Минуты между нами
Шрифт:
– Нет-нет! – смеется Люба. – «Все профессии нужны, все профессии важны, или Как не умереть с голода на зарплату дворника», а если серьезно…
Впрочем, до какого-то там арбузника мне нет никакого дела: уже несколько лет школьные мероприятия отлично проходят и без моего участия. Именно поэтому скидываю уличную обувь в мешок и, пока больной интерес ко мне не возродился, ковыляю в чертовски неудобных балетках сначала к гардеробу, затем на второй этаж к кабинету физики. По привычке уткнувшись носом в мобильный, я пытаюсь слиться с невзрачными школьными стенами: на сегодня лимит моего унижения исчерпан. Все, чего я хочу – поскорее добраться до любимой последней парты, достать из рюкзака толстовку и признать
Не успеваю и глазом моргнуть, а точнее, пройти по узкому коридору последние метров тридцать до нужного кабинета, как за спиной раздается знакомый бас Кротова.
– Не могу я в эти выходные!
– Отказы не принимаются! – следом голосит Лихачев. – Зря я, что ли, Михайловского уламывал найти нам этот квест?
Невольно замедляю шаг и силюсь совладать с дыханием, которое сбивается всякий раз, стоит Егору появиться на горизонте.
– Выходит, зря, – бурчит вечно всем недовольный Данила. – Да и вообще, все эти арбузники достали. Детский сад, ей-богу!
– Ну не скажи, Крот! Место зачетное! «Старый химик», слышал?
– Нет.
– Блин, я все время забываю, что ты не местный! Там раньше санаторий стоял для сотрудников химзавода. Ну как санаторий? Скорее, турбаза. Дикая природа, реки неземной красоты – романтика, одним словом. А потом лавочку прикрыли. Обнесли колючей проволокой и перевели в разряд закрытых объектов. Улавливаешь, чем пахнет?
– Нет.
– Ходили слухи, что там секретную лабораторию организовали. Опыты там всякие проводили… Жуть, в общем.
– А нам там что делать?
– Крот, это когда было-то! Сейчас там обычная заброшка. Несколько лет назад санаторий этот выкупил у области один бизнесмен – хотел обратно турбазу замутить, да силенок не хватило. Он пару домиков отреставрировал и закинул. Вот сейчас там квесты и проводят.
– Не убедил. Горыч, я серьезно не могу в выходные.
– Погоди ты отказываться. Там место реально крутое!
– Ладно, давай потом обсудим! Пришли уже.
И точно, подслушивая чужой разговор, я и не заметила, как уперлась носом в деревянную дверь кабинета физики. Недолго думая, хватаюсь за ручку и дергаю её на себя, да только тщетно: дверь заперта. Тяну снова и снова, понимая, что парни подходят все ближе, а встречи с ними лицом к лицу я боюсь как огня.
– А точно у нас физика первым?
Затылком ощущая горячее дыхание Кротова и вся съежилась.
– Да, вроде, а что? – лениво отвечает Лихачев.
– А это тогда кто? – пренебрежительно бросает Кротов, будто я без очереди пытаюсь протиснуться в кабинет врача, чтобы «только спросить».
Неистово цепляюсь за ручку двери, предчувствуя начало конца. Как знаю, что Кротов меня не пожалеет – поднимет на смех в моем дурацком сарафане.
– Не знаю, – отшучивается Егор, немного разряжая обстановку. – Наверное, небеса услышали мои молитвы и послали моему разбитому сердцу длинноногое утешение. Девушка, а, девушка, я угадал?
Мимолетное касание даже через несколько слоев ткани обжигает кожу плеча, тогда как слова Егора забираются в самый сокровенный уголок сердца и напрочь лишают воли. Я как мотылек, летящий на свет яркого пламени, вмиг перестаю бояться опалить свои крылышки и больше никогда не взлететь, и оборачиваюсь.
– Упс, – первым реагирует Лихачев и, выгнув брови, несколько раз пытается сдуть челку с глаз. – Ильина?
Он с нескрываемым любопытством елозит по мне взглядом и, пожалуй, впервые не находит слов. Впрочем, за него на «отлично» срабатывает Кротов.
