– Спасибо, как-нибудь чуть позже теперь.

Покопавшись в подсумке, Мартин достал сильно помятую пачку сигарет и молча протянул Джейсону, щелкнул железной зажигалкой. Затянулись.

– Их на здешнем базаре набивают, что ли, – спросил Джейсон у неизвестности.

– Да сегодня у наших нормальные достану. – Мартин глубоко вдохнул дым и выпустил его из носа двумя извивающимися змейками. Джейсон тоже так не умел.

– Че про прессу слыхать?

– Да не факт еще. Кому такой тухляк нужен. – Мартин с деланой обреченностью покрутил головой, как бы вопросительно оглядывая такой странный мир, куда им всем довелось попасть в этот удивительный период человеческой истории. Джейсон снова взглянул на небо – синева еще не сошла на нет, но багровая река, устьем которой служило светило, разливалась все увереннее. Несмотря на паршивость кустарно произведенной сигареты, Джейсону становилось легче. Он попробовал выпустить хотя бы одну змейку, но снова ничего не вышло.