– Черт! – вопит тот и отскакивает от меня в сторону метра на два, а потом, согнувшись в три погибели, начинает бесстыже ржать на всю школу. – Вот так и оживают кошмары наяву. У вас, у мышей, что, сезонное
обострение?Его издевательский тон вкупе с омерзительным гоготом откровенно втаптывают меня в грязь, унижают, острым лезвием рассекают и без того натянутые до предела нервы. Но разве Дане есть до этого дело? Он продолжает неистово ржать, привлекая к моей растерянной и до ужаса сжатой тушке всеобщее внимание зевак, которые как по команде окружают меня и, глядя на своего вожака, делают, как он: тычут пальцами, отпускают грубые шутки, рассматривают меня, как диковинную зверушку в клетке. А я стою перед ними, беспомощная, ощущаю себя голой и грязной и ни слова не могу сказать в свою защиту. Отшатываюсь к запертой двери, крепко обхватываю себя за плечи и тихо дрожу всем телом, отсчитывая секунды своего падения. Ненавижу себя за глупость, Джокера – за этот дурацкий спор, но больше всех – Кротова! Проклинаю день, когда этот парень только пришел в наш класс, и те две минуты, которые перевернули в моей жизни все. Затравленным взглядом смотрю исподлобья на смазливую рожу Данилы и клянусь отомстить. Не знаю, как, не знаю, когда, но в одном уверена точно: я больше его не пожалею! Ни за что!
– Да ладно вам! – Сквозь пелену затуманенного взгляда продирается образ Егора. На его лице тоже улыбка, но от нее не веет злобой, как от Кротова.
Он хватает своего полоумного дружка за плечо и тянет прочь. Данила, вдоволь навеселившись, отходит, а за ним разбегаются и его шавки. И только я продолжаю подпирать спиной запертую дверь и мечтаю умереть, лишь бы только не кололо так сильно в груди. Заставляю себя дышать. Уговариваю ноги не подкашиваться. Мне нужно как-то собрать себя по кусочкам и уйти – на сегодня мой учебный день завершен, но проклятый звонок путает все карты.
– Ильина, от двери отошла! – Тонкий голосок Марии Фёдоровны, нашего учителя физики, комариным писком раздражает слух. – Мне класс открыть нужно! Или в коридоре урок проведем?
Я только сейчас замечаю ее раздутые ноздри и искорки гнева во взгляде, но продолжаю недвижимо стоять.
– Лера, очнись! – поторапливает меня, не понимая, что своими потугами с новой силой настраивает одноклассников против меня. Снова слышатся смешки и замечания, чей-то смех и пустые слова.
– Ну ты чего зависла? – Моей руки касается ладонь Егора – теплая, нежная и до безумия любимая. – Мы уже все оценили твое преображение! – смеется он невесомо и тянет на себя. – Пропусти Марию Фёдоровну, ладно?
Киваю. Как в тумане делаю шаг в сторону Лихачева и пропадаю в небесно-голубом омуте его глаз.
– Тебе идет, Лерка! – шепчет он на ухо, пока оголодавшие до знаний одноклассники заваливаются в кабинет, а потом и меня подталкивает пройти в класс, не позволяя сбежать. Впрочем, рядом с ним я уже и не хочу…
Влюблённый человек глуп. Я, так точно, растеряла где-то остатки мозговых извилин. Одна только улыбка Егора, мимолётное касание, бархат тихих фраз – и я забываю обо всех обидных словах, брошенных в мой адрес Кротовым, не замечаю насмешек Громовой и делаю вид, что не чувствую наполненного болью взгляда Маши. Я не виновата, что Егор выбрал меня, правда?
Я честно пытаюсь думать о физике, слушать нудную лекцию историка о далёком прошлом, что-то писать под диктовку на русском, но все мои мысли занимает Лихачёв. Я даже забываю о Джокере и о десятке непрочитанных сообщений от него и каждую свободную минуту мечтательно зависаю, разглядывая любимые черты Егора.
Он держится рядом на протяжении всего дня. Рассказывает о чём-то ерундовом, не важном, но я жадно вслушиваюсь в каждое его слово – оно для меня! Стоило мне стать, как все, и Егор перестаёт меня стесняться. Подмигивает, когда ловит на себе мой взгляд. Смеётся. И в ответ смотрит на меня нежно, заботливо… как когда-то давно, в девятом…когда я думала, что мы навсегда